Тайна, покрытая глазурью (СИ) - Риз Екатерина - Страница 39

— Хватит, — попросила я.

— Подожди, мы переходим к самому интересному. Как же ты стала Лилей Бергер. И как сгинул Толя Джокер.

— Оставь его в покое!

— Ты его любила? — Я не ответила, и Андрей кивнул. — Любила. Первая любовь. Это ты его подбила на то дело?

— Нет! Как я могла ему такое посоветовать?

— Действительно, глупая затея. Взять заказ на убийство авторитетного в области человека. То, что он вышел оттуда живым, уже чудо. Но он забыл, что он просто человек, и что его постоянная удача, это не везение и не его заслуга, это твой точный расчет. А он захотел большего, он хотел уважения, веса в криминальном мире. Он думал, что войдет в тот ресторанчик, сделает несколько точных выстрелов и станет легендой. — Андрей внимательно наблюдал за моей реакцией. — Он их сделал, он хладнокровно убил пять человек, а на выходе его взяли менты. Слушай, тебе никогда не приходило в голову, что они специально ждали, когда он это сделает? Убили сразу двух зайцев. Точнее, шесть.

— Оставь Толю в покое, — повторила я.

— Тебе его жалко? Хотя, не удивительно. Он ведь всеми силами тебя выгораживал на следствии. Говорил, что ты малолетка, что ничего не знаешь, и ему все поверили. Потому что трудно было не поверить, глядя на тебя. Он еще сидит?

Я с трудом перевела дыхание.

— Он умер в тюрьме. Пять лет назад.

— Достали, значит.

Я неопределенно пожала плечами. Это было мне неведомо.

— Пока шло следствие, умер твой отец. Так и не успел, или не захотел, не знаю уж, официально тебя признать. А к тому времени твое имя было на слуху, как подружки киллера. Хотя, какой он киллер, одно название. И тут удача — твоя сестра знакомит тебя с новым ухажером, Олегом Аштаевым, у которого, по счастливой случайности, дружок в администрации города работает. Пусть недавно, пусть мелкой сошкой, но помочь может. И вот задним числом, после смерти отца, ты берешь его фамилию. Отныне ты — Лиля Бергер, можно начинать новую жизнь. Стараясь не следить и не привлекать к себе внимания, чтобы кто-нибудь по случайности не вспомнил, кем ты раньше была. И влюбленный Горин кстати. Он-то наверняка поверил в то, что ты была не причем, искренне старался помочь. Он до сих пор не знает?

— Он знает то, что хочет знать.

— Вот это точно. С этим не поспоришь. — Данилов в очередной раз ухмыльнулся. — Слеп от любви.

Я зло на него глянула.

— Может, хватит?

— Что? Это его выбор.

Я смотрела на него, чувствуя, что внутри меня огромная тяжесть, способная меня погубить.

— Ты выбираешь другой путь? — спросила я нарочито безразличным тоном.

— Ты спрашиваешь о том, предпочту ли я закрыть глаза на некоторые черты характера любимой женщины? Тогда мой ответ — нет. Не люблю неожиданностей.

— Понятно. — Я отвернулась от него.

— Расскажи мне о Джокере.

— Зачем?

— Мне любопытно. Какие дела вы вместе проворачивали.

Я руки за спину завела, со стороны могло показаться, что я небрежно навалилась на подоконник, но на самом деле я нервно вцепилась в его край. Подбородок вздёрнула, старалась глазами с Даниловым не встречаться.

— Я не собираюсь тебе ничего рассказывать.

— Почему?

— Я не стану тебя веселить. Ты же можешь всё узнать, — с ехидством заметила я, — вот и узнавай. Я мешать не стану.

— Ты бы и не смогла.

Это пришлось проглотить.

— Возможно.

— Не смогла бы, Лиля. — Андрей вздохнул, улыбнулся снисходительно. — Все эти ваши провинциальные игры… Я восхищаюсь тобой, тем, как ты ловко всеми руководишь и всё организовываешь. Но твои мужчины, куда слабее. Я про Аштаева многое узнал, если бы не ты, быть ему бизнесменом средней руки. С чего он начинал-то? С пластиковых окон? — Данилов широко улыбнулся, потом вдруг прищурился, ко мне приглядываясь. — Но мне любопытно узнать о твоих дальнейших планах.

Я только головой покачала.

— Ты ничего не понял, Андрей.

— Правда?

— Я не строю империю, у меня нет планов покорения мира. Даже области. Я вполне довольна тем, что имею.

— Ну, если припомнить размер вашей области… Ещё бы ты не была довольна.

— Ты иронизируешь?

— Нет, что ты. Я же сказал: я тобой горжусь.

В его глазах была откровенная насмешка, что мешало верить его словам.

— И думаю, твой Горин всё отлично про тебя знает. Просто его это устраивает. Поначалу, возможно, твоя история с Джокером показалась ему неважной — ещё бы, когда такая фея в твоей постели и тебе благодарна, — а потом это стало выгодно.

— Я не банкомат, Андрей.

— Ты лучше, сладкая. Только к тебе нужно найти подход. Они все нашли, поэтому ты их терпишь.

— Это моя семья. Ты знаешь, что такое семья?

— Люди, которым нужно всё прощать?

— Можно сказать и так.

— И ты прощаешь? — Он пристально вглядывался в моё лицо. Наверняка, видел, что я нервничаю, и что недовольна его попыткой влезть мне в душу. — Ты прощаешь сестру, ты терпишь её выходки, я могу это понять. Племянника любишь… Но причём здесь Горин и Аштаев? Привычка?

Я окончательно разозлилась и выдохнула:

— Не лезь в мою семью. Свою заведи, и в ней наводи порядки. — Я от окна отошла, прошла к двери и без всякой надежды, зная, что она заперта, дёрнула за ручку. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с силами и снова к Данилову повернуться. — Тебе нужен Есин? Я скажу, что знаю, но это немного, поверь. А потом я уеду.

Андрей едва заметно нахмурился.

— Ты злишься на меня.

— Злюсь на тебя?! Ты влез в мою жизнь, ты спал со мной, потому что тебе за это платили. Теперь ты устраиваешь мне допрос, и ждёшь, что я приму всё это с радостью?

— Попробуй не смотреть на ситуацию так мрачно.

Я руками развела, не в состоянии уловить логику в его словах.

— Объясни.

— Я мог с тобой и не спать. Мне это было не нужно. Но, Лиля, нам ведь было хорошо вместе.

— Боже мой, какой ты циник, — всерьёз поразилась я. — И тварь.

— Да ладно.

— Ты копался в моём прошлом. Ты узнал то, что я сама далеко не всем готова рассказать. Точнее… я никому об этом не говорю. — У меня совершенно некстати голос дрогнул. — Мне было семнадцать, и я… делала глупости. И у меня есть право это скрывать! А ты гордишься тем, что докопался до всего этого, да ещё Зудину, наверняка, рассказал. Ведь так? И у тебя ещё хватает наглости наставлять меня — что считать предательством, а что нет?

— Вот только давай не будем произносить громких слов, — тоже возмутился Данилов, причём с откровенным пренебрежением и в полный голос. — Предательство, — повторил он, будто выплюнул. — Мы спали вместе две недели. Какое, к чертям, предательство?

— Думаю, тебе его никогда не придётся пережить, — со всей язвительностью, на которую была способна, порадовалась я за него. — Если ты будешь сбегать всякий раз через две недели! В итоге, сдохнешь в доме престарелых! Один!

— Ё-моё…

— Я пустила тебя в свой дом, а ты рылся в моих вещах!

— Разве ты не делала того же? Сама призналась.

— Я имела право посмотреть твои документы.

— Проверить наличие штампа в паспорте?

— И это тоже! — огрызнулась я. — И, как выяснялось, я была совершенно права! Верить тебе нельзя!

— И это мне говорит женщина, которая больше десяти лет дурит всех окружающих.

— Замолчи!

— Твоя жизнь — одна большая ложь, сладкая. Сколько ты намерена это продолжать?

— Не твоё собачье дело!

Я отвернулась от него, Андрей тоже, кажется, не собирался дальше продолжать нашу перепалку, но всё-таки, пытаясь оставить последнее слово за собой, наклонился и шепнул на ухо:

— Сколько ещё денег тебе нужно для счастья?

Я не ответила. Отошла от него и села на постель, к нему спиной. Он даже понятия не имел, что последний вопрос заставил меня внутренне похолодеть. Это пресловутое счастье и его цена меня сильно озадачивали, с очень ранних лет. Моя мать, моя приёмная мать, как-то сказала мне, что я не умею быть счастливой. Я даже в детстве не радовалась мелочам. Лиза могла час прыгать по квартире, получив в подарок куклу или новую кофточку, а мои мысли с насущного сразу переключались на что-то более серьёзное. В этом я была похожа на отца. Тот тоже окружающий мир замечал только после своих цифр и написания статей и заметок. В его мире тоже было что-то, куда более существенное, чем еда, одежда, каждодневные бытовые проблемы. И я всегда хотела большего, что бы ни получила, всегда хотела чего-то ещё. Не получить просто так, меня интересовало, что нужно сделать, чтобы заслужить. И само слово «счастье» меня интриговало. Я не могла понять, что оно означает. Бабушка говорила, что счастье приходит само, а когда я спросила: что для этого нужно сделать, она растерялась. Правда, потом, осторожно подбирая слова, добавила: