Дилетант. Дилогия (СИ) - Калиничев Александр Михайлович - Страница 43

- У моей Анны Николаевны очень хорошая библиотека. - Единственное, что он выдал на гора.

- И как тебе ... Тацит?

- Я только заканчиваю 1 главу, 14 - 15 годы. Очень ... громоздко написано, тем более я ещё дурно знаю английский язык.

- Ты читаешь на английском!?

- Мы с ней вместе начали изучать. Но её успехи, несомненно, очевиднее. - Крылов как-то виновато на меня смотрел, как будто он виноват в том, что 'её успехи, несомненно, очевиднее'.

- Но почему Тацит?

- Но другой книги на английском я в библиотеке не нашла.

Фу-у. Это конечно многое объясняет, а то четырнадцатилетний ребёнок, читающий Тацита, чуть не порвал мне весь шаблон.

- Ну, и.. что тебе запомнилось?

- Как Цезарь пришёл к власти.

- И как же?

- Цезарь в начале отказался от звания триумвира, именуя себя консулом и якобы довольствуясь трибунскою властью для защиты прав простого народа. Потом покорил своими щедротами воинов, народ - раздачами хлеба, знать, готовую к раболепию - богатством и почестями, непримиримых противников уничтожил. А затем, набираясь мало-помалу силы, начал подменять собою сенат, магистратов и законы.

Когда мы с Иваном остались одни, я спросил его, как он видит будущее девочки?

- Ты задаёшь, непростой вопрос. Во-первых, она ещё крепостная, во-вторых, наша с тобой авантюра выдать её за твою сводную сестру пока ничего не дала. Чтобы это узаконить, надо писать прошение на высочайшее имя, а после твоего петербургского вояжа это вряд ли будет иметь смысл. Конечно, когда она подрастёт, ты дашь ей вольную. Что дальше? ... Для любой женщины, главное это замужество. За кого нужно выдать барышню, которая читает Тацита, чтобы она была счастлива с мужем ?... Вот. ... Даже, если она не крепостная крестьянка, а ... графиня?

- Но твоя Анна Николаевна читала же Тацита? - Не знаю, не спрашивал. Но моя Анна Николаевна вышла замуж за меня. - И улыбнулся. - А сам ты?...

- ??????

- Но ты же хочешь, чтобы Шурочка была счастлива?

- Исключено!!!... Выброси даже из головы... Нет! ... В конце концов, она ещё ребёнок.

Нет, это ж надо, чего удумал! Да я к Шурочке отношусь даже не как к дочери, а как к внучке, а это, ещё с большим трепетом.

Конечно, не объяснишь же, что мне не двадцать четыре года, а все шестьдесят восемь.

Да по твоим поступкам тебе не шестьдесят восемь, а только восемнадцать. Старый пень, вторую жизнь живёшь, а ума не нажил. Так облажаться в Петербурге. Ведь просто поддакни ты тогда, да даже просто промолчи, и с Шурочкой можно вопрос было решить, и в дальнейшем как-нибудь на события влиять... А теперь?

Пять месяцев прошло после моего возвращения в имение. В деревне всё-таки жизнь идёт намного плавнее и размереннее, чем, ну хотя бы в том же Брянске. Намного он больше? А жизнь там всё же суетнее.

Моему приезду были рады. Особенно Габриэль и мальчишки. Они изменились, причём и Габриэль и пацаны. Габриэль отпустил усы и бородку- эспаньолку. Ну, швейцарец же. Может у них у швейцарцев национальная мода такая... Кто их видел? Да и много кто знает, где она находится эта Швейцария? Он вроде, как повзрослел,... нет, правильнее, наверное, будет сказать - стал более респектабельнее, если так вообще можно сказать о двадцатилетнем молодом человеке. Если раньше он был учеником у своего дяди, то сейчас ему дали свободу самому доходить до тонкостей мастерства и, мало того, он сам учит других. А это накладывает определённую ответственность.

Мальчишки же, просто выросли. Не совсем, конечно, но из двенадцати-тринадцатилетних деревенских оболтусов, которых два года назад отобрал для меня Карл Иванович, превратились в четырнадцати-пятнадцатилетних подростков. Для деревни, это уже мужики.

М-н-да, мужики,... мужчинки... Что же мне с вами делать?... Выдернул я мальчишек из привычной среды, а что дальше делать, ни как не решу. Дать им вольную и послать учиться?... А ведь на них подушная подать тоже распространяется. Пока они у меня крепостные - 74 копейки, а поедут вольные в город учиться - рубль двадцать. Нет, конечно, для меня не бог уж весть какие деньги, я вон за пачку бумаги плачу по три рубля, но всё же... Посылать их учиться? ... А куда? С одной стороны, знаний нигде больше чем я им никто не даст. По крайней мере, теоретических.

Правда, это смотря каких знаний - вот в области современной экономики надо и мне разбираться, а то и свой колхоз не поднимешь. Другой здесь уклад. Некоторые вещи я вообще не понимаю.

Или в области права? И законов вроде не так много, а сам чёрт ногу сломит. Впрочем, с законами так в России всегда.

Отправить мальцов учиться в Москву, в университет? Там, наверное, языки знать надо при поступлении. Латынь, там всякую, древнегреческий. ... Хотя, может Бекера попросить? Он всё знает! Даже Карл Иванович к его советам прислушивается. Да что Карл Иванович, Габриэль и тот у него справляется, правда не по техническим вопросам, а по бытовым, но тем не менее... Да, уж! А вот его имя не русский манер никто не переводил. Если Жана мужики переиначили в Ивана, то вот с Бенджамином почему-то всё так и осталось - Бенджамин, вернее, мистер Бекер. Всем так это нравится говорить 'мистер Бекер'. Наверное, потому, что и Бенджамин, и Вениамин для простого русского мужика звучит длинно... А Беней называть, вроде бы неудобно....

Да, так что решать-то с пацанами...

- Александр Фёдорович, а кто это на отъезжем поле сено-то наше на волокуши грузит? - Савва подскакал на своём жеребце и чуть не напугал мою кобылку.

Действительно, у леса копошатся какие-то люди, возле стогов сена.

- Так может глинковские?

- А чегой-то глинковским тут делать? Сгонять, посмотреть?

Их там человек десять. Если это не наши, а, скажем, шаблыкинские воруют моё сено, то конфликт может быть нешуточный. Павел Андреевич Киреевский, вряд ли сам послал людей на такое. Его управляющий? Или сами?

Подожди, может это всё же мои мужики. Карл Иванович может, послал.

- Поехали вместе. Филимон, подожди нас здесь. - Мы рысью потрусили к лесу.

Шесть лошадей, шесть волокуш и шесть мужиков. Мужики все взрослые, ни молодых, ни старых нет. Нас увидели поздно, а увидев, растерялись. Двое начали направлять лошадей к лесной дороге, но Савва наперерез оказался быстрее. Четверо схватились за вилы. Нет, ну какая борзость, а! Белым днём воровать чужое сено!

Если бы они просто спокойно нас встретили, да сказали бы, что из Глинок, да что их староста глинковский послал, я бы и поверил. Ни я, ни Сава всех глинковских мужиков в лицо не знаем. А тут за вилы хвататься! ... Не-ет, ну это уже все границы...

Но шесть против нас двоих! Оружия у нас никакого нет. Если они закусят удила и попрут на нас, то очень даже может быть кисло. Впрочем, ускакать и сейчас можно, но это будет прецедент - барин воров испугался...

Не дури, ты сам учил - умное отступление перед превосходящими силами противника, это не позорное бегство, это тактический ход. Они вас сейчас на вилы поднимут, а потом догонят на Савином же коне Фильку.

- Чьих же Вы, соколики, будите? - Я остановил Морковку метрах в пяти от ближайшей волокуши. Мне сейчас лучше на земле стоять. Хоть и на протезах, но на земле я себя увереннее чувствую, чем в седле. Но вот беда - и садиться на лошадь, и слезать, мне всегда Сава или Филька помогают. Ну, уж как получится.

Я вынул ноги из стремян и очень даже изящно спрыгнул, держась за седло. Еле устоял. Гусар, блин!

Мужики стоят молча, набычившись. На мой вопрос ничего не ответили. Думают, если я спрыгнул с лошади, у них есть шанс. Противником меня они не считают. То, что у меня нет ног, весь уезд знает. Если решат напасть, то Сава для них противник более явный.

- Ты, братец, вилы-то опусти, не ровен час, уколешь меня, а это уже каторга в лучшем случае, а то и виселица. - И уже грозно. - Так чьих будете, я спрашиваю? Отвечать!

Если бы ближайший ко мне мужик бросил вилы и ... нет, нет, не упал бы на колени, а просто попросил - отпусти. Отпустил бы. Ей-ей, отпустил бы. Какая мне от них корысть. Даже бы и не узнавал, чьи это люди. Весь расчёт был, что это простые крестьяне. Не солдаты, не грабители какие, типа моего Саввы. Даже дело не в том, что они не посмеют на барина, пусть даже чужого, руку поднять. Надо будет, и руку поднимут и в доме живьём сожгут. Но это во время бунта, когда крышу сносит у всего народа. А так убить человека... Это надо уже зачерстветь. Но всё пошло, как пошло.