Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры (СИ) - Криптонов Василий - Страница 28

– Не слышу лихорадочного шуршания одежды. Ладно. Будем считать, вы еще слишком незрелы для подобных ответственных решений. В таком случае – пункт два повестки дня, и здесь я хочу «единогласно». Раз уж мы лишаемся возможности выполнить нашу великолепную миссию, предлагаю на суде взбесить всех как следует и сдохнуть под ядовитыми фаллосами триффидов!

Все, что я почувствовал – его решимость. И больше ни одной эмоции. Ни страха, ни отчаяния – ничего. Как будто весь Джеронимо состоял из одной идеи – движения к солнцу. И теперь, когда она умирала, спокойно готовился умереть сам.

– Дурак ты маленький, – вздохнула Вероника. – Жил бы себе да жил… Ладно. Согласна на триффидов.

– Еще бы не согласна! – В Джеронимо снова проснулся демон. – Для такой уродливой толстозадой карги, как ты смерть – единственное счастье, а отросток триффида – единств…

Я отвернулся к стене и закрыл уши. Хватит слушать этот бред. Скоро нас уведут на суд, и там еды будет вдосталь, здоровой и вкусной. Так зачем же портить аппетит?

Зала, куда нас привели, подозрительно напоминала ту, где оставался БТР. Только над ней поработали. Между колонн тянулись ряды скамеек, а возле самых рельс возвышались трибуны общим числом три. За самой высокой стоял (или сидел?) седой старец, две пониже занимали русоволосый и черноволосый старцы. Цвета их волос выглядели так ненатурально, что я предположил краску. Видимо, это и был совет старейшин.

Командир вел нас, закованных в наручники, между скамейками, с которых на нас таращились местные жители. Я тоже с любопытством приглядывался к ним. Почти все – в одинаковых серых одеждах, с одинаковыми бледными лицами. Они казались бы неразличимыми, если б не разный цвет волос. Блондин, брюнеты, рыжие, русые, и куча промежуточных оттенков – вот кому бы впору разбавлять генофонд верхних домов.

Многие девушки смотрели на меня явно оценивающе. Встретив один такой взгляд, я с наглым видом подмигнул и выпил поток возмущения, стыда и похоти. Сумасшедший коктейль поднял мне настроение ненадолго. Ровно до тех пор, пока я не заметил вожделеющие взгляды самцов, устремленные на Веронику. И – странное дело! – мой эмоциональный двойник тут совершенно ни при чем. Кажется, мне самому сделалось неприятно. Вероника же шагала, гордо выпрямив спину и подняв голову, не замечая ничего вокруг.

Джеронимо позволили взять шарманку. Он до последнего не бросал свою петрушку и, когда нас усадили на скамью подсудимых, первым делом попросил воды. По щелчку командира нам принесли три мутных от времени, неоднократно использованных пластиковых бутылки. Джеронимо, насвистывая, полил землю вокруг петрушки и сказал:

– Можно начинать.

Седой старец пристукнул молоточком, русоволосый поморщился, а черноволосый улыбнулся, наклонив голову, и я почувствовал к нему расположение.

– Встать, суд идет! – провозгласил Седой.

Мы встали. Я заметил, что у Седого единственного есть небольшой микрофон на подставке.

– Прошу садиться.

Мы сели.

– Зачитайте обвинение!

Перед трибунами появилась крупная тетка с каменным лицом и пухлой папкой.

– Обвиняются! – начала она мерзейшим голосом. – Николас Риверос, Вероника Альтомирано, Джеронимо Альтомирано…

– Фернандес! – крикнул Джеронимо.

Седой стукнул молоточком.

– Тишина во время оглашения…

– В задницу твое оглашение, – перебил его Джеронимо. – Меня зовут Джеронимо Фернандес Альтомирано, и в официальных документах я фигурирую только так.

– Подсудимый, молчать! – прикрикнул на него Русый.

– Или что? – повернулся к нему Джеронимо. – Оштрафуешь за неуважение к суду? Вышли счет моему папе, он оплатит.

Старцы переглянулись и, видимо, решили спустить дерзость на тормозах. Я заметил, что по периметру залы стоят солдаты, очевидно, выполняющие смешанные функции приставов и охранников. Наверное, они должны были как-то повлиять на Джеронимо, но не стали. Эти ребята почему-то на нашей стороне.

– Джеронимо ФЕРНАНДЕС Альтомирано! – прорычала тетка. – Обвиняются в незаконном проникновении с оружием на территорию Нового Красноярска, в убийстве с отягчающими обстоятельствами, в осквернении останков и доведении до самоубийства. Плюс – неуважение к суду.

Тетка захлопнула папку и удалилась. Русый откашлялся.

– Подсудимые! Вы имеете право разделить обвинения. Как показало следствие, в осквернении останков и доведении до самоубийства замешан лишь один из вас.

Вот он, момент истины, когда через наш непрочный союз пробежит трещина. Джеронимо, с его-то мозгами, без проблем сможет доказать, что убийство вышло случайно, как и незаконное проникновение. Меня сбросят в подсолнухи, а эти двое потом как-нибудь отыщут выход на поверхность.

– Нет, – услышал я голос Вероники слева.

– Дайте суду развернутый ответ! – прикрикнул Русый.

– Ты тупой? – Голос Джеронимо справа. – Мы – команда. И за все, что мы сделали, отвечать будем тоже вместе. Сначала было незаконное тройное проникновение, потом мы плясали по вашему Педре, пока он не подох, и, наконец, глумились над его подружкой, пока она не повесилась. Насчет останков я, правда, не в курсе, но и там наверняка без меня не обошлось. Там, откуда я пришел, меня звали – Джеронимо Осквернитель.

По залу отчего-то прокатился смешок. Черноволосый снова спрятал улыбку, Русый задохнулся от возмущения, а Седой застучал молоточком, как будто из трибуны полезли наружу все подряд гвозди.

– Тишина! Неуважение! Молчать! Суд!

Когда в зале сделалось тихо, Седой вздохнул и спросил, кто может что-то сказать в защиту обвиняемых. К трибуне вышел командир.

– Покровский Семен Денисович, – представился он. – Главнокомандующий войсками Нового Красноярска и начальник организации внутренней безопасности.

На этом, видимо, его способности к официальной речи иссякли, потому что далее прозвучало следующее:

– Я хочу сказать: кому какое дело до этого дохлого дрища и его подстилки? Этот недоумок вообще тут воду мутил по-страшному.

– К порядку! – Седой пристукнул молотком, а Русый нехотя заявил:

– Суд вынужден заметить, что Верховский Павел Иванович, более известный как Педро Амарильо, действительно уличался в экстремистской деятельности, был связан с подпольной газетой революционного толка и писал стихотворения, резко критикующие власть.

– Это в данном случае не является смягчающим обстоятельством, – вмешался Седой. – Убийство есть убийство. Семен Денисович, вы имеете еще что-то сказать?

Командир почесал в затылке.

– Ну, значит, армия заявляет ходатайство. Кажись, так.

– Принято, садитесь, – стукнул Седой. – Обвинение?

К трибунам вышла та же тетка, но уже с закрытой папкой. Переводя взгляд с одного из нас на другого и затем на третью, она принялась выплевывать слова:

– Обвиняемые жестоко убили человека в первые же секунды пребывания в Новом Красноярске. От дальнейших разрушительных действий их удержал только вовремя подоспевший взвод наших уважаемых защитников. В связи с этим обвинение настаивает на высшей мере наказания. Использование закостенелых убийц в качестве подпитки генофонда представляется крайне опасным, поскольку до сих пор нет исследований, опровергающих тот факт, что преступные склонности передаются следующему поколению…

– Гипотезу, – мягко заметил я, когда она остановилась.

Тетка зыркнула на меня с такой яростью, что мой эмоциональный двойник возликовал. «Скоро ты наешься до отвала», – пообещал я ему.

– Что, простите? – источая страшный яд, переспросила тетка.

– Не факт, а гипотезу, – пояснил я. – Иди речь о факте, вы бы просто сказали: факт. Но вы говорили об исследованиях, которые не могут опровергнуть этого. И немножко запнулись.

– Не нужно играть в слова, господин Риверос, – вздернула нос тетка. – Суть от этого не меняется.

– О, еще как меняется! – Я даже встал, продолжая мило улыбаться. – Выдавая спорную гипотезу за факт, вы подтасовываете обстоятельства и вводите в заблуждение суд. Я, конечно, не хочу сказать, что вы делаете это намеренно, нет, но вы, по всей видимости, просто некомпетентны в вопросах генетики и взялись рассуждать о них с позиции плебея. Вполне нормальный подход для более чем среднего представителя биомассы. Я же, будучи личностью по сравнению с вами выдающейся, просто указываю на оплошность. Не вам даже, а скорее досточтимому суду.