Портрет тирана - Антонов-Овсеенко Антон - Страница 42

…Леди Астор, посетившая Москву в декабре 1931 года, удостоилась редкой чести быть принятой новым Вождем. В ходе беседы она задала вопрос, который вряд ли отважился бы задать Сталину кто-либо другой.

— Сколько времени вы будете еще убивать людей?

Переводчик онемел. Но Сталин настоял на переводе, и не задумываясь, будто ожидал подобного вопроса, ответил наивной леди:

— Этот процесс будет продолжаться столько, сколько нужно для становления коммунистического общества[133].

Еще Достоевский в «Беседах» заметил, что понадобится не менее ста миллионов жертв, чтобы остальные жили покорно в казарме.

Этот убойный тезис создания коммунизма на трупах выглядел без теоретической базы несколько сиротливо. Иосиф-Строитель не стал утруждать себя разработкой научных доктрин, а с детской непосредственностью объявил, что по мере достижения социализма классовая борьба будет обостряться. Отсюда вытекал тезис о массовых убийствах как непременном условии победы коммунизма. Тут сошлись воедино теория и практика сталинской интерпретации марксизма-ленинизма. Получилось просто и изящно, как у заправского мясника.

Только вот какая беда: не все коммунисты научились понимать Сталина с полуслова. Не всем пришлись по вкусу его философские досуги. Послушайте, что сказал Бухарин в апреле 1929 года на пленуме ЦК:

«Эта странная теория возводит самый факт теперешнего обострения классовой борьбы в какой-то неизбежный закон нашего развития. По этой странной теории выходит, что чем дальше мы идем вперед в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, или должны открыть гражданскую войну, или подохнуть с голода и лечь костьми».

В стремлении развенчать несостоятельного «теоретика», Бухарин прибегнул к гиперболе. Ан, напророчил Николай Иванович: гипербола обернулась былью.

Но до Бухарина, вероятно, не дошло одно высказывание самозванного вождя. Вот это: «Лучше привить маленькую оспу, — тогда не будет большой».

Несколько слов, оброненных Сталиным за бутылкой имеритинского, за домашним столом, выстроились в афоризм, который сделал бы честь Макиавелли.

Итак, террор как средство профилактики против народного восстания. Тут уж точки над i, как говорил Бухарин, поставлены все…

Но террор — это не только и не столько тридцать седьмой год. И не тридцать пятый, когда, убив Кирова, Сталин открыл шлюзы. 37-й — это для обывателей, имя им легион. Террор как средство строительства социализма зародился на почве беззакония при жизни Ленина. Он вырос из системы однопартийной диктатуры. Ленин, включивший в 1917 году в правительство представителей эсеров и меньшевиков, потом не сумел удержать их рядом, ибо никто не хотел мириться с антинародной политикой ущемления свобод. Ленин мог еще при жизни сохранить демократические порядки, атмосферу равноправия и равных возможностей для иных партий. У американцев это называется «дать шанс».

Ленин не дал этого шанса никому.

Когда в 1918 году Сталин начал травить Мартова, применяя неконституционные методы и средства, Ленин молчал.

Дело «Тактического центра» проходило следственные инстанции в 1920 году. По этому делу арестовали брата Мартова Б.О. Левицкого и сослали в Сибирь. ЧК начала открыто преследовать всех мыслящих иначе, всех, кто осмеливался говорить, обсуждать события, историю, философию не в предписанных казармой условиях — на виду у всех, под надзором партийных функционеров, преподавателей, агитаторов, — а в своем кружке с близкими. Примеров много, вот один.

Г.Д. Залмановская вместе со своими сверстниками и подругами, восемнадцатилетними комсомольцами, участвовала в обсуждении марксистских книг начала двадцатых годов. В 1924 году взяли всех — и тех, кто читал, и тех, кто слушал…

20 января 1922 года Л.Д. Троцкий делал доклад на конференции молодежи и, коснувшись новой экономической политики, разъяснил, что НЭП предполагает «использование капиталистических форм и методов для социалистического строительства». Один из слушателей, восемнадцатилетний студент Л. Гурвич, «утверждал, что мы вернулись к капитализму и что Ленин открыто это признал, говоря о государственном капитализме». Сообщая об этом инциденте в своем «совершенно секретном» письме от 21 января, Троцкий советует Ленину выступить с разъяснением спорного вопроса. Больной вождь ответил тотчас:

«Товарищ Троцкий, я не сомневаюсь, что меньшевики усиливают теперь и будут усиливать свою самую злостную агитацию. Думаю поэтому, что необходимо усиление и надзора и репрессий против них. Я говорил об этом с Уншлихтом и прошу Вас найти десять минут для разговора с ним по телефону. Что касается вопроса по существу — я думаю, что согласен с Вами. У меня теперь появляется желание написать статейку на темы, близкие к затронутым Вами, но все же я едва ли могу сделать это раньше чем через две недели. Поэтому было бы чрезвычайно полезно, если бы Вы пошли в открытый бой в печати, назвали этого меньшевика, разъяснили злостный белогвардейский характер его выступления и обратились с внушительным призывом к партии подтянуться»[134].

Боевая ортодоксальность Ленина переросла в политику жестоких репрессий. Глава государства обратился по поводу высказывания инакомыслящего к Уншлихту, тогдашнему заместителю председателя ОГПУ.

В конце 1921 — начале 1922 года внутри РКП возникли оппозиционные группы из рабочих, старых членов партии:

Рабочая оппозиция (Шляпников, Медведев, Коллонтай).

Рабочая группа (Мясников).

Рабочая правда (Богданов).

Группа 22-х (Кузнецов).

Ленин полагал, что НЭП несомненно активизирует деятельность и меньшевиков и эсеров. Вывод: социалистов надо изолировать от общества, но содержать их в тюрьмах «бережно»…

Членов оппозиционных групп начали арестовывать и «бережно» содержать в политизоляторах уже с 1922 года. Меньшевиков брать было легко. Они пошли добровольцами на фронт, и в 1923–1924 годах их забирали по старым мобилизационным спискам.

В 1923 году был введен запрет на жительство в крупных городах всем «чуждым элементам». «Минус 6» налагал запрет на Москву, Ленинград, Харьков, Киев, Ростов, Одессу. Поздней минус охватывал уже 16 городов и больше. Этот «минус» обычно следовал за высылкой или тюремным заключением. В 1925 году был запущен конвейер непрерывного действия для инакомыслящих: политизолятор (3 года) — ссылка (3 года) — «минус» с прикреплением. Затем следовал новый арест и — по тому же конвейеру. Проживание под знаком «минуса» означало обязательную отметку, раз в две недели, у коменданта ГПУ. Менять место жительства репрессированный не мог, на работу устроиться без указания также не мог.

С конца 1922 года меньшевиков вылавливали целеустремленно. Закрыли их клуб «Вперед» в Москве на улице Мясницкой. Уже в августе 1920 года взяли группу молодежи. В феврале 1921 года арестовали в этом клубе 150 человек. В Бутырках собралось до 300 социалистов всех направлений. 25 апреля 1921 года произошло массовое избиение заключенных в Бутырской тюрьме. В феврале 1922 года, как результат переписки Ленина с Троцким и телефонного разговора с Уншлихтом, — арест ядра молодежной группы, 25 человек, в Москве. Всех — на Лубянку, а там строгий режим, приведший к протесту. Потом — приговор к дальней высылке, голодовка протеста, «смягчение» приговора…

Это лишь краткое извлечение из хроники раннего террора против молодых и, заметим, благожелательных критиков режима.

«…надлежит и в церкви ереси иметь, дабы открылись между вами искусные», — поучает святой апостол Павел коринфян[135].

Попался бы святой Павел в руки Сталина, только бы этого апостола и видели. Ну, а при Ленине что сделали бы со святым, — «просто» сослали?..

Корни сталинщины — тотального террора — уходят в заботливо и обильно унавоженную почву.