Дилетант. Дилогия (СИ) - Калиничев Александр Михайлович - Страница 17

Москва меня не впечатлила. Это Филька, дальше Карачева никуда не ездивший, был в телячьем восторге и смотрел на всё с широко открытым ртом, мне же было просто любопытно - Москва Белокаменная оказалась Москвой Деревянной.

Поселился я со Степаном и Филькой в герберге на Никольской улице, как нам посоветовал Габриэль. Для Степана и Фильки был снят номер в полуподвале, а мне на втором этаже. Кибитку нашу и лошадей определили в специальный каретный сарай и конюшню на заднем дворе. На первом этаже герберга находилась точка общепита (а может, наоборот - на втором этаже герберга были жилые комнаты).

Первоначально я хотел остановиться на каком-нибудь постоялом дворе, но Габриэль, вопреки советам Степана, стал настаивать на том, что бы я поселился в более респектабельном месте - этом самом герберге.

Я слово 'герберг' никогда не слышал, поэтому меня и сейчас, как скажет когда-нибудь товарищ Бунша, мучают смутные сомнения, что это не моя Москва, но ... теперь уж какая есть.

На третий день, уже после посещения заёмного банка, обедал я с Габриэлем в этом герберге. В самом начале всё было чинно и, как говорится, благородно. Опрятное заведение, вкусно готовят. Было до тех пор, пока не появилась компания изрядно подгулявших господ. Причём господ молодых. Было их пять человек. Кто они по статусу, купцы ли, дворяне ли, я не понимал, но вели себя они так, как во все времена ведёт пьяное зажравшееся быдло. Вначале они прицепились к официанту (или половому) - толи он не так поклонился, толи не так глянул... Но конфликт замял, выскочивший на шум хозяин заведения.

Здесь были и вышибалы, но хозяин дал им знак не вмешиваться.

Нам бы надо было уйти от греха подальше - посетителей-то почти не было... и было же понятно, что этой золотой молодёжи нужно ещё над кем-то покуражиться.

- А что здесь делает эта жидовская морда? - Довольно высокий и плотный мажор, лет двадцати, направился к нашему столу.

Под ложечкой противно заныло. Если бы это был вечер, то я бы сказал, что он перестал быть томным, но так, как был белый день, пришлось промолчать.

Здоровый бугай, такого одним ударом не собьёшь. Но надо вставать.

Габриэль сжал кулаки, как-то сжался и покраснел.

- Милостивый государь, потрудитесь заткнуться. - Ростом я не ниже его, даже, может быть, и чуть выше, а пока учился ходит, то и мышцы поднакачал, но..., если он в меня попадёт, удержусь ли на протезах? Да ещё их пятеро, ох не справлюсь. - Вы ведёте себя, как свинья.

Бугай тормознул от неожиданности. Стояли мы в полуметре друг от друга.

- Что? ... Ты мне... Да я тебя ... - Бил он с размаху, кулак летел мне прямо в лицо, хороший такой кулак, большой, но всё это медленно, медленно (или это у меня рефлексы такие?), поэтому я просто немного уклонился и провёл классический такой апперкот.

Лязгнули зубы, мой соперник даже, мне показалось, немного подлетел вверх и грохнулся на соседний стол, благо пустой. Хороший стол, не сломался, только в сторону отъехал.

Чистый нокаут.

Давно я не дрался, очень давно - в этой жизни вообще ни разу, а в той, лет тридцать. Хороший удар получился.

От пьяной компании вскочили двое и ринулись к нам, но тут уже вмешались вышибалы. Завертелось. Два вышибалы стали между мной и этой гоп-компанией, а третий принялся поднимать нокаутированного мною верзилу.

- Господин поручик, Вам сейчас лучше уйти, прошу Вас. Обед за счёт заведения. - На хозяина было жалко смотреть. Видимо эти паршивцы дети каких-то очень влиятельных мандаринов.

- Хорошо, Иван Афанасьевич. Но если эти господа захотят сатисфакции, укажите им мой номер.

- Принепримено, Александр Фёдорович.

Мы с Габриэлем направились к выходу.

- Простите, господин поручик. - Меня окликнул крупный такой мужчина, один из немногих обедавших вместе с нами, который сидел чуть поодаль. - Я невольно услышал, как к Вам обращается хозяин сего заведения, Хочу выразить Вам восхищение - прекрасный удар. Сей негодяй получил по заслугам. Напасть на инвалида, это просто верх низости.

- Верх низости, гм - каламбур однако, не находите? - Кого-то он мне напоминает? - С кем имею честь?

- Ах да, простите. Позвольте представиться. Крылов Иван Андреевич. - Мой визави застенчиво улыбнулся.

Ба! Ну конечно, дедушка Крылов! Только совсем молодой.

А чего ты хотел - это его век.

- Ржевский. Александр Фёдорович Ржевский. - Ну почти Бонд, Джеймс Бонд.

Мы вышли из заведения в просторный вестибюль, откуда лестница вела в жилые комнаты. Такой шанс надо не упустить. Это ж надо, встретиться с живым классиком!

Положим, он ещё не классик.

Ну так будет! Я ещё внукам об этом буду рассказывать!

Если они у тебя будут.

- Вы тоже проживаете в этом герберге? - я заметил, что Крылов за обед не расплачивался, значит, его стоимость входит в общий счёт за проживание.

- Да, в левом крыле.

- А мои комнаты в правом. А почему Вы решили, что я инвалид?

- Вы вошли опираясь на трость, именно опираясь, а не переставляя её в такт шагам. И Ваша походка...

Вот же, наблюдательный...

А как ты хотел? Наблюдать и подмечать - талант литератора.

- Моя походка?

- Вы ноги ставите ... неуверенно. Только я не понял, которой ноги у Вас нет?

- Обеих.

В глазах Крылова читались сначала недоверие, потом удивление, потом ..., наверное, уважение?

Тут я и сам возгордился. А что? Научится ходить на протезах за полгода, это вам ни фунт изюма съесть.

- Иван Андреевич, а не продолжить ли нам наше знакомство за чашечкой кофею у меня в номере? Мой спутник... Прошу прощения... Разрешите представить - господин Рухомовский, ювелир и мой ... э-э-э ...компаньон. - При слове 'компаньон' и Крылов и Габриэль на меня удивлённо посмотрели. Что-то не так сказал? - Господин Рухомовский готовит прекрасный кофий. С перцем. Габриэль, Вы, надеюсь, не откажите нам в столь ма-а-а-ленькой просьбе? - Габриэль, смущённый вниманием, только кивнул.

- С удовольствием приму Ваше любезное приглашение, Александр Фёдорович, мне очень лестно знакомство с Вами.

Ему лестно... Да я всю жизнь гордиться буду, что пил кофе с тобой.

- И ещё одна просьба, Иван Андреевич, Я человек провинциальный, в Москве у меня знакомых нет... Если эти господа потребуют сатисфакции, не согласитесь ли Вы быть моим секундантом.

- Почту за честь, Александр Фёдорович, только я не думаю, что дело дойдёт до дуэли. Эти петиметры ... это такая парода людей, которая больше говорит о своих достоинствах чем имеет их. - 'Петиметры', кто такие? Точно, наверное это всё-таки другая реальность... А может, это типа франта? - Господин, которого Вы так изящно посадили на соседний стол - известный кутила Серж Перовский, внебрачный сын графа Алексея Кирилловича Разумовского. Он, конечно, изрядный повеса, но отца боится. Если Алексею Кирилловичу донесут, что он дрался на дуэли, а это непременно случится, отец лишит его содержания. А уж если узнает его дед, Кирилл Григорьевич, что он поднял руку на офицера и инвалида..., боюсь ему вообще несдобровать. ... Наоборот, это Вы можете требовать сатисфакции, ведь зачинщиком были не Вы.

- Ну что ж, одной заморокой меньше. ... Кстати, если быть честным, то этот, как Вы изволили выразиться, прекрасный удар, чистой воды случайность - мой противник был пьян, поэтому чересчур самоуверен и расслаблен, а я, в свою очередь - зол. ... Ох, Иван Андреевич, проблема дураков и дорог в России будет вечной.

Мы поднимались по лестнице на второй этаж. Лестница узкая, поэтому поднимались по одному - я, Крылов и последним Габриэль.

Я спиной почувствовал их удивление. Что я опять сморозил? 'Заморокой'? Да вроде слово, как слово. Про дураков и дороги? Так это Радищев вроде бы сказал. ... Или не Радищев? ... Или ещё не сказал?

А зачем ты вообще это ляпнул? Перед Крыловым хотел остроумной сентенцией выпендриться?

- Александр Фёдорович, вы позволите записать Ваши слова про дураков и дороги? Видите ли, я, в некотором смысле, литератор. - В его голосе слышались смущение и неуверенность. - В Петербурге я издаю журнал 'Почта духов', поэтому люблю записывать различные острые замечания.