"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ) - Гарандин Олег - Страница 8

– Да, очень неудобно. Новшества конечно не нужны – и без них тошно, Но какая будет повсюду в том новость, если за Валисасом и раньше числились подобные выходки и ни о какой низости полета речь не шла? И в чем здесь тогда – новшество и в чем – инцидент?

– А в том «инцидент», что вот тут-то и начинается, собственно говоря, само происшествие. Именно тогда, когда Валисас пошел по улице в таком виде и шел вперед, подвернулся к нему под ноги в резиновой шапке незнакомец, и в резком движении нахлобучил «площадь» до самых плеч (даже перья разлетелись в разные стороны). Не стоило этого делать. Но коль нашло на него – пусть – сойдет – сено на макушке осталось. Умора просто! Валисас и не понял кто и, как такое могло случиться, и абсолютно с ним?! Глупо? Глупо. И, ввиду такого насмехательства, все остальное, что могло его вразумить, еще менее важно показалось тогда для него. И, вот именно здесь, события и начинают разворачиваются с той быстротой, которую и представить трудно. Представьте себе! Потому, как стало досконально известно, что в тот самый круговорот появления незнакомца (как то вдруг и точно специально появился он), Монка Спирдячная (танцовщица) оказалась здесь невольной зачинщицей, когда накануне ехала с незнакомцем в поезде и таким образом получила его в попутчики. А получив – подучила. В процессе разбирательств и в выборе наказания для Монки, все это впоследствии попытались выяснить до мелочей. Но тогда она была еще Монкой, ехала пред тем, как приехать, с незнакомцем в поезде долго, а ездила она за Маршевый Спуск в Пешеходную Заграницу Альянса по своим делам и просидела рядом с незнакомцем на одной подножке заднего вагона. Водопад уже тогда был на грани. Говорили «ни о чем» (сама признавалась): смотрели вдаль, поезд летел, в небе луна. Монка Спирдячная знаете кто такая? Теперь ее натура не столь важна. Но, что бы ни говорили о ней злые языки, она никогда в преступных связях не была замечена (ни в чем); у нее и походка слишком легкая для этого, и любит она всякие ленточки, шнурочки, заколочки, чтобы бунтовать. Но, между тем, не смотря на ленточки и заколочки, казнят ее чуть ли в каждую тумбу Хвита Хавота именно за них (чтобы скромней была), и тем самым Шаровмановским топором! Отрубят, правда, как правило, одну только башку, не больше, и вот теперь, наверное, тоже отрубят. Потому, как если сверху не ведро, то, значит, и нет ничего, а когда нет ничего, то и само то «место», где нет ничего, не обязательно. По логике. В ведре надо ходить. И потому, если нет на голове ведра – ее рубят. Она и не подумала в этот раз, что «могут», а незнакомец возьми и намотай на руку шаль, был весел, а сам – вздумал. Ну и, чтобы вы думали? Да ничего!

«Как у Шонке Разутой пятка торчит» – сказал Расти Парный, глядя на помост, когда Монка нагибалась.

«А у Вотуна Кармагора теща уехала» – подумал Пипит Тиронский.

– Постойте, не торопитесь слишком. Давайте целенаправленно разберем, без присущей беготни, данное происшествие. Значит, говорите, перья разлетелись? Перья, надо думать, ни от кого другого, как от аиста?

– Точно так.

– Вопрос второй: в резиновой шапке очень неудобно ходить, если сверху ведро. Голова будет, как тот же колокол. Значит, незнакомец был без ведра?

И третье: Монка Спердячная. Это не та ли Монка, которая раньше тихо в прилавке лежала, а после по рукам пошла?

– Она и есть! Мода на Монку тогда пошла. И весь абсурд этот вышел не о того только (башку то можно было на месте оставить), что навсего всего, когда «нахлобучил» «площадь» незнакомец на плечи Валисасу, не стало видно только ботинок (закрылся весь обзор), а в том, что сам вид Замащенной, как будто, не испортился! Хотя испанские воротники нынче в моде, и в другое время их «можно» носить, но самое странное здесь заключается в том, что незнакомец, по общему своему статусу, не мог догадываться, что по Замащенной так ходить нельзя (только в ведре), да еще во вторую долю Хвита Хавота! А, следовательно, кто-то подучил его «так сделать», а, следовательно, подучив, посвятил в «тонкости» перемен, а, следовательно, посвятив и подучив, развязал тайну связей и показал грань понимания и проникновения в саму суть взаимосвязей. И здесь – не шуточно! Вот в чем стала заключаться сама география подозрений!

– Вы не будете против, если я ударю сейчас ладонями по своим коленям. Вот так новость! Да это – бунт!

– Увольте. Это – цветочки. Железобетонные обстоятельства случатся после!

– Но это же просто – Чуткин Провал какой-то, а не Сатунчак! «Что» в данном случае получается? Получается, что в силу мгновенности переименований и оттопыренных на свой градус оттопыривания замшевых воротников, градус нахлабученности такой шляпы превышает все мыслимые пределы, поскольку данный головной убор, если надеть ведро, будет способствовать полному отсутствию видения того, что под ногами! А это, в свою очередь, означает полное отсутствие не только понимания «пути», но исключает собой саму «целенаправленность», а, следовательно, «целеустремленность».

– Конечно! Мало того – видеть, «куда идешь», и в другие дни не обязательно – все маршруты и так известны. Но, когда в такое положение дел вмешивается посторонний, это – не шуточно!

– Еще бы.

– И вот еще одна деталь. «Любая тень, как известно, легче того, кто бросает ее на стену», – поговорим дальше. Дальше – даже сомнений не вызывает. (Давно предлагают в Сатунчак использовать «тень» в качестве строительного материала, и не только зданий – много получается преимуществ, но есть сложности). Во-вторых, открыл дверь, допустим, Хохок Мундорок уже после того, как ушел Роту из ложбины своей на улицу – и сказал Валисасу: «Входите, любезнейший, – у меня походим». Мол, заходите, туда-сюда, обмозгуем, – в гости. Опять хочется спросить – откуда такое гостеприимство взялось? Вам, значит, в такой день не откроет никто, как не стучи, а тут, вдруг, – «входите»! И на чьих усах крошки хочется вблизи посмотреть, и почему их не далеко только увидеть можно? Ценности ведь только до тех пор остаются ценными, когда посторонним не известны. Но когда получается, что можно в Сатунчаковскую Пустошь созывать гостей, значит, того гляди, можно будет вскоре и назвать Пустошь, как хочется! Где это раньше было видано!? А тут, еще посреди улицы, какой-то «чунь» (незнакомец) демонстрирует такую прыть и демонстрирует он прыть ни в каком другом месте, как в окружении этих стен, и в ус он даже себе не дует, потому что – ветра нет. «Где ветер?» – закричал тогда Шестикос Валундр, насторожившись, а Попорон Попогор, подражая ему, закричал: «Ветер где?»

– То есть, хотите сказать, что образовалось, как бы, случайное намерение немножко обогнуть наступающий изгиб Хвита Хавота таким приглашением, и приблизить ожидаемый за тем праздник «Много плясать» еще ближе?

– Именно.

– И возник вопрос – как сделать?

– Ну, безусловно.

– Но, ведь, это очень просто. Берешь кусок цветной бумаги и т.д. Простейшая клизма, в сущности. Но эта клизма простая, а надо было, как понимаю, сложную, чтобы все запутать. И кто, спрашивается, замешал эту «муть»?

– И я о том же. Ведь Роту мешает не так. У Роту не бывает, чтобы смешивались и не различались две разные стороны одной и той же плоскости – смешивают обычно крупу и воду и получается каша. Роту делает иначе. Он стоит подле котла, мешает большой алюминиевой ложкой внутри, но если посмотреть внимательно, то получается так, что крупа замешивается, а вода нет. Время он мешает так же: окна, дома, даты, зимы и весна в одну сторону, Кацуская в другую.

– Так кто?

– Сейчас выясним. Предположим, Хохок Мундорок свои цели преследовал, принес «свою» ложку и хотел принять в том участие. Но не тут-то было! Он подсмотрел тогда из-за плеча «в какую сторону надо мешать», но его прогнали. «Иди отсюда» – сказал ему Шестикос. И ничего у него из этого не вышло. Значит, не он изначально думал выделить из основной массы содержимого себе выгоду. Вы следите?

– Я прослеживаю.

– И хотя чешую эту не особенно легко можно сварить, и вонь стоит такая, что улицы начинают терять правильное направление, тем не менее, и в простые дни склизкий на взгляд тротуар увести может до самой окраины, где можно только предполагать – кого там встретишь. У него, у Хохока Мундорока, не получилось бы этого. Еще бы! Жена в старомодной каске ходит, а он туда же! Умник. Так кто? Но тут же, сразу после этого, образовалась наполненность в зале не маленькая и больше именно к слуху. «Чего, чего?» – как обычно стоял на своем Казумуд Комков. «Не молчите. Ищите»; «Чтобы глядеть и видеть, надо стоять и смотреть» – сумничал Шестикос; «Одно обязательно получается из другого» – подхватил Пипип Севряжный. Все это, положим, – так. Но, не смотря на эту наполненность, в связи с создавшимся положением, все-таки смотреть было «надо» да и «было на что», и в первую очередь, именно на то «куда» и «что» мы положим, и к тому же, для того, чтобы «искать», надо обязательно знать «кого», «в каком виде», и «где», и только тогда уже разводить философию. А здесь – что? «Когда луна светит в спину незачем смотреть ей в лицо» – известная ретроградная реплика. Вот – что! И здесь надо бы другой Сатунчак (весенний) иметь – там попроще, и ведро только одно на голове надо носить, а не два. А в «этот» – больно умудриться надо.