Академия темных властелинов - Мамаева Надежда - Страница 40
- Предыдущая
- 40/65
- Следующая
Меж тем Бьянка начала просыпаться. А у соседней кроватки вовсю шла мелкая война младенца и курсистки. Той самой, в очках, с которой мы столкнулись у дверей экзаменационного кабинета.
Ей попался человеческий младенец, но чуть старше. Судя по карточке, закрепленной у кроватки, ему минуло уже полгода. Мужик — всегда мужик. Даже если его чресла прикрыты тканью. И не важно, что это за тряпочка — банное полотенце или пеленка.
Эту простую истину сейчас и доказывал младенец, похлопывая по груди свою няньку. Он отпихивал рожок с молоком, упирался ножками, задирал свой курносый нос и деловито стремился к девичьим прелестям.
— Вот ведь! — в сердцах выдохнула нянька, пытаясь убедить «мужика», что и в рожке молоко ничуть не хуже. Но, держа в одной руке упирающееся и голосящее чадо, а в другой — местный аналог детской бутылочки, заниматься уговорами сложно.
— Давай помогу, — предложила я, кося одним глазом на Бьянку.
Вампирочка, поворочавшись, вновь приснула.
— Спасибо, — кивнула курсистка.
Малец, которому все же сунули в крикливый рот рожок, втянул носом воздух и чуть недовольно засопел, причмокивая. Я, не особо задумываясь, погладила малыша по спине и что-то чуть слышно забормотала на ухо. Но дитю, судя по всему, это уже было безразлично.
Заметила, что мужчине вообще многое безразлично, когда его вкусно кормят. Можно даже раздеть догола, он и не заметит, если рот занят, а желудок благодарно урчит. И не имеет значения, о пеленках речь идет или о рубашках.
— Меня Натаниэль зовут. Можно просто Ната, — чуть смущаясь, протянула курсистка, когда с кормлением ее подопечного было покончено. — И еще раз спасибо за помощь. У нас с мужем детей нет, вот я и теряюсь.
Я смотрела на эту хрупкую девушку, назвать ее замужней дамой не поворачивался язык. Слово за слово, пока ухаживала за Бьянкой, кормила ее, играла, делала пометки в пергаменте, отмечая реакцию малышки на новые предметы, то, как она держит головку, поворачивается, мы с Натой разговорились. Общению на практике куратор не мешала, только напоминала, чтобы не забывали о главном и не повышали голоса. А потом был первый «коллоквиум». Мы должны были уложить спать наших младенцев.
Только тогда я, тряся малютку на руках, поняла в полной мере значение слова «ушатать». Я пробовала петь колыбельные, шипеть, даже сказку начала рассказывать, но при этом так сама хотела спать, что моего колобка сбила фура, едва он выкатился от бабушки с дедушкой.
Выручила меня Энжи, с мученическим вздохом сползшая с плеча.
— Только не спрашивай, откуда я это знаю, — пропищала она и… засунула свою лапку в рот малютке, пока куратор отвлеклась.
Бьянка, будто этого и ждала, присосалась к кулачку крысявки и затихла, а спустя пару минут и вовсе сладко сопела.
Прежде чем нас отпустить, куратор напомнила, что после полудня в расписании еще значатся «легенды и словесность». Как пояснила магесса Арелия, на сем занятии мы будем изучать детские сказки, песенки, потешки и зубрить их.
Кто бы сомневался.
В магистерию возвращались дружной щебечущей толпой.
На подходе к академии нас обогнул парень, вышедший из ворот. Все бы ничего, но он здорово задел мне плечо. Я потерла ушибленное место и уже хотела ответить, но когда обернулась — никого не было.
Вот только, войдя в ворота академии, я отметила, что сегодня студенческая суета какая-то уж больно волнительная, что ли…
— Вы что тут стоите? Пропустите все самое интересное! — сразу обращаясь ко всем курсисткам, крикнул какой-то паренек, деловито улепетывая в сторону мужских общежитий темной половины.
— А что там? — спросил кто-то из курсисток ему вдогонку.
— Самоубийство намечается! — крикнул он, сверкая пятками.
Я же, услышав об этом, рванула следом.
Когда добежала, взору предстала картина: на краю крыши башни — Уилл. Парень был настроен решительно, он даже уже шагнул, вот только Альт, схвативший его за руку, мешал ему упасть. Зато самоубийца своим весом неотвратимо подтаскивал моего муженька к краю крыши. Лететь, сорвись они, было этажей семь.
А по толпе гулял шепоток про так не вовремя поставленный на стены общежития и прилегающую территорию антимагический полог…
Поверх рокота толпы студиозусов прозвучало:
— Начинаем аукцион!
Крикуну тут же отвесили подзатыльник, но его еще более громкое оправдание: «А что? Столько народу собралось. Грех что-нибудь не продать!» — разделило толпу на два лагеря. Одни ахали над развернувшейся на крыше драмой (в основном это барышни со светлой половины). Вторые — с факультетов некромантии, чернокнижия и боевого магического — отпускали циничные шуточки, между строк которых так и звучало: да когда же он грохнется наконец!
Такая бесцеремонность объяснялась просто: неврастеникам не место среди воинов. Пусть уж лучше такой самоубьется сейчас, чем из-за его расшатанных нервишек придется подставлять спину под когти нежити.
Я вглядывалась в две фигуры, лихорадочно соображая, что же сделать…
На брусчатку упала черепица, первой не выдержавшая натиска дружеских чувств Альта и Уилла. Она проскользила по полотнищу вертикального флага, что реял вровень с окнами пятого этажа и мел кистями карниз на уровне второго, и разбилась о булыжник. Зато на крыше появилось еще одно действующее лицо: наш физрук. Магистр Дирк, ступая мягко, по-кошачьи, добрался почти до козырька, когда черепица сбоку начала ехать на манер ледника целым пластом. Мужчина замер.
Черепица упала на камни при полном молчании, осенив толпу облаком пыли. Прониклись все. И адепты, и подоспевшие к этому моменту преподаватели, и даже юный коммерсант, желавший устроить торги.
— Альт, держи его! — Сильный, уверенный голос преподавателя услышали все. — Отпустишь — силовым арканом не подхватить. Сегодня, как назло, на общежитие установили антимагический полог. Ни плетения, ни заклинания левитации не подействуют.
Двор загудел. Седобородый старичок в голубой хламиде (преподаватель лекарского дела?) воздел корявый, как ветка карагача, перст к небу и заголосил о ценности каждой жизни. Экзальтированная девица начала обмахиваться платочком, причитая: «Ну как же так! Я сейчас от волнения лишусь чувств…» — но, оглядевшись по сторонам и узрев, что все внимание стоящих вблизи парней приковано к крыше, грохаться в обморок раздумала.
Зато темная половина академии хранила единодушное молчание, лишь с жадным интересом вглядываясь вверх.
Дирка и Альта разделяло всего несколько метров, которые магистр не мог пройти из-за обвалившейся черепицы. Но вот в руках мужчины появилась веревка, конец которой он и кинул белому как мел моему муженьку.
Кто-то из толпы облегченно вздохнул, предвосхищая благополучный исход. Зря.
Альт неуклюже взмахнул рукой, пытаясь поймать конец, и чуть сам не потерял равновесие.
Все же кое-как он умудрился ухватиться за веревку. Вот только спасаемый отчего-то удвоил усилия по своему самоубийству, упираясь ногами и бурлаком таща за собой вниз моего супружника.
Все в толпе смотрели лишь на это противостояние, и ни один не видел ее. Смерть. А госпожа костлявая меж тем, подобрав подол и зажав под мышкой косу, на цыпочках шла по карнизу, недовольно цыкая на магистра. Как же! У нее тут сверхприбыль наметилась — аж два адепта, а какой-то мужик собирается вырвать душонки, которые она записала уже на свой счет, из ее рук!
Чернобалахонница доковыляла до ребят, сделала пару шагов вверх по скату и, выпустив из пальцев подол, половчее перехватила косу. Замахнулась ею на манер топора и, опустив лезвие на натянутую веревку, начала пилить волокно.
Рука, что легла мне на плечо, заставила не просто вздрогнуть всем телом, а едва не заорать.
— Интересное зрелище, не так ли? — раздался знакомый голос с хрипотцой.
Вторая рука нагло легла мне на талию.
— Очень, — севшим голосом ответила я. — Особенно если учесть, что это зрелище того, как я становлюсь вдовой.
— Что? — В этом коротком вопросе смешались гнев, возмущение и даже обида.
- Предыдущая
- 40/65
- Следующая