Радиант - Бушков Александр Александрович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/69
- Следующая
— Вот не думал, что я домашний тиран... — сказал Сварог. — С чего бы я ей запрещал потанцевать в коротеньком платье? Да сколько угодно. Не боится же она меня, грозного мужа?
— Нет, конечно, — сказала Канилла. — Просто Янка — девушка ответственная и серьезно относится к своему положению мужней жены... вы меня только не выдавайте, ладно? Она особо не рассердится, но все равно...
— Могила, — сказал Сварог. — Так что ты ей так и скажи: я прослышал краем уха и ничего против не имею. Может быть, и сам как-нибудь загляну. Пустишь?
— О чем разговор, командир!
— Вот, кстати, — сказал Сварог уже серьезно. — Обе дочери Интагара у тебя в Ассамблее ведь тоже состоят?
— Ага. В превеликой тайне. Если грозный папаша узнает, в каких платьях они щеголяют...
— Вот именно, грозный папаша со своими специфическими взглядами на мораль... — сказал Сварог. — Когда ты сможешь увидеть Вилеретту?
— Да хотя бы сегодня днем. Я к ней иногда заезжаю в гости, — Канилла тоже посерьезнела. — А что случилось?
— Ничего пока, — сказал Сварог. — Но последствия возможны самые непредсказуемые. Слушай внимательно...
...Заложив руки за спину, Сварог чуточку нетерпеливо прохаживался по кабинету. Он уже давно продумал, как построит разговор, но еще с четверть часа предстояло ожидать молодую женщину, чья судьба могла послужить темой для баллады или сюжетом для рыцарского романа. И в том, и в другом случае конец оказался счастливым, что как нельзя лучше укладывалось в каноны поэзии и изящной словесности.
В чем-то история герцогини Латери, до замужества баронессы Таргайл, напоминала неизвестную здесь историю прекрасной Анжелики — вот только здесь романтики не было ни капли, а вот грязи имелось выше головы...
Герцог Латери, родовитейший вдовец, считался хозяином одной из провинций, расположенных лигах в ста от Латераны, — ничего удивительного, если учесть, что его владения занимали добрую треть провинции. Классический магнат старого времени: все крестьяне состоят на положении крепостных, расположенные на его землях гербовые города стараются особой строптивости не проявлять (есть разные способы у господ магнатов изрядно навредить даже гербовому городу, не нарушая законов), губернатор почитает за честь приглашение на обед, пышные охоты, роскошные балы для знати не только этой, но и двух прилегающих провинций, и все такое прочее, вплоть до приглашений на имперские балы и приемы. Одним словом, жизнь удалась.
Барон Таргайл, отец будущей герцогини, был полной противоположностью соседу: чуть ли не клочок земли с четырьмя деревушками, бедные пашни, каменистые пастбища да водяная мельница, обеспечивавшая барону больше половины годового дохода. Словом, еще один классический персонаж, только с обратным знаком: замок ветшает, наполовину уже не пригоден для жилья, а чинить не на что, из крестьян, как ясно умному человеку, много не выжмешь, хоть ты их каленым железом жги, они и сами едва сводят концы с концами, сыновей, которых можно было бы и пристроить на выгодную службу, нет, богатые дальние родственники давно уже предпочитают с обнищавшим неудачником не водиться, приданого для единственной дочери практически нет, накопления на черный день у зажиточных крестьян в иных местах побольше... В общем, полный абзац.
А дочка, которой едва исполнилось двадцать, — писаная красавица. Вот только и на выгодное замужество рассчитывать нечего — красота красотой, а более богатые соседи воротят нос и прозвали красавицу Вердиану «пастушкой».
И вдруг все меняется, как в сказке или том самом рыцарской романе. Блестящая охотничья кавалькада герцога однажды проезжает через «владения» барона и останавливается у его замка перековать потерявшего подкову коня главного ловчего. Герцог замечает стоящую на балконе красавицу Вердиану, вышедшую полюбоваться столь непривычным для нее зрелищем.
Поначалу ничего не происходит. Герцог благодарит барона и скачет дальше. Вот только у барона вскоре после этого по какой-то злой прихоти судьбы начинаются невзгоды. Он вдруг лишается главного источника своего благосостояния, той самой водяной мельницы, сгоревшей дочиста, — ну, правда, была гроза... Восстанавливать не на что. Еще через пару недель вдруг всплывают ветхие, всеми позабытые документы, по которым выходит, что половиной своих земель, тремя деревнями из четырех, барон долгие годы владел совершенно не по праву, а по праву они принадлежат одному из соседей — просто так уж вышло, что документы завалялись в каком-то пыльном углу, что и с более важными бумагами не раз случалось. Коронный судья провинциария подлинность документов подтверждает и передает спорное имущество законному владельцу. Барон в трансе. Впору вешаться (точнее, травиться или стреляться, потому что для дворянина вешаться позорно) — но на кого оставить дочку?
Тут все снова все волшебным образом меняется. К барону заявляются трое расфуфыренных, как павлины, дворян герцога, все с золотисто-синими бантами сватов на плече, выкладывают на стол кельсий[4] (при виде которого у барона язык отнимается и наступает общее оцепенение организма) и по всем правилам объявляют, что герцог просит руки прекрасной Вердианы, которую полюбил с первого взгляда и очень просит не затягивать с ответом.
Затяжки не происходит. Уведя дочку в другую комнату, барон падает перед ней на колени и слезно молит согласиться, иначе, чего доброго, придется и по миру пойти. Герцог уже в годах, прямых наследников у него нет. В общем, суровая наша жизнь на грешной земле — штука жесткая...
Красавица Вердиана, конечно, и почитывает баллады с романами, и, как практически все в ее возрасте, втихомолку мечтает о юном красавце на белом коне — но, во-первых, сердце ее никем не занято, а во-вторых, житейской практичности у нее достаточно — ясно, что отца надо спасать, не она первая, не она последняя, такова жизнь...
Согласие дается моментально. Ну, свадьба, конечно, роскошная с парой сотен приглашенных окрестных дворян, жареными быками и бочками вина для крестьян, фейерверками и прочными понтами.
Никак нельзя сказать, что новобрачная была несчастной, в чем сама честно признавалась Сварогу. Герцогу за пятьдесят, но мужчина он видный, невинности лишает бережно, и в дальнейшем ночью не разочаровывает. С ходу осыпает драгоценностями, возит на все балы и охоты, так что новоявленная герцогиня первые пару месяцев замужества ходит чуточку хмельная и без вина — чересчур уж велик контраст между жизнью прежней и нынешней, у любой голова закружится...
А вот потом началось что-то не то. Герцог предложил юной супруге новое развлечение, и она, как примерная жена, согласилась, не расспрашивая о подробностях.
Развлечение оказалось, мягко говоря, нестандартным. В огромном парке герцогского дворца имелся отгороженный высокой стеной уголок, именовавшейся Медвежьей Чащобой. Ключ от ворот имелся только у герцога. Забава была незатейливая: герцогиня бродила по лесу в одной легкой ночной рубашонке, а герцог ее старательно выслеживал — одетый в искусно изготовленную медвежью шкуру с медвежьей же головой. Выследив, торжествующе ревел и исполнял супружеский долг, не снимая шкуры.
Занятно, но первое время герцогиня подчинялась, не прекословя. Дело в том, что определенного опыта у нее не было совершенно, не имелось опытных подруг, способных бы просветить касаемо нормы и извращений, и она попросту была в растерянности: а может, в семейной жизни так и полагается? И законный супруг вправе выдумывать всякие забавы?
Чуть погодя стало ясно, что происходит все же что-то неладное, — когда к ней вечером бесцеремонно ввалились в спальню трое пажей герцога. Мальчики крепкие без труда сломили слабое сопротивление и принялись вытворять, что душе угодно (в подробности она не вдавалась, только густо краснела и отворачивалась, да Сварог до подробностей, понятно, и не доискивался, хватало общей картины). Вскоре явился и герцог — и тут уж началось такое, с участием всех пятерых одновременно...
- Предыдущая
- 9/69
- Следующая