Сиреневый туман, любовь и много денег - Черкасов tm Дмитрий - Страница 3
- Предыдущая
- 3/57
- Следующая
По крыше машины уютно забарабанил дождь, ручейки воды прихотливо заизвивались на лобовом стекле. Бекас покосился на оставленную сумку и, вздохнув, вытащил из пачки последнюю сигарету. Последняя сигарета, которую по армейским правилам нельзя было просить у товарища или отбирать у первогодка. Откуда такое благородство? Не иначе, пошел этот обычай от последней пули. Наверное, подразумевалось: твоей последней пули мне не надо! Сам стреляйся на здоровье! Потом этот обычай перешел на сигареты, конфеты и пряники.
В такие минуты общего облома Роман обычно и вспоминал армию. А ведь как не хотелось идти, под дурика даже думал закосить. Взял несколько уроков по профессиональному заиканию у Степки Федорова. Изучил справочник ортопеда. Размышлял над вопросом: мочиться под себя или не мочиться? А теперь вот чуть что: у нас в ВДВ, у нас в ВДВ…
Удивительно, но маменькин сынок, как он сам себя считал, Ромка Бекасов быстро освоился в армии. Все у него получалось как надо: и бегать в противогазе, и прыгать с парашютом, и выполнять комплекс № 1 без оружия. Правда, старшина Иван Григорьевич Журбин ему как-то сказал в курилке: «Ты, Бекас, эту гимнастику хорошо выполнять научился. Но поверь моему опыту, учит она десантника храбро и красиво погибать. А чтобы выживать, надо уметь кое-что другое». И показал ему, как надо «разбалтывать» противника, как самому попасться под бросок, но упасть так, чтобы успеть свернуть шею противнику, как «вязать» руки боксеру, как отучить каратиста-балерину махать ногами и еще много всякого, что не прочитаешь ни в одном пособии, не увидишь ни в какой спортивной секции. «Холодный расчет и концентрация, Бекас! Запомни — пригодится…» — наставлял старшина.
После каждого такого урока Журбин обычно закуривал и рассказывал свою любимую историю: «Был я тогда еще на втором году сверхсрочки. Отрабатывал мой взвод забивание гвоздей в стену тыльной стороной ладони. Подошли к деревянному забору, построились в шеренгу. По счету „Раз» мои бойцы вдарили. У всех гвозди вошли по шляпки, а у одного только торчит как торчал. Говорю ему: „Сконцентрируйся, слоняра! На тебя Родина смотрит!» Собрался он, ударил. Гвоздь даже на миллиметр в доску не зашел. „Эх, ты, — говорю, — такими ручонками только кое-где ковыряться!» Подхожу и с ходу „Раз!» Гвоздь ни с места. Бойцы смотрят. Репутация ВДВ на кону. Я сконцентрировался, вложился в удар, как следует, как учили. Что ты думаешь? Гвоздь только чуть-чуть погнулся. Что за феномен? Зашли мы за забор. Смотрим… А к забору в том самом месте головой прислонился наш начальник штаба, спирта немного перебравший. Вот это ВДВ! Вот это концентрация!»
Где теперь старшина? Может, уже сгинул где-нибудь в горячей точке со своим холодным расчетом и концентрацией? Или стоит прислонившись хмельной башкой к чужому деревянному забору? А сам-то ты, Бекас, сколько раз отожмешься на кулаках, да пускай даже на ладонях? Сколько сможешь пробежать километров, пускай, в спортивных тапочках и налегке? А ведь сегодня утром, застегивая ремень, он опять отступил на одну дырочку. С чего бы это? С того. Даже эти скудные калории холостяцкого стола и те не отрабатываешь. Мы все толстели понемногу и где-нибудь, и как-нибудь… Оставь надежду похудеть, сидящий!…
Еще год назад он и представить себе не мог, что будет в погоне за нелегким и совсем не длинным рублем ездить по городу на ржавой «копейке», внимательно следя, не протянет ли кто-нибудь с тротуара вытянутую руку. Год назад он был уверен в том, что дело, которым они занимались вместе с его старым школьным товарищем, принесет ожидаемые плоды, а тогда и о женитьбе можно было бы подумать. Ведь для того, чтобы принести любимой женщине цветы, сначала нужно было иметь на цветы деньги.
Роман снова посмотрел на сумку.
«Ну что тут рассуждать, — подумал он, — кинули и кинули. Не в первый раз! Да и не в последний, наверное…»
Он подтянул сумку к себе. В голове мелькнуло: «А нет ли там случайно бомбы или белого порошка?», но, отогнав эту мысль, как явно абсурдную, Бекас решительно расстегнул молнию. «Эх, жизнь моя — жестянка!» — подумал он, имея в виду свой автомобиль. Как и ожидалось, старая сумка оказалась набитой мятыми газетами. От такой неблагодарности ему стало очень обидно и почему-то стыдно за людей вообще. Роман взял в руки выпавший газетный листок и прочитал анекдот в тему: «Девушка: Мужик, довезешь меня за минет? Водитель: Да без проблем, только покажи в какой это стороне…»
Выругавшись и плюнув с досады, Роман открыл дверь, выкинул сумку из машины и завел двигатель. Взглянув в последний раз на уходящую в небо стену двенадцатиэтажки, размеченную темными и яркими окнами, Бекас врубил передачу и резко развернулся перед подъездом.
— Чтобы вас теперь только за минет подвозили! — произнес он в сторону ничего не ответившего дома и нажал на газ. Впереди была черная и блестящая от ночного дождя лента Черниговского шоссе, ведущая в город.
Дворники мерно двигались влево-вправо, сгоняя со стекла обильные слезы дождя. Под колесами шелестел мокрый асфальт. Бекас, держа в правой руке мятую сигарету, левую положил на руль и предался щемящим душу воспоминаниям.
Витька Пантелеев, с которым Роман впервые еще в школе напился портвейна; Витька, которого Ромка однажды спас от кровожадной кавказской овчарки? друг, которому Бекас безоговорочно верил, предал его.
Когда два года назад они создали АОЗТ по производству совершенно оригинальных систем квартирной сигнализации, все дело умещалось в мастерской площадью в 30 квадратных метров. Роман и Витька, хотя и были акционерами-начальничками, работали в мастерской наравне со всеми, подгоняя друг друга мечтами о благополучной и красивой жизни. Через несколько месяцев полукустарный цех превратился в процветающий сервисный центр «Бордер», занимавший отдельный флигель на проспекте Лажечникова и имевший 26 сотрудников, не считая двух секретарш и пса Чайника, приблудившегося еще в бедное время, а теперь вольготно обосновавшегося на финском паласе в приемной.
Друзья понимали, что расслабляться рано, и не покупали себе ни «мерседесов», ни квартир, вкладывая всю прибыль в развитие бизнеса. Бекаса согревало еще и сознание того, что он работает для Ириши, Витькиной жены, в которую Бекас был давно и тайно влюблен. Впрочем, тайной это не для кого не было, не исключая Ирину и ее мужа.
Витька Пантелеев сам рассказывал, что Ирка называла Бекаса «мой верный рыцарь». И его бескорыстное служение даме сердца и тайное обожание ее светлого образа были предметом их постоянных шуток за ужином и даже на супружеском ложе.
Однажды зазвонил телефон, и он услышал Иркин дрожащий от волнения голос:
— Ромочка! Милый! Бросай все и приезжай ко мне, родной! Я поняла, что все годы любила только тебя! Бекасик мой! Я жду тебя… Я хочу тебя… Сейчас. Сию минуту…
— Подожди, Ириша, — трубка билась тогда в руке Бекаса, как сердечная мышца. — Что ты такое говоришь? Я же для тебя… Я все для тебя… Но ведь так же нельзя. Ты пойми меня. Твой друг, то есть твой муж — мой друг… Я не могу предать…
— Значит, ты меня не любишь!
— Я… Я люблю тебя…
— Говори громче, тебя плохо слышно!
— Я люблю тебя! Но…
И тут Бекас услышал дуэт хохочущих супругов по параллельным телефонным аппаратам:
— С Первым апреля, Бекас! Мы тебя тоже очень любим. Привет…
Через год после этого случая объявился крупный заказчик, заговоривший о сумме с пятью нулями в долларах США. Вот тут-то Витек и выкинул финт, которого Бекас ну никак не мог ожидать от старого школьного друга.
Однажды, придя утром в офис, он увидел своего приятеля, сидящего за столом в совершенно растерзанном виде. Почти непьющий Пантелеев был пьян. Без галстука, в расстегнутой рубашке, он, горестно обхватив руками голову, сидел, тупо уставившись в лежащие перед ним бумаги. В руках Витька мял женские трусики с розовыми кружавчиками.
Бекас, решив, что источник огорчения должен находиться в этих бумагах, а не в трусиках, взял документы со стола, чтобы посмотреть, но Пантелеев, выхватил их у него, смял и бросил в угол.
- Предыдущая
- 3/57
- Следующая
