Ждущие звёзды (ЛП) - де Бодар Альетт - Страница 1

Перевод Anahitta при поддержке проекта «Литературный перевод». 2018 г.

Свалка космических кораблей находилась в изолированном участке Чужаков, одном из многочисленных белых пятен на межзвездных картах, не более и не менее интересном, чем соседние квадранты. Для большинства людей это была бы просто скучная часть длинного путешествия, которую корабли Разумов проскакивают, рассекая глубокий космос, а корабли Чужаков обходят на малой скорости, пока пассажиры спят в гибернационных камерах.

Только подобравшись ближе можно увидеть неуклюжие громады кораблей: отблески звездного света на металле, безупречно строгую красоту корпусов, хотя все они изуродованы и навсегда утратили способность двигаться. Это живые трупы, оставленные как напоминание о их поражении; наглое заявление Чужаков о своей военной мощи; напоминание о том, что их оружие способно сбить любой корабль Разума, за которым они погонятся.

На аппаратуре наблюдения «Киноварной усадьбы» корабли казались маленькими, как игрушечные модели или аватары, − Лан Нхен запросто уместила бы их на ладони и с такой же легкостью раздавила. По мере того как поле обзора аппаратуры двигалось, показывая один за другим корабли, одну за другой развалины, бесформенные груды сожженного и покореженного металла, вырванных механизмов, разбитых капсул и сломанных шаттлов, сердце Лан Нхен будто сжимал и раскалывал на куски ледяной кулак. Как подумаешь о Разумах внутри − мертвых или покалеченных, больше неспособных двигаться...

− Ее здесь нет, − проговорила она. На экране перед ней появлялось все больше и больше кораблей − груда трупов подавляла ее, вызывая жалость, горе и гнев.

− Терпение, дитя, − сказала «Киноварная усадьба». Как всегда, в голосе Разума звучало веселье − как-никак она прожила пять столетий и переживет Лан Нхен и ее детей настолько, что обращение «дитя» кажется ничтожным и неподходящим, чтобы выразить всю тьму поколений между ними. − Мы знали, что на это уйдет время.

− Она должна быть где-то с краю, − заметила Лан Нхен, прикусив губу.  Она должна там найтись, иначе спасательная миссия неизмеримо усложнится. − По словам Кук...

− Твоя кузина знает, что говорит, − ответила «Киноварная усадьба».

− Да, наверное.

Лан Нхен захотелось, чтобы Кук была здесь с ними, а не спала в своей каюте мирным сном младенца, но «Киноварная усадьба» заметила, что Кук нужно отдохнуть перед тем, что их ждет. Лан Нхен сдалась, уступив вышестоящему авторитету. Всё равно на Кук вполне можно было положиться в некоторых отношениях, пока дело не касалось коммуникабельности и умения вести переговоры. Зато в семье ей не было равных в технических вопросах, а её сеть контактов простиралась далеко в пространство Чужаков. Вот откуда они узнали о свалке...

− Там.

Датчики запищали, и на экране увеличилось изображение корабля на краю свалки, который казался даже меньше, чем громадины его сотоварищей. «Цитадель черепахи» принадлежала новейшему поколению кораблей, была по сравнению с предшественниками компактнее и маневреннее: разработанная для стремительных полетов и маневров, а не для перевозок, более изящная, чем любое другое произведение Имперского цеха. В отличие от других кораблей её нос и обшивка были декорированы, украшены многочисленными рисунками из старинных легенд и мифов, вплоть до дай вьетских со Старой Земли. Обшивку портил единственный след от выстрела − выжженная пробоина в одной из башен раскрашенной цитадели, покалечившая Разум, который одушевлял корабль.

− Это она, − сказала Лан Нхен. − Я ее где угодно узнала бы.

У «Киноварной усадьбы» хватило такта промолчать, хотя, конечно, она могла во мгновение ока сравнить конструкцию корабля с хранящимися в ее обширной базе.

− Значит, пора. Выпускать капсулу?

Внезапно ладони Лан Нхен стали скользкими от пота, а сердце в груди застучало в бешеном ритме, словно сошедшие с ума храмовые гонги.

− Да, наверное, пора.

По любым меркам их план был безумием. Проникнуть в пространство Чужаков, каким бы оно ни было уединенным, чтобы починить корабль, как бы легко он ни был поврежден...

Лан Нхен понаблюдала за «Цитаделью черепахи» − за изгибами корпуса, изящным откосом двигателей вдали от жилого отсека, выжженной отметиной в обшивке, похожей на пулевое ранение в груди. На носу тоже был небольшой рисунок, различимый только острым глазом: веточка цветущего абрикоса − символ удачи в новом году − её более тридцати лет назад вывела на корабле мать Лан Нхен как прощальный подарок двоюродной бабушке перед тем, как корабль отправился на своё последнее роковое задание.

Конечно, Лан Нхен бережно хранила в памяти каждую деталь корабля, каждый поворот коридоров внутри, каждый закуток, каждую впадинку и щель снаружи − знала их по изображениям. И даже до этого, до того, как в ее голове зародился план спасения, она стояла перед семейным алтарем, глядя на вращающуюся голограмму корабля, который был также её двоюродной бабушкой, и задавалась вопросом, как вообще можно бросить в беде Разум и поставить на нем крест.

Теперь она стала старше, достаточно взрослой, чтобы повидать такое, отчего стынет кровь; достаточно взрослой, чтобы замыслить собственное безрассудство и втянуть в него кузину и двоюродную прабабушку.

Определенно, взрослее. Возможно, мудрее, если им посчастливится выжить.

В Заведении о них рассказывали байки, да и в любом случае достаточно было только взглянуть на них − приземистые темные фигуры, особая манера щуриться при смехе. Были и другие подсказки: воспоминания, от которых Кэтрин просыпалась, тяжело дыша, сбитая с толку, и всматривалась в белые стены дортуара, пока не исчезали пульсирующие, спутанные образы, которые она не могла точно определить, и пока ее не убаюкивало дыхание множества спящих соседок. Необычные пристрастия в еде: тяга к рыбным соусам и ферментированному мясу. Неясное ощущение, что она не вписывается в коллектив, что общество давит на нее со всех сторон, − все это казалось ей бессмысленным.

Хотя должно было иметь смысл. Кэтрин забрали у дикарей ребёнком, как и её однокашниц, спасли от нищеты и опасностей, вывели на свет цивилизации − в белые стерильные комнаты и к пресной еде, в неловкие объятия, всегда казавшиеся фамильярными. Спасённая, как всегда говорила наставница, и её лицо преображалось, скулы резко обозначались на бледной коже. Попавшая в безопасность.

Кэтрин спрашивала, от чего она в безопасности. Поначалу они все спрашивали − все девочки в Заведении. Джоанна и Кэтрин были среди них самыми буйными.

Пока наставница не показала им видео.

Они все сидя за столами смотрели на экран в центре амфитеатра − в кои-то веки молча, не пихая друг дружку и не перешучиваясь. Даже Джоанна, которая всегда была первой язвой, ничего не говорила и не отрывалась от экрана.

На первом кадре была женщина, похожая на них, − меньше ростом и с более темной кожей, чем у галактинцев. Её огромный живот выступал, как опухоль из какого-нибудь фильма-катастрофы. Рядом стоял мужчина − судя по рассеянному взгляду, он что-то смотрел по сети через свои импланты, но вот женщина позвала его, держа руку на животе и морщась. В одно мгновение его взгляд стал осмысленным и отсутствующее выражение лица сменилось страхом.

За долю секунды до того, как наложилась звуковая дорожка с переводом, − на застывшее во времени мгновение слова и слоги сошлись вместе, зазвучали болезненно знакомо для Кэтрин, словно детские воспоминания, которые ей никогда не удавалось собрать по кусочкам, − краткие вспышки: новогодний фейерверк в замкнутом пространстве;, страх, что ее сожгут, нарушат способность её тела к исцелению... Затем это мгновение исчезло, как лопнувший шарик, потому что происходящее на экране приобрело самый страшный оборот.

Камера раскачивалась, стремительно двигаясь по пульсирующему коридору. Девочки слышали тяжелое дыхание женщины − она поскуливала как раненое животное, − а врач негромко подбадривал её.