Академия темных властелинов - Мамаева Надежда - Страница 17

— О чем это ты? — отрикошетила я вопрос.

— Ты хоть представляешь, что такое нянчить ребенка с магическим даром? Да на эти курсы заманивают посулами, их финансируют богатые родители, а желающих все равно не очень много…

— Но почему? — Я все никак не могла понять, а крысу раздражало, что я торможу, как эстонец на «запорожце» в час пик.

— Да хотя бы потому, что бонна — красивое название для няньки, обслуги. Те же, у кого есть хоть малейшая магическая искра, — чаще всего аристократы, пусть обедневшие, как церковные мыши, но благородные эктры, грефисы… Пойдут такие в услужение к разбогатевшему простолюдину, у которого чудом родился отпрыск со способностями к магии? Или, того хуже, станут наниматься в няньки к тем, кого могли бы встретить на светском рауте, если бы не бедность, что щекочет пятки?

Мне, дитю двадцать первого века, сперва было тяжело понять, что имеет в виду крысявка. Благородным, хоть и нищим, не пристало гнуть спину? Зазорно выслушивать колкости от тех, кто по происхождению ниже, а по кошельку — выше? Да плевать. По мне гораздо хуже грязной работы — грязные мысли и намерения. И если есть возможность заработать честно, то пусть и няней.

Крыса на мой пламенный спич лишь махнула лапой и глубокомысленно изрекла:

— Я всегда считала, что у умных людей ценностью должно быть достигнутое, а у дураков — желаемое…

— И? — не поняла я глубины ее сакральной мысли.

— И, послушав тебя, я осталась при своем мнении, — тактично закончила голохвостая, дав тем самым понять, что умной она меня отнюдь не считает.

— А ты, значит, у нас и умная, и красивая? — сыронизировала я, глядя на Энжению.

— Я — дальновидная… — протянула крысявка. — Помяни мое слово, эти нянькообразовательные курсы добром не кончатся.

— Чтобы они кончились, они сперва хотя бы должны начаться. Ты знаешь, где эта Академия двуединой магии?

— Кто же не знает Академию темных властелинов и светлых паладинов? — хмыкнула крыса и даже ударила хвостом о булыжник от негодования: я посмела усомниться в ее осведомленности.

Как оказалось чуть позже, не зря я сомневалась.

Квест «Найди академию» пошел на второй круг, благо лабиринт улиц этому не только не мешал, но даже благоволил, когда я плюнула и обратилась-таки к одному из прохожих. Вернее, к одной.

В родном мире, когда мне надо было у кого-то узнать дорогу, а «двагис» посылал меня не совсем понятным и чуток матерным маршрутом, я обычно выбирала на улице человека, у которого шапка с помпоном. Ну не наденет стервозная чикса такую. И агрессивный националист, и желчная старая дева. Смешно, но маркером человечности был этот самый пушистый помпон. И, к слову, он редко меня подводил. А тут…

Я пропустила мимо двух расфуфыренных и столь надушенных, что батальон химзащиты и то прослезился бы, фанаток тюрнюров, фижм и рюшей. Эти дамочки, проходя мимо, облили меня цистерной презрения. Я мысленно пожелала им состояния пюре, или, как выражалась бабуля, «картошки в депрессии»: вроде картошка как картошка, но такая подавленная…

Спешащего куда-то старичка в мантии я попросту не успела догнать. Этой своей резвой походкой он дюже напомнил мне ушлых пенсионерок, берущих штурмом утреннюю электричку. Вроде бы и почтенный возраст, но такая энергия, энтузиазм… битва на Курской дуге по сравнению с их желанием попасть на дачу — игра в песочнице совочками.

Наконец я увидела маленькую прыщавую субретку в чепце. Ее-то и взяла в оборот. Оказалось, что академию по решению градоправителя перенесли за городскую черту, дабы не смущать честной люд.

Служаночка махнула рукой, задавая направление, и я, тяжко вздохнув, потопала.

Добралась до заветной цели, уже когда солнце давно перешло зенит, а мое терпение — границу, когда осторожность держит в узде злость.

Гостеприимно распахнутые ворота с чуть покосившейся створкой, суета, что приличествует всякому учебному заведению в пору большой перемены, броуновское движение юных — и не совсем — чад, жаждущих постичь колдовскую науку…

От любования идиллией учебного процесса меня оторвал скрипучий старческий голос.

— Чего надыть-то?

Я оглянулась на появившуюся невесть откуда привратницу. Сгорбленная старуха не иначе совмещала тут три важные профессии: фейсконтроля, вышибалы и секретаря.

— Я по объявлению, на курсы… — оборвала сама себя, нарочито смущаясь.

Помню, как еще малявкой, будучи отправлена на летние каникулы к бабушке в Одессу, не раз слышала поучения: «Ира, не забывай вовремя закрыть рот с той стороны! Недосказанность позволяет досочинить твоему собеседнику нужную для тебя концовку!» Вот и сейчас я не стала уточнять, что да как, а «дама с ресепшена», почесав свой крючковатый нос, задумчиво произнесла:

— А-а-а… так ты на няньку пришла учиться… Добро… Не то что эти напомаженные лессы, что спят и видят, как в акэдэмию протиснуться и мужика себе отхватить побогачее! — Бабулька, узнав, что я не в адептки намылилась, а на «прослушивание менеджера низшего звена», оттаяла, приняв за свою касту, и перешла на простое и понятное «ты».

— А может, и я так же, — сказала полушутя, ожидая реакции старухи.

Как говорится, чаще всего самый правдивый ответ — на тот вопрос, что задается вроде бы не всерьез.

Привратница гортанно хохотнула:

— Ну, уморила… Я же по руке вижу, что ты благородная… Хотела бы мужа отхватить, шла бы на иллюзионку. Там самый малый взнос, даже небогатые могут… Другой вопрос, что их — как собак нерезаных… Зато вроде как магичка, — выдала старуха, а потом, одобрительно крякнув, прошлась по мне взглядом с ног до головы. — А ты за работой пришла.

— А вы не больно-то здешних аристократов боитесь, — слегка удивилась я тому, что с виду простолюдинка без всякого подобострастия отзывается о «золотой» молодежи.

— Тю, а шо мне их тихариться-то? Тута акэдэмия… здесь слегонца другие законы, не имперские… Да и сижу я невысоко, оттого падать не боязно.

Я лишь усмехнулась про себя: у нас в фирме тоже страшнее уборщицы бабы Глаши зверя не было. Ее знаменитое: «Куда по намытому!» — заставляло нервно вздрагивать даже директора.

— Так вот, девонька, ты меня, старуху Храфу, послушай. Если хочешь попасть на курсу енту, нянькой, то поторопись. В этом году, почитай, уже группу набрали…

Привратница подробно расписала, куда следует идти и что спрашивать, и я под ее напутствия направилась на таинственный «экзамен». Вот только вряд ли я могла ожидать, что за дверью, где заседала приемная комиссия, меня ждет отнюдь не веер билетиков, разложенных на сукне.

Я миновала внутренний двор магистерии, полавировала по коридорам южного корпуса и постучалась в дверь с табличкой, на которой была выгравирована перевернутая руна жизни. Хрипловатое «войдите!» посчитала знаком свыше, но едва открыла дверь и переступила порог, на меня понесся клубок из сцепившихся шавок.

Псины остервенело и, что самое поразительное, беззвучно драли друг другу глотки, как шопоголики на распродаже в черную пятницу. Первой моей реакцией было отскочить подальше от этой грызни, на худой конец — заорать. Но из глубин памяти всплыли слова друга Сашки-кинолога: «Если видишь собачью свару, ни в коем случае не ори, не делай резких движений и главное — не бойся».

Если с первыми двумя пунктами я пусть и не блестяще, но справилась, а попросту — застыла соляным столбом, то что касается «не бояться»… И тут до уха долетело женское ехидное: «Ну эта хотя бы в обморок не свалилась». Я оторвала взгляд от псин и увидела комиссию, вольготно расположившуюся в креслах у камина. Трое профессоров в мантиях: дама стервозного вида, старик и молодой мужчина — с умеренным интересом наблюдали за мной. Вернее, за моей реакцией на грызню здоровенных бойцовских собак.

— И что вы встали? Разнимайте, — лениво протянул сухопарый экзаменатор, чья кожа вызывала у меня стойкую ассоциацию с ветхим пергаментом. — Можете использовать магию и подручные средства. Ваша задача — чтобы они друг другу не навредили. В идеале — и вам тоже.