Академия темных властелинов - Мамаева Надежда - Страница 43

Пришлось подробно описывать еще и вот этого странного субъекта, и чем больше я рассказывала, тем сильнее хмурился Вердэн. Зато морковка, долго томленная на малом жару, получилась что надо.

Ели мы молча. Гость — из плошки. Я — прямо из горшочка, поскольку миска в комнате была ровно одна. Крысявка же, осчастливленная салом, тихо уплетала подачку в одну морду. Вердэн отказался от унизительной дольки сала, хотя я по-честному предложила ему самый большой кусочек, а мне же стало неудобно хомячить перченую вкусность под его уничижительным взглядом.

Наконец, когда Дэн задал, кажется, все интересовавшие его вопросы, я спросила:

— А что там с Альтом и Уиллом?

Оба были не только живы, а муженек — даже весьма здоров, чего не скажешь о его приятеле. Несостоявшегося самоубийцу приложило знатно. К тому же целители обнаружили, что с сознанием парня явно кто-то поработал.

Не далее как пару дней назад в память Уилла вложили отсроченный приказ, который и сработал сегодня. Из объяснений Вердэна выходило, что это была не магия, иначе бы ее не пропустили охранные амулеты, которые носит на себе каждый отпрыск знатного рода.

У меня на языке вертелось слово «гипноз», но я вовремя успела поймать его. Если в этом мире о таком явлении не знали даже шпионы, значит, и Рей не должна. Иначе допрос про «Грибы» покажется мне цветочками.

— Что же послужило отмашкой к началу выполнения этого приказа? — осторожно спросила я.

— Любовь Единственная Тебя Исцелит, — серьезно, глядя на меня в упор, произнес Дэн.

— Что? — не поняла я.

— Приказ. Причем безобидный. Левитации обучают в первый год, как просыпается магия, и в слове «лети» нет ничего крамольного. — Дэниэль жестко усмехнулся. — Вот только не тогда, когда мага накачали отваром эдельвейса и ему, словно упившемуся вусмерть, мерещатся голубые зайчики…

— Про голубых — это из личного опыта? — Я невинно захлопала глазками.

— Рей! — Вердэн даже тарелку отодвинул. — Чем дольше я с тобой общаюсь, тем больше начинаю сочувствовать младшему. Ты всегда такая язва?

— Как будто у тебя нет недругов, — ввернула я.

— Ты удивишься, но при императорском дворе у меня действительно нет врагов, хотя многие меня ненавидят.

— Вот видишь! — воодушевленно начала я, размахивая ложкой. — У нас с тобой уже нашлись общие черты: и тебя, и меня некоторые с трудом переваривают. Может, мы и вправду родственники?

— По твоей логике и ишак мне родственник. Ведь и у него, и у меня есть уши, а это тоже как-никак общие черты…

Я лишь усмехнулась: взывать к логике той, что провела все детство в городе, который строили итальянцы, французы и немцы, где живут евреи, украинцы и русские, а градоначальник (он же мэр обыкновениус) вообще с Кавказа… да для этого надо быть смелым на всю голову!

Вечер подкрался тихо, но быстро, как бандит в переулке. Заглянул в чердачное окно, проверяя, кто приютился здесь, под крышей? А потом по стеклу застучали крупные дождевые капли, словно стоявшие на стреме.

Бывает дождь тихий, словно воркующий, бывает затяжной, как осенняя хандра, а этот оказался неистовым. В считаные минуты окно заволокло мириадами блестящих клякс, которые стали сливаться в маленькие ручейки. Про такой ливень принято говорить «как из ведра», хотя по мне — как из пожарного шланга. Когда льет подобный дождь, не понять, где кончается вечер и начинается ночь, да и будет ли вообще рассвет или небесная хмарь скроет границу сумрака и дня?

Нас окружили шелест и темнота, буквально взяв в кольцо осады. Даже Энжи притаилась, прижимая передними лапками остаток сала к брюшку. Серые тени расплескались по кровати, по шкафу, любовницами прижались к лицу Вердэна, резче очертив то, что сглаживал свет дня.

Гость положил ладони на темную столешницу. Она, исцарапанная ножами, еще хранила тепло закатных лучей, как и все в этой маленькой комнате, где воздух напитался жаром раскаленной за день крыши.

Мелькнула мысль, что зимой здесь по этой же причине близкого соседства с черепицей будет жутко холодно, но я ее отогнала. Сверкнула и исчезла, ну и пес с ней. Зато наступившая тишина, наполненная лишь ударами капель о стекло, стала до одури плотной.

Ужин был давно съеден, и если бы не накрывший город ливень, который лучше любого заклинания навесил на нас полог безмолвия, Дэниэль наверняка бы уже отчалил.

Но он продолжал сидеть, вертя в руках ложку и задумчиво глядя в окно. Я тоже смотрела на струи и ловила себя на желании распахнуть створки, за которыми сверкали молнии, бился, словно в агонии, ветер и хлестали наотмашь капли дождя.

— Ты тоже любишь грозу? — Простой вопрос, прозвучавший в тишине особенно громко, заставил Энжи вздрогнуть.

— Да, — не стала кривить душой. — Особенно на море, когда стоишь на утесе и под тобой беснуются волны.

Ответила быстрее, чем успела подумать, то ли поддавшись странной красоте стихии, то ли чертовой эмпатии фениксов. Ведь знала же! А сорвалась.

Опростоволосилась по полной: откуда девушке из провинции известно, что такое шторм на море? Дэн поднял на меня внимательный взгляд, но, что самое удивительное, в его глазах не было блеска азарта, как у гончей, взявшей след.

Я же захотела стереть из его памяти эту нечаянно оброненную фразу: подошла к окну и решительно распахнула створки, подставляя лицо порывам ветра, каплям дождя.

Занавеска взметнулась шалью цыганки, что в бешеном кружении танца сама теряет голову и сводит зрителей с ума. В комнату плеснуло сырой свежестью. Новизна, острота, неистовая нагота природной стихии опьяняли. Вытесняя мысли из головы, выпуская чувства на волю. Я всегда любила грозу, но в сегодняшней буре было что-то особенное, новое, болезненное и желанное одновременно.

Если я не ошиблась в этом «тоже» гостя, то сейчас он должен, нет, просто обязан прожить эти мгновения ощущениями, а не разумом. Если не забыть, то задвинуть вглубь сознания мой нечаянный ответ.

Я закрыла глаза. Ветер играл с волосами, лицо было мокрым, как и одежда. А я почувствовала на кончиках пальцев знакомое покалывание. Во мне бурлила магия, она словно откликнулась на бушевавший на улице шторм.

Произошедшее секундой позже оказалось столь внезапным, что я не успела даже понять, что это вообще было. Стремительная черная тень метнулась ко мне из-за стола и буквально отбросила к стене, припечатав своей тяжестью.

Ухо обожгло горячее дыхание.

— Что же ты творишь, ненормальная?

Внутри меня все еще бушевала стихия, сила, что разгулялась не на шутку.

— Посмотри на меня, — приказ. Четкий и короткий, заставляющий подчиниться помимо воли. — Не смей отпускать дар, иначе он выжжет тебя!

Дэн пробормотал что-то в сторону о молодых глупых некромантах, которые еще не научились контролировать силу, а все жадничают, впитывая больше и больше.

Как сквозь сон, я услышала вопрос, обращенный ко мне:

— Крыса, она — твой фамильяр?

Услышала лишь заикающийся писк Энжи: «Да», — после которого я поняла, что лечу в какой-то бездонный колодец.

Боль, прошившая молнией тело, зацепила ускользающее сознание. А потом, в краткий миг вспышки света среди кромешной тьмы, словно чья-то сильная рука подхватила, рывком остановив мое падение.

— Ну, давай же! — голос на грани.

А потом я ощутила ее — силу. Она поднималась из глубины, словно проснувшийся гейзер. Сокрушительная, как волна цунами, разрушающая все и вся, магия выжигала меня тьмой, разрывая на части. Я была барьером, хлипким заграждением на ее пути в реальный мир. И когда показалось, что сила вот-вот выплеснется через край, накроет с головой, поглотит… она лишь обдала первозданной тьмой, будто налетела на волнорез, рассеклась, огибая меня, и, собравшись в поток, устремилась в мир…

Последнее я не поняла умом, а скорее осознала каким-то внутренним чутьем. Как и то, что русло этой реки, связавшей мою силу и реальность, — Энжи.

Крысявка стала проводником для дара, который я просто не смогла обуздать.