Вира Кровью (СИ) - Пересвет Александр Анатольевич - Страница 41

Пришлось поматериться — шёпотом, но на повышенных тонах. Алексей даже подумывал было плюнуть на дальнейшую дискуссию и рвануть на милицейской машине к Попасной. Небось, айдаровский «бобик» тут особым правом проезда пользуется.

С другой стороны, кого в него посадить? Сам он вроде обязан быть при освобождённых и пленном. Передать их в нужные руки, отчитаться о выполнении задачи. Девчонок тоже переправить надо — нельзя их тут оставлять. Итого восемь человек и набирается.

А группу свою оставить здесь, пусть добираются сами, как смогут? Омерзительно! Отправить с гражданскими и пленным, например, Шрека, а самим уехать? Те же яйца, только в профиль: ага, трое военнообязанных мужиков в одной машине! Сперва стрельнут, потом разбираться будут. И так везло на всём выходе, как… Необычно везло, хотя всё — на импровизации…

Ну, разве что расчёт опять на милицейского «бобика». Так его уже утром разыскивать будут, как только обнаружат результаты их работы в профилактории…

Переправа — переправа, берег левый, берег правый… Вон он, свой, рукой подать! Но!

— Ладно, — наконец, сказал Буран. — Сделаем так. Девочки у нас маленькие, худенькие. Две за одного мужика потянут. Значит, одного бойца уже разместим.

Дальше. Вот того там оленя, — он мотнул головой назад, на машину, — мы везти бесплатно не собираемся. Но он с нами ехать должен. Потому он у тебя покупает одну тушу целиком. Сколько она стоит? — Алексей достал конфискованные у Кудилова деньги.

«Контрабас» попытался что-то опять побурчать про обязательства по количеству туш, но Алексей настоял на том, что дополнительные деньги решат и этот вопрос. А перед Сто первым он встанет лично и слово своё за ситуацию скажет.

Симпатичная даже на вид пачка купюр, сунутая в руки контрабандисту, окончательно домяла его сопротивление.

— Вот у нас и второй разместился, — с удовлетворением констатировал Алексей. — Ну, а я вплавь.

— Охренел? — изумлённо поинтересовался контрабандистский бригадир. — Не май месяц на дворе. Вода ледяная.

— Я плаваю хорошо, — отрезал Кравченко. — Эвон и Крещение скоро. Будем считать, что оно уже сегодня.

Вспомнил, как их закаляли в Новосибе трескучими сибирскими зимами. Сначала-то худо приходилось — всё же Брянск, не говоря уже об Алчевске, — города южные. С большими морозами, конечно, знакомые, но, скажем так, не дружные. Но постепенно как-то попривык. А на втором курсе среди ребят уже и доблестью какой-то стало хладоустойчивостью своей покозырять. Дома где-то даже фотография валяется, как он в снегу голышом лежит. А над ним стоят Лёнька Ставенов и Генка Некрасов, и пар у них изо рта такой прёт, что даже от самой фотки морозом веет.

Ничего, как-нибудь переплывём. Не впервой нам преодоление всяких препятствий. К плотику прицепимся и потерпим. Зато потом какой кайф, когда из ледяной воды выходишь, и даже морозный воздух кажется теплее неё! Тем более, что какой сегодня мороз — оттепель уже, плюсовая температура даже ночью! Да и плыть тут — всего ничего, метров шестьдесят…

Предстоящий кайф обломал Шрек.

— А этих-то двоих, освобождённых, куда? — тихонько, сквозь зубы, чтобы не слышали «контрабасы», прошептал он. Похоже, он решил, что у командира есть какая-то задумка по их поводу.

Но командир только матюгнулся про себя. Он-то просто забыл про двух освобождённых ополченцев! Сам же приказал им нишкнуть и тихо сидеть в «буханке» — потому что здоровая паранойя разведчика заставляла не совсем доверять случайным людям. Девчонкам-то верить можно, уж больно натуральная — не разыграешь такую! — ситуация была, в какой их застали. А эти… Мало ли, что за люди.

И вот он про них просто забыл! Близость своей стороны сыграла опасно расслабляющую роль. Вроде уже дома. А тут близок локоть, да не укусишь!

И что делать?

Выговорив у кислых контрабандистов пять минут на совещание, они собрались у «буханки». Стресс, вызванный позором, прочистил Алексею мозги, убрал излишнюю эйфорию.

Значит, как звучало задание? Найти, освободить и вытащить к своим четверых журналюг. Всё! Это приоритет, остальное — опции. Значит, этих точно переправляем. Вместо четверых — трое, один, по показаниям, убит.

Зато на его месте оказывается ценный пленный, способный много рассказать. Значит, его переправляем тоже. С охраной. То есть выявляется следующий приоритет — вернуть собственную группу. И в качестве охранников, и в качестве бойцов, для республики неизмеримо более полезных, чем три девчонки из Счастья и двое пленных.

И сам он должен вернуться, чтобы доложить об обнаруженных обстоятельствах и целях на вражеской территории, подготовить обоснование для рейда по ним и пробить соответствующий приказ. Это тоже ценнее прилепившихся к ним гражданских…

Но при всей правильности этой логики Кравченко ощущал её подлость. Нет, всё правильно и разумно, но… подло! Не может он их тут оставить! Не по-человечески! Не отмолить потом ни перед Богом, ни перед совестью! Бог — ладно. Он милосерден, как говорят. А совесть — точно милосердия не ведает…

А тут, словно поддерживая его правильный, но подленький расчёт, ещё и девчонки заныли, отойдя от шока мгновенно меняющихся обстоятельств. Захотели домой — две к родителям, одна к мужу. И что им в Луганске делать, где ни родственников, ни жилья, ни денег? Отпустили бы их ребята, домой хочется!

Казаки освобождённые молчали, дисциплинированно ждали его решения. А что тут решать?

После резни, устроенной в пансионате, укропы начнут искать всех, кто причастен. На девчонок выйдут? Обязательно! Когда их брали, документы их тоже прихватили. И где-то лежат они в пансионате. Или кто-то вспомнит обстоятельства, при которых девчонок забирали, пройдут по цепочке. Опросят людей, и кто-то да поделится наблюдением, что вот у соседей дочка пропадала несколько дней, а тут появилась, да сама не своя.

О них, о бойцах, речи нет — они уже у своих будут. Показания девочек им никак не навредят, даже если всплывут позывные или имена. Но вот самим девушкам придётся настолько плохо, что даже не представить. Особенно когда вернутся с «передка» дружки убитых бандеровцев. Что их предтечи с молодогвардейцами краснодонскими сотворили!

Нет, этих точно надо вывозить. Да и — полезное дело — дадут в прокуратуре показания на нацистов-мучителей, и кто жив остался, ответит за преступления.

Излагать всё это девушкам он не стал. Просто настоятельным, жёстким тоном припечатал:

— Куда вы пойдёте? До города — десять километров! Да там, поди, уже шухер стоит, или вот-вот начнётся. Каратели по улицам будут бегать, а тут вы — ночью, одни, в камуфляже убитых! Рассказать, что будет, или догадаетесь? И на машине не повезём. Ночь, комендантский час, тревога. Они сперва расстреляют машину, а уж затем в неё заглянут. Может, у вас здесь, в Лобачово, родственники есть? Нет? Всё, короче, решён вопрос!

Теперь вы… — он повернулся к освобождённым ополченцам.

Один из них, тот, что постарше, помотал головой:

— А мы, командир, вот что… Мы эту милицейскую машинку возьмём, да и проедемся тут по тылам гадов. Пока они хватятся, пока что — мы уж далеко будем. И от вас отвлечём, если что. Только оружия нам оставьте, да гранат побольше. Если что, хорошо с гадами посчитаемся…

Алексей посмотрел на него. Вроде нормальные мужики. В спину не выстрелят. Избитые, для подставы укропской чересчур уж натурально. Хватит паранойи! Это просто начинает уже земля здесь пятки жечь — слишком удачно всё идёт. Очень не хотелось бы под конец проколоться на какой-нибудь непредусмотренной мелочи. «У тебя ж одна задача…».

— Смотрите, — сказал. — А то, думаю, сообразим на той стороне лодочку какую, пришлём за вами…

Тот же ополченец покачал головой:

— Ладно уж. Мы лучше вас прикроем, пока переправляться будете. А то мало ли что. А там уж… Бушлатики на нас ихние, обувку парень ваш тоже помог подобрать. Даже вон и документики есть ихние, телефоны. Доедем как-нибудь. Заодно со следа вашего собьём. А там как Бог даст…