Портрет тирана - Антонов-Овсеенко Антон - Страница 34

…Вот он стоит на трибуне, светозарный гениальный секретарь, протянув страждущим соратникам волосатую длань. Делегаты спешат приложиться — кто не страждет? Они выстроились в очередь. Один из первых Киров.

Эта сцена мне померещилась. Но она вполне могла случиться. Разве не Киров предложил считать отчетный доклад Сталина резолюцией съезда? Разве это предложение не было единогласно и с энтузиазмом принято?

Но вот настал последний и, пожалуй, самый важный день работы съезда. Здесь нам понадобится точность документалиста. Для проведения тайных выборов центрального комитета была образована счетная комиссия в составе 41 делегата. Их распределили по тринадцати урнам — по три человека на каждую. Кстати, на предыдущем съезде пользовались двумя урнами, а до этого — лишь одной. Теперь вот — тринадцать. И что примечательно — к каждой урне прикрепили определенное число голосующих, по спискам. Скажем, от 1 до 100 номеров делегатских билетов. Да, но в этом случае данные по каждой урне раскрывали результаты голосования каждой делегации.

Можно ли считать такие выборы тайными?…

При Ленине председателем счетной комиссии съездов обычно избирали Николая Скрыпника, человека редкой революционной отваги. В делах партийных он мог быть педантом, и в работе счетной комиссии это качество ценилось особо. При Сталине председателем счетной комиссии неизменно ставили В.П. Затонского.

Итак, председатель — В.П. Затонский, заместитель председателя В.М. Верховых, старый член партии, бывалый солдат. Сама процедура голосования отняла не более двух часов. Тройки членов счетной комиссии вскрыли урны, подсчитали бюллетени, составили по форме протоколы и доложили Затонскому и Верховых результаты. Как, против товарища Сталина подано 292 голоса?! Четвертая часть делегатов не желает видеть Триумфатора в составе ленинско-сталинского ЦК?!!

Решили посоветоваться с членами Политбюро и секретарями ЦК Молотовым и Кагановичем. Каганович понимал, что конец карьеры Сталина — его, Лазаря, конец. Человек действия, он распорядился сжечь 289 крамольных бюллетеней. Три разрешил оставить приличия ради. Соответственно пришлось переделать все 13 протоколов и сводный протокол. Делегатам объявили обобщенные результаты голосования: все намеченные в списки кандидаты прошли в состав ЦК.

…Древнеафинский государственный деятель и полководец Аристид Справедливый (540–467) подвергся остракизму. Его судьба решалась подачей глиняных черепков. Чтобы проголосовать за изгнание Аристида, достаточно было начертить его имя на черепке. Когда неграмотный крестьянин попросил Аристида написать свое имя на черепке, он, не задумываясь сделал это.

Впрочем, зачем вспоминать справедливого Аристида? У всех перед тазами был живой пример Ленина, неизменно подававшего при выборах в ЦК голос против своей кандидатуры. Когда его соратник Троцкий на VIII съезде получил 50 голосов против избрания в ЦК, никто из этого факта события не делал.

Настали другие времена — другие партийные нравы. Теперь число кандидатов соответствует точно числу мест в ЦК. Так что намеченные люди провалиться на «выборах» не могли.

Генсек в те годы уже осуществлял единолично верховную власть в стране. Он держал в одном кармане своего «президента» Михаила Калинина, в другом — «премьера» Вячеслава Молотова. 292 голоса против — такого в истории партии еще не случалось.

История внешней и внутренней политики Сталина — это реестр сплошных провалов. Верно замечено, что любому государственному деятелю на Западе хватило бы ничтожной доли катастрофических просчетов Сталина, чтобы навсегда лишиться доверия своего правительства и народа. А Сталин не ушел. Не потому не ушел, что каждый очередной провал советская пропаганда, лихо бряцая в радиолитавры, выдавала за очередную «историческую победу», а по обычаю всех азиатских деспотов, не ведавших отставки. Деспота отзывает только смерть — естественная или, если рядом с ним окажется хоть один мужчина, — из тех, кому было дано прозреть, — насильственная.

Долгое время документы счетной комиссии XVII съезда хранились в Центральном партийном архиве в сверхсекретном фонде и никто, даже работники ЦК, не имели к ним доступа. Проверить материалы удалось лишь после XX съезда партии, в 1957 году. В архив прибыла специальная комиссия ПБ, в состав которой входил личный помощник председателя КПК Н.М. Шверника. Бюллетени и протоколы голосования хранились в специальном контейнере под сургучными печатями. Подняли вначале сводный протокол. В нем показано, что против кандидатуры Сталина и Кирова голосовало по три делегата. По данным мандатной комиссии на съезде присутствовало 1225 делегатов с решающим голосом. В сводном же протоколе число голосовавших зафиксировано — 936. Проверили наличие бюллетеней, их оказалось ровно 936. Дефицит составил 289 голосов.

Как могли образоваться эти ножницы? Выборы ЦК нового состава проводились на вечернем заседании, после перерыва. Неужто без малого триста человек скоропостижно скончались? Но, может быть, существовал иной вариант, реальный? О нем поведал заместитель председателя счетной комиссии съезда В.М. Верховых.

Василия Мефодьевича пригласили в ЦК, попросили вспомнить тот январский вечер 1934 года. О результатах архивных розысков решили пока умолчать. И Верховых доложил комиссии: против Сталина было подано 292 голоса. Председатель комиссии Затонский решил посоветоваться с секретарем ЦК Л. Кагановичем. Тот попросил подождать несколько минут и вышел из комнаты. Вернувшись, он спросил, сколько голосов потерял Киров.

— Три, — ответил Затонский.

— Столько же оставьте и товарищу Сталину, — распорядился секретарь ЦК. — Остальные бюллетени уничтожить. Это недоразумение надо ликвидировать немедленно.

Так и сделали.

С кем же советовался хитроумный Лазарь? Оставить генсеку столько же бюллетеней против избрания, сколько пришлось на долю Кирова, — в этом был определенный резон — для Сталина.

Комиссия ПБ предложила Верховых составить официальную памятную записку и передать ее в КПК. На другой день комиссия выехала в Ленинград. Через неделю — звонок из Москвы. Заведующий секретариатом Шверника П.И. Богоявленский (запомним это имя) сообщает, что Верховых ничего не передал.

— А вы напомните ему.

— Я звонил домой, но ваш Верховых отмахнулся, — не без злорадства ответил Павел Иванович.

Позднее, когда комиссия вернулась в Москву, Верховых вручил свои воспоминания кому считал нужным.

— Почему вы не отдали это свидетельство Богоявленскому или его сотрудникам? — спросили его.

— А я им не доверяю. Все они прохвосты.

Оставался еще один член счетной комиссии XVII съезда, переживший, как и Верховых, сталинские тюрьмы и лагеря, Наполеон Андриасян. Этот вел себя иначе: «Ничего не знаю, ничего не помню». Два часа бились с ним, убеждали, взывали к его чести, мужеству, доказывали, что если фамилия Сталина оказалась вычеркнутой на 292 бюллетенях, то такие бюллетени попали в каждую из тринадцати урн. Наконец, Андриасян «вспомнил», что в его урне, действительно, оказалось два или три таких бюллетеня. Потом он начал «припоминать», что их было вдвое больше. Когда же дело дошло до письменного подтверждения, Андриасян вновь заупрямился. Новые мучительные уговоры и трусливое отнекивание. Но вот он взял ручку и начал писать:

«По требованию представителя КПК сообщаю, что при подсчете голосов, поданных за новых членов ЦК на XVII съезде партии, в урне, которую мы обслуживали, было обнаружено четыре бюллетеня с вычеркнутой фамилией Иосифа Виссарионовича Сталина. Все это расследование считаю вредным, как подрыв авторитета товарища Сталина».

Андриасян был дружен с А.И. Микояном, они учились в одной духовной семинарии. Узнав о поведении Наполеона, Анастас Иванович удивился, он даже усовестить его пытался…

Но Наполеон видел дальше Анастаса. Минуло восемь лет, Андриасян пришел в КПК:

— Вот видите, как все повернулось: ОН опять на коне…

И всякий раз, когда я задумываюсь о перерождении большевиков, вспоминаю ветерана партии Наполеона Андриасяна. И тех, без малого трехсот делегатов «съезда победителей», что осмелились тайно проголосовать против общего кумира. Какие все-таки мужественные люди!