"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ) - Гарандин Олег - Страница 10

Здесь же Римкостан Тобон высказывает и свое предположение об эволюции данного положения. Если случается так, что организм стремится к некоей целостности посредством избавления от подробностей и сосредотачивает свой взгляд в силу предписанных правил, то единственно возможным результатом данной закономерности во взглядах, вполне может и имеет все основания быть «прогрессивный ментальный паралич конечностей (до состояния шоковой ремиссии в сторону телепортации), где двух сторон станет не обязательно». Тогда мы вынуждены будем утверждать, что сторона – одна...

И все это я могу преподнести вам со всем уважением. Небольшой томик из научной библиотеки обшей Карл Марл Шабировой Ассоциации «Новых Переименований», издание «Шлепок и Туня» за 1212213343 год. У меня есть в двух экземплярах.

И вот давайте теперь мы постараемся сами, простыми словами, разобрать симптоматику данного утверждения, так сказать, симметрично, без резни на площади, и определить суть данных утверждений в прямом виде. Копеечный кашемир, в сущности. Но для этого (для более пространного понимания), отвлечемся на другой постулат в, так называемой, цифровой закономерности, и увидим, что в цифрах, при определенных связях, выходит еще проще. Пример такой. Сами судите.

5

– В пересечении Римидиндонского тупика (едут сани не туда), если сложить его от стены до стены и начать смотреть теоретически – вроде 4 стороны видно. Но если сложить без предубеждения складывать и, как всегда «черти знают что черти знают с чем», то выходит другая хурма. Насчитаем и в самой точности расчета и в самой приблизительности, как в единстве. Допустим: «два плюс два и плюс семь равно пятьсот шестьдесят пять» (2+ 2 + 7 = 565). Почему? Теперь отройте Кусимов на Цусимов сдвиг, а там числовой словарь, и взгляните на его прелести и градусы. В градусниках оно еще точнее выходит. Судите сами…

Мало того, если идти дальше, и попробовать не останавливаться на пути, тогда ведь только «два» (2) может остаться! Опять – почему? Проговоримся. Возьмем, к примеру, такой эпизод: Валисас Валундрик, допустим, идет по Замащенной, и встречает по дороге идущую навстречу Монку Спирдячную и идет с ней рядом. Так? Дальше, в гуще веток на улице, а точнее на пересечении со зданием первым на Сервяжной (дом без стен), к ним подходят Монторана Хахлимана и Клипта Хривная. Так? Только, предположим, что «так» – согласитесь. Куськин и Федор Ихотон и такие же пять суслопарые морды, присоединяются к ним публично и рамбулярно по касательной слева, и пусть мы это тоже себе – предположим. И чего тут думать? Дальше толпой идут себе, куда глаза глядят, и пусть не далеко идут, хотя путь не близкий. День то – плоский и не замешивается. Доходят они, предположим, до Та площади, а там – велосипедный марафон. Вот вам и – «пятьсот шестьдесят пять» (565)! Но предположить только, что конь-Мартрадор, идя вслед за Валисасом, уперся и стал, и став, стал, в том числе, глядеть на Монку, а та на него – чтобы тогда вышло? Тогда вышло бы, что конь Мартрадор сказал «иго-го», и все «те», кто теперь присоединился – мимо прошли бы и никаких велосипедов! И вот этот «простой счет», на мой взгляд, по свежести мысли, лучше сложного. Судите сами. Сложный не такой.

Вернемся. Поняли?

6

– Вот теперь все стало ясно и очень обстоятельно. Спасибо. И, правда, – то же мне – философ! Куда уж понятнее!

– Чаю хотите? У меня вкусный есть, без ржавчины, из старой ботиночной коробки. Вольтарамский принес. У него нынче именины, вот он всем и носит. Знаете еще одну историю, параллельно этой? Гости вчера прилетали, в заштатный момент. У них галоши прямо на голове, потому гордые. У вас, смотрю, тоже гвоздь вылез. У них побывали?

– У них.

– Смотрите. Я вчера немножко загнул свой гвоздь на целых 45 градусов. Вбок. И вроде, как видите, ничего – незаметно. И смотреть на него – одно удовольствие. Или – два? У меня – одно удовольствие. А, вообще то, я не люблю чаепитий. Сидишь себе, пьешь и ничего больше не делаешь. Пустое занятие. А тут кто-нибудь прихлебывает рядом. Дует. Или анекдот слыхали? Как то собрались всем собранием идти зиму встречать. Ну, скажите, – зачем ее надо ходить встречать, когда она, к тому же, не всегда придти может? Следовательно, и не встретишь никого. Но – пошли. Идут, значит, зиму встречать с бубном, а навстречу идет такая же многочисленная процессия с торбой, только что проводившая весну. Как думаете – «что» процессуально вышло? До драки дошло.

– Но лучше вернемся...

– На чем мы в принципе остановились?

– На Монке

– Так вот... У Монки Спирдячной, двоячницы Валисаса (потому, что навстречу пошла) теперь голова болит. Кому надо? И пока в собрании гримасничали и наводили лупу на ерунду, что-то уже в антропометрии раздвоений пошло не так – я это говорю без акцента – в самой репетиции. Не так что-то, и – все. Чувство такое было! Сначала в доме, а после на дворе. Потекло сначала сверху – полило просто – хоть выжимай, а после разнеслось снизу. И в два часа по полудню был удар, и ударилось уже так, что обратили внимание. А когда дошло до центрального квартала, а там до почты, и дошло в три, испугался сам Шестикос! «Водопад» – прокричал он (или, предположил – «щур»). Взглядом берешь Спиридон-башню за купол, переставляешь с места на место, как мяч ногой: там – на канал, оттуда обратно. Так и здесь. И вот в самое это время на сцену, как раз и вышел ни кто иной, как Шаровман, и не без оснований подумал, что обязательно до него доберутся. Предчувствие такое у него появилось. Дальше, зафыркало издали поездом, появилась уставшая после казни Монка Спирдячная, и появилась она на смоляном жеребце – в дымке. Видение такое было, как во сне, и голос: «Если ты не дьявол, тебе мой выстрел не повредит». Тут же отпилил Шаровман с боков свои мачты, пошел по дороге, много не думал и выглядел молодцом. И случилась-то эта шаровмановская догадка о том, что мачты теперь «лишнее» и вызвать много подозрений могут, именно в тот самый момент, когда Роту дверь закрыл, а Шестикос начал противоречить и открыл. И потекло! Ух – даже мурашки разбегаются, как только вспомню об этом! Но это в мысленной резиденции чувств. В кабалистике же материальной (где школа, баня, дрова и хирург в белом халате, как снег зимой) у Валисаса в тот самый момент и случилось, что конь потерял попону, и никто ее до сих пор не нашел. Паотоцу Цимуцу даже спросил удивленно: «Где попона?» И ее до сих пор не нашли. И, как понимаете, все получилось именно так, как будто «одно к одному». Но так, как всегда должно получаться «одно к другому» – говорить следует «не всё сразу». И только затем уже в поле появился другой факт – два кола посередине, а после – «древесный уголь» (Роту уже отсутствовал). Что делать? Старая песня. Но еще раз неукоснительно повторяю: «Все мысли, что случаются наверняка и обязательно ежедневно, происходят потому только, чтобы повторяться». Вон, Музимбоик Щикин не помнит уже давно ничего – ему три ведра на голову надень, он не станет от этого лучше. Он семь раз на дню может повторяться и всегда в одном и том же свитере. Называется же тоже – по-разному. И в этот назначенный раз сначала стал трубой фабричной, затем стал трубой подзорной, а в третий – свиньей. Не помнит ничего и сейчас. Он и во сне никогда не спит. Его, что ли, заставить или обвинить в чем? «Чего заставить то!?» – спросят. Как – чего?! К Мимункусу Мимикрию опять в гости завалиться и надоедать ему целый день всем своим видом! И вот тогда, в собрании, бросил он свое спокойствие и потрудился встать – заходил Щикин уверенно, руками начал взмахивать, кричать: «Сами захотели, сами все выдумали!» – а чего кто хотел? Жару только в огонь подлил. За ним и Монкина голова в карете приехала. «Нет – говорит – водопада».

– Скандал!

– Хуже. Забродили и заходили вокруг. Заходили – Монка Спирдячная и «та» – из ювелирной лавки. Люк в преломлении могли бы даже постараться закрыть, а Вампа Кацуская и Роту и Пипитрик-летописец, могли вернуться и закрыть люк покрепче, чтобы туда больше никто не кричал. Но, как раз в этот момент подходит, значит, опять Калмастер Приступничий, какой еще не подходил к водопаду, и начинает смотреть вниз: «Точно – нет водопада – засыпан». Затем потрогал себя за голову – канопе. Сразу и тут же посмотрел на себя в озеро, чтоб увериться – точно сено. И тут же заговорил, почему то, об урожае в прошлый четверг, о самом прошлом четверге во время урожая – для общей, так сказать, видимости – видимость создать (мол, я ничего не вижу). Но все-таки невозможно было пропустить. А когда донесся гул и закрыли люк, то, следует напомнить, что это всегда значит, что скоро будет новая фотография у Шаровмана на стене висеть. Теперь три висят: прабабка Шаровмана, сам Шаровман и какой-то промасленный пейзаж. Шаровман изображен на холсте в длинной до пят хиромантии, жилы на шее видны набухшие, видно, что напряжен, а вдали в окне за собором виден закат и бьют куранты.