Я и три Отелло (СИ) - Колибри Клара - Страница 63

Он закричал, когда увидел, что мой палец готов был нажать на последнюю кнопку. А я от этого вздрогнула и решилась сделать то движение, что отделяло меня от попытки перемещения в свой родной мир. А как палец коснулся точки на экране, так все перед моими глазами и помутилось.

17

Глава 17

Глаза застилал густой туман, когда пыталась приподнимать веки, но держать их открытыми хоть какое-то время не удавалось. Голова гудела больно, пребольно. Руки, ноги и все остальное, они у меня, наверное, все же, были, но я их не чувствовала. А еще было ощущение, что меня разбили. Да! Именно! Как если бы была сделана из стекла или глины, а меня ненароком уронили, или сбросили с высоты, тоже было на это похоже, и я разлетелась на множество осколков, или черепков. И потом с дикой тянущей такой болью началась новая моя сборка. Как если бы собирались пазлы, воссоединялись между собой части моего бедного разбитого тела. Кусочек за кусочком, медленно, больно, но верно тело приобретало прежний вид. Но я его еще не ощущала полностью. И как иначе, если процесс продолжал идти?

— Больно! — просипела я сквозь стиснутые зубы. — Как же мне больно!

— Все пройдет, милая.

— Все будет отлично, моя хорошая.

— У тебя вообще все дальше в жизни будет замечательно!

И вот эти последние слова в виде категоричного такого утверждения точно принадлежали моей бабуле.

— Бабушка?! — я еще никак не могла раскрыть глаза, уж больно веки были тяжелыми, но нахмуриться у меня, определенно, получилось. — Это ты?!

— Кто же еще? Конечно, это я. А еще Марья Гавриловна и Галина Ильинична.

— Как это?! — я никак не могла прийти в себя. Отчего-то было такое ощущение, что со мной что-то было не так. Особенно с головой. Что в происходящем наметилась какая-то несовместимость. А что мне не нравилось, было не сообразить. И не просто что-то, а все. — Почему это вы все здесь и сейчас?

— Вот! Сидим! Скорую ждем! Ты, деточка, нас так напугала! — встряла в разговор Марья Гавриловна. Я ее голос узнала тоже.

— Да, — теперь к нам подключилась и Галина Ильинична. В этот момент у меня стало получаться приподнимать веки, и вроде бы, даже зрение начало ко мне возвращаться. А наш участковый так и сыпала на мою больную голову россыпь латинских слов, от которых очень хотелось поморщиться, это от перегрузки мозговой деятельности, наверное.

— Что, что? Это как по-русски? Мне сейчас трудно и на простых словах сосредоточиться, а тут такое!

— И, правда, Галка! — поддержала меня бабуля. — Будь проще. Мы же сейчас здесь все свои. Что это ты только что такое сказала?

— Да, забудьте! — вроде как, обиделась Галина Ильинична. — Обошлось, и, слава Богу. А скорая подъедет, и я с ними сама разберусь, не беспокойтесь. Они, хотя бы, выслушают меня с пониманием.

Вот тут пелена перед глазами рассеялась окончательно. И, о радость! Кое-что и в памяти начало проявляться. Но только улыбаться мне совсем после этого расхотелось. Или даже так можно было сказать, что от нахлынувших воспоминаний мне сделалось так плохо, как никогда ранее. Подозревала, что от них мне еще долго улыбаться не захотелось бы.

— Что ты все хмуришься, детка? — обеспокоилась бабушка.

— А можно, ты меня больше так не станешь звать?

— И что тебе не нравится? Я тебя часто так зову, и ты никогда ранее против не высказывалась. Что это ты, детка, вдруг…

— Не вдруг! Не вдруг! — прервала я ее и даже, вроде как, перешла на крик. — Не зови, и дело с концом! Что неясного?!

— Что это с ней? — забеспокоилась бабуля и повернулась к Галине Ильиничне.

— А что вы хотите?! Девочка перенесла только что… — И снова из нее горохом выкатились и поскакали по моей голове латинские слова, да так, что отдавали болью в висках. И похоже, что тревожили не только меня, так как две другие дамы, что тоже внимали докторше с открытыми ртами, поморщились вместе со мной.

— Господи! Галка! Уволь ты нас от этой тарабарщины! Скажи совсем просто, и дело с концом!

— В коматозе она только что побывала, в глубокой отключке. Так вам понятно? Вот ей теперь и не до чего. Организму теперь долго восстанавливаться придется.

— А, а! Это другое дело. Теперь до меня дошло, — закивала головой соседка, Марья Гавриловна.

— Это что же? Витамины теперь ей надо пить? Да?

— Например, витамины, — дальше тетя Галя не успела ничего сказать, так как в дверь позвонили.

— А вот и скорая! — с энтузиазмом воскликнула тетя Маша и радостно посмотрела на бабулю. — Дождались!

— Тридцать три раза помереть можно было прежде! А теперь они явились, не запылились, — не разделила та ее радости. — Теперь только морока от них отделываться. Или, может, они тебя, Катюша, все же, посмотрят? Как считаешь? Все же Галка сказала, что-то там про отключку. Не вредно ли это для твоего молодого организма?

— Жить вообще вредно, — промычала я в ответ. — Очухалась, и слава Богу.

— А то, может, все же, посмотрели бы?..

— Нет! Мне не до них. Оставьте меня все в покое. Не хватало еще, чтобы и они мне, какой укол всадили! Хватит с меня химии. Доперемещалась уже!

— Что ты сказала, детка? — склонилась надо мной бабуля, чтобы лучше расслышать бормотания. — Что ты до…

— Ничего! — скорее решила прикрыть тему. Не хватало еще, чтобы меня приняли за сумасшедшую. — Мне бы поспать теперь, бабуля! — скроила умильное лицо. — Вот силы ко мне и вернутся быстрее. А?

— Как скажешь, детка. Отдыхай, Катюша. Если, что понадобится, ты только позови. Я здесь, рядом совсем буду.

И меня оставили в комнате одну. Вот тут я и осмотрелась. Повела головой направо, налево, и оказалось, что лежала в гостиной на диване. В своей квартире! На любимом диване!

— Как славно-то!

Потом чуть повернула голову и вытянула шею в сторону окна. А там!.. В мое стекло засматривал раскидистый клен и приятно так зеленил обозрение.

— Ну, очень славно!!! — я от нахлынувшего блаженства даже сощурилась. — А то, привидится же такое! Все было красно-бордово-фиолетовым… Чепуха какая!

И, правда, в голову полезли разные непрошеные мысли. Но я их все до одной прогнала. Я состоянием блаженства дорожила! Не собиралась всяким дурацким сновидениям или, что там это было, глюкам что ли, омрачать мою жизнь. Было, и прошло! Был кризис и закончился! Теперь думать следовало о хорошем, это что-то вроде принятия витаминов, только для восстановления нервной системы. А она у меня, подозревала, была не в лучшем состоянии.

— Надо же! Померещится же такое! — вторую фразу повторила даже дважды, как, в некотором роде, заклинание. — Рассказать кому, так запросто могут принять за сумасшедшую. А мне до полного счастья только психушки и не хватало. Нет уж! Дудки! Не поддамся я свалившимся испытаниям. Да и что такого со мной случилось? Ну, сбежал от меня Сергей в свой Питер. Ну, переспал он перед тем с какой-то особой с хриплым голосом, — уже от этих двух воспоминаний сделалось плохо, поэтому решила и эти мысли гнать, а сосредоточиться на хорошем. — Правильно! — поддержала сама себя в раздумьях. — Я — отличная актриса. Меня в коллективе приметили и по заслугам оценили. Вот и роль дали. Главную! Это же здорово! А я хандрить и за бутылку хвататься. Виски! Виски! Ерунда — эти виски! Дрянь, одним словом! И мне определенно надо встряхнуться. Это никуда не годится, так раскисать. Мне же теперь надо оправдать доверие руководства театра. Точно! Надо сосредоточиться на работе. На репетициях и спектаклях. А Серега?.. Что Серега? Он, вон, бабуле совсем и не нравился. Она его даже каждый раз по-разному обзывала. Может, она была права?

Это я так разговаривала сама с собой. Получалось, живенько так, но самочувствие мое в целом все никак не улучшалось.

— Так! Говорят, сон все лечит. Сейчас проверим.

И я попробовала повернуться в постели, чтобы поправить подушку. Это у меня получилось.

— Ну вот! Жизнь налаживается, — улеглась на взбитую подушку и удовлетворенно вздохнула. — Сейчас вздремну, а как проснусь, так приму ванну, — в этом месте отчего-то поморщилась, и удивилась этому, ведь теплую ванну да еще с пеной всегда обожала. — Потом перекушу и стану учить роль. А как же! Завтра обязательно пойду на работу. И там, конечно, спросят, отчего прогуляла день. Этого не исправить, действительно, ведь, сегодня службой пренебрегла, но скажу, что, зато роль свою почти выучила. Хоть какое, а оправдание.