Куда улетают драконы (СИ) - Бородина Мария - Страница 49

— Я не знаю, что происходит, — прошептала я. — Наверное, я тоже обезумела.

— Не плачь, — он приподнял моё лицо и стёр пальцами влагу. — Ты никогда не будешь плакать из-за меня. Твои слёзы — это иглы в моём сердце. Малыш, я запрещаю тебе плакать, — он мотнул головой, и кудрявые волосы защекотали лоб. — Плачь! Но только от счастья.

— А злиться тоже запрещаешь? — я шмыгнула носом и, склонившись, поцеловала его ладонь. — А ревновать?

Это можно. Сколько тебе хочется, — поцеловал меня в распухший нос. Отстранился и погладил ладонями мои открытые плечи. Долго, будто вбирал в себя ощущения. Будто кончики пальцев умеют запоминать.

— А… — запнулась, проглотив слова. Долго подбирала схожие по смыслу, но они застревали в горле. И казались сухими и оборванными, будто уничтоженные солнцем и жарою цветы. Посмотрела на Эримана с надеждой, словно он мог подсказать правильные. Или понять меня без слов. — А испытывать к тебе чувства?

— Чувства бывают разные. Ненависть — тоже чувство. Я бы не хотел, чтобы ты меня ненавидела, испытал уже… — он запнулся. И, закусив губу, опустил глаза. — Извини, я не хотел напоминать, — снова прижал к себе, словно боясь, что я убегу. — Я всё сделаю, чтобы ты поступила в следующем году. Но мне придётся уволиться. Я без этого, — приблизился, — никак не смогу, — и скользнул языком по губам, раздвигая их.

Стоило ему проникнуть в рот и коснуться языка, моё тело пробрала дрожь. Странная и непреодолимая, словно через позвоночник проходила молния, отдавая энергию почве. И я точно знала: это не от холода. И не от испуга. А оттого, что я долго этого ждала и очень хотела. Я отвечала страстно и горячо, выгибая до боли спину и вцепляясь в его плечи. Голова кружилась, опрокидывая нам под ноги темнеющее небо с градинами звёзд. Где-то наверху, будто в другом измерении, шелестели листья и выл ветер, а меня пробирало так, что ноги подкашивались. И показалось, что мы бы сгорели на том же месте, если бы Эриман не отстранился и не сказал:

— Пойдём.

И повёл меня по дорожке. Туда, где шумели волны и соленая влага брызгала в лицо. На море.

Эриман вёл меня к кромке воды, что полыхала закатным пламенем, а я всё не могла унять дрожь. Я превращалась в цветущий куст: на мне набухали почки, прорезались листья и наливались бутоны. И как хотелось выкинуть из головы и сердца обиды и просто плыть по течению! Подставлять листья распластанному небу и просто жить.

В голове воскресал экзамен. Страшное слово «вето» на губах Эримана и его переломленное пополам перо. Я до боли закусила губу, пытаясь прогнать обиду и не портить вечер. Почему бы не представить, что это всё мне приснилось? Сложно, но стоит постараться.

Мы остановились у кромки воды. Блики скользили по поверхности, превращая море в жидкое зеркало.

— Я пытался после экзаменов хоть что-то разузнать о пропавшей девушке, твоей соседке, — неожиданно начал Эриман, — но было очень мало времени и сил. Я просто хочу тебя предупредить,

— взял лицо в ладони и вгляделся в глаза. — Никому не верь. У меня несколько проверенных людей. Я им доверяю, как себе. И больше никому. Даже ректор и его внук могут быть замешаны в похищениях. А в академии — ещё несколько десятков учителей, которые легко способны покрывать преступления. Лучше ты будешь злиться, чем я не смогу тебя обнять. Потому, если ты куда-то хочешь выехать из замка, то сможешь сделать это только со мной или с Амрес. Это временная мера, Лин. Пока мы не найдем Ними и не выясним, кто за этим стоит.

— Викс не замешан в этом, — я дёрнулась. — Не впутывай его, прошу. Разве не видел, до чего его довело исчезновение Ними? Он на себя не похож!

— Хочется верить.

— Не хочется верить, а точно! — я топнула ногой. — Я верю Виксу, как самой себе. Он не может быть замешан в этой грязи!

— Тебе говорили, какая ты красивая, когда злишься? — улыбнулся Эриман и притянул меня к себе. — Смотри, какое сегодня море спокойное. Удивительно.

Я склонила голову на его плечо, наслаждаясь закатом и его запахом. Отзвуки горения ушли, и теперь пронзительный аромат пепла перемежали пряные нотки разнотравья. Мне больше не хотелось домой. Эриман и был моим домом.

— Ты замёрзла. Нужно возвращаться, — сказал Эриман, целуя меня в ухо.

— Мне не холодно, — возразила я, замечая, что мои пальцы до сих пор дрожат. Вот незадача!

— Ты трепещешь, как ивовый листок на ветру. Малыш, — он скользнул ладонью по щеке, опустился по шее и замер на плече. Вторую руку положил мне на талию и прижал к себе. — Почему я горю, когда с тобой рядом? — зацепил пальцем бретельку платья и пробрался под неё, рассыпая по коже бусины новой дрожи. Провел пальцем вверх: до шеи и опустил дорожку прикосновений к ключице. Пересчитав звенья цепочки, медленно двинулся в ложбинку.

— Что это, Лин? Амулет? — хрипло сказал Эри и коснулся подушечками пальцев маминого кулона, что прятался под платьем. Камень молчал, а моё тело отзывалось дрожью. Слишком близко его пальцы к моей груди. Слишком остро хотелось большего. Запретного и постыдного. Мне казалось, что я плавлюсь. Как воск от пламени свечи.

— Это талисман, — я потянула за цепочку. — На удачу. Мама мне его сделала, но он не работает. Всё равно я его не снимаю.

Камушек выскользнул из-под ворота платья, но Эриман не отнял руку. Напротив: мне казалось, что он пробирается всё глубже под ткань. От этого трясло ещё сильнее, но я не могла оборвать эту сладостную пытку. Отчаянно хотелось чувствовать его рядом. Рассудок туманился, когда я думала, что можно ощутить в его объятиях. И он мог показать мне это. Сейчас.

Когда его рука осторожно скользнула глубже, я не выдержала. Изогнулась и со стоном подалась ему навстречу. Темноту наступающей ночи стремительно заливал свет: яркий и трепещущий.

— Работает. Но слабо, — тихо проговорил Эриман и, прижав ладонь к груди, стал ласкать её. Вгляделся в мои глаза, будто спрашивая разрешения и стиснул пальцы сильнее. Внутри серых радужек растекалась магма. — Я тебя… — он запнулся. — Ли-и-ин, ты так хорош-ша, — выдохнул Эриман, не отнимая руки. Вытворяя под платьем такое, что из меня дух выбило.

Он склонился ещё ниже. Мне показалось, что сложился вдвое. Почти не прикасался, а бродил теплом по плечу и дышал моей кожей. Ловкие пальцы под платьем забирали у меня остатки самообладания.

Я знала, что воспитанным девушкам такое не позволено, но не находила сил вырваться. Понимала, что пропасть между нами не сделалась уже, но прижималась к Эри всё сильнее. Осознавала, что, возможно, девка из секции была права, называя меня грязными словами, но не спешила прерывать его ласки. Лишь дышала чаще, безвольно откидываясь ему на грудь, и кусала губы, стараясь не застонать.

Лёгкие прикосновения перерастали в настойчивые, а странная поначалу боль — в удовольствие. Оно растекалось по телу горячими волнами, собираясь внизу живота. Я задыхалась от истомы, и с каждой секундой хотелось всё большего. Тревожные мысли отступали, становясь невообразимо незначительными. Вместе с ними уходили сомнения. Эриман знал, что делает. И знал, как это нужно делать.

Привстала на цыпочки и потянулась к его шее. Впилась в кожу отчаянным поцелуем, вбирая в себя его вкус.

— Умоляю, остановись, — прошептала, облизав губы. А потом его пальцы сжались сильнее, пустив по телу острый спазм, и я почти закричала: — Нет! Не останавливайся!

— Если ты сейчас позволишь зайти дальше, я сорвусь с цепи, — оторвавшись от меня, тяжело проговорил Эриман. — Лучше вернёмся в дом. Ты запрёшься в комнате, а я приму холодный душ. И мы не наделаем глупостей.

Он говорил и снова целовал плечи, ласкал грудь и прижимал к себе. Мне казалось, что я горю. И я чувствовала сквозь ткань платья, что и он горит тоже.

Песок под ногами проминался и шуршал, волны подпевали нашим стонам, а ветер играл нашими волосами. Сердце и дыхание вышли из строя и перестали меня слушаться. Я не владела собой: руки шарили у Эримана под рубашкой, а губы искали его губы. Мне нужно было больше. Намного больше. Изучать каждую клеточку его тела, каждый мускул и изгиб.