Звезда Нибелии (СИ) - Арлейт Ива - Страница 37

Мать детеныша так сильно страдала от невозможности помочь, она не ела и не пила, отчего сильно ослабла. Возможно, поэтому она не бросилась на Корта, почти не обратив на него внимания. Корт неподвижно просидел возле них сутки, а затем начал сантиметр за сантиметром придвигаться. В конце концов, привыкнув к нему, мать разрешила ему подойти, и он освободил детеныша. За это она позволила ему пить молоко, которым вскармливала маленького саграла.

Эти звери очень верные и преданные. Утагиру принял Корта как брата, только благодаря этому он и выжил. Они долго ходили по пустыне. Корт наблюдал за сагралами и учился выживать, питался ящерицами и песчаными змеями, пил их кровь.

Детеныш саграла рос медленно. Однажды его мать укусила ядовитая змея, и она умерла. Так они остались вдвоем. Корт говорит, что они бродили по пескам несколько месяцев, но так как он не отсчитывал время, возможно, он пробыл в пустыне гораздо дольше.

В конце концов, они набрели на город – Утегат. Увидев силуэт в песках, люди сперва решили, что это – дух пустыни. Да с ним к тому же еще был саграл, которых никто не видел со времен Первых Изгоев. Полумифические сагралы считаются воплощением свирепости богов пустыни. С тех пор Корта прозвали не только ругатом - «отмеченным Богом Смерти», - но и «Сыном саграла». Утагиру принимает только его и нескольких его близких. Он живет с нами, но охотится на поверхности.

Леда замолчала ненадолго. Юта не задавала вопросов, одновременно потому что была поражена услышанным, не в состоянии до конца поверить, что все это может быть правдой. А также не желая вмешиваться в переживания девушки, которые ясно отражались на ее открытом лице.

Леда вся словно светилась от тихой печали. Юта вдруг со всей ясностью поняла, как сильно Леда на самом деле любит Корта. Любовь сквозила в каждом ее жесте, в том, как она подбирала слова для рассказа, в том, с какой глубокой печалью и нежностью звучал ее голос, в бесконечной грусти ее глаз, ставших бездонными, как два колодца.

Она говорила о своем любимом, и пересказывая все то, что случилось с ним тогда, она переживала это заново, переживала так, будто сама находилась на его месте, а может, даже еще более глубоко. Потому что человеку, который по-настоящему любит, легче самому вынести страдания, чем видеть, как страдает любимый.

Некоторое время Леда сидела неподвижно, заново вспоминая и переживая прошлое. А затем вздрогнула, возвращаясь к настоящему. Она слабо улыбнулась Юте, вымученной усталой улыбкой, так, будто рассказ забрал у нее все силы.

- С тех времен у него остались не только шрамы, - медленно продолжила Леда. Видно было, что рассказ причиняет ей боль. - Руг иссушает не только тело, но и душу. Он заставляет видеть разные вещи, то чего нет и не может быть. Насылает иллюзии и видения, морочит человека. Заставляет верить в то, чего нет на самом деле. Иногда бывает так, что он оставляет человеку жизнь, но забирает разум.

Юта непроизвольно подалась вперед. Почему, зачем Леда говорит такое?

– Но с Кортом ведь не случилось ничего такого? – выпалила она. - Он дошел абсолютно нормальным? В смысле ведь с ним в песках ничего не случилось?

Реакция Леды удивила ее.

– Да, – ответила та задумчиво. Она опустила руки на колени, смотря в пол так, что волосы скрывали выражение лица.

– Да, – повторила девушка. – Но ты должна понимать: то, что с ним произошло, не могло не изменить его. Я не знаю, каким Корт был раньше, могу только догадываться. Но за время, проведенное в пустыне, он одичал, став почти что зверем, настолько похожим на своего саграла, будто их и правда вскормила одна мать.

Многие недели после того, как попал в Утегат, Корт ни с кем не говорил, только шептал что-то всегда находящемуся рядом Утагиру, и многие решили, что он лишился разума в пустыне. А потом, однажды, когда он был еще слаб после перехода через пески, и я принесла ему поесть, он схватил меня за руку, и произнес хриплым голосом, как если бы месяцы не пользовался им, позабыв, как это – говорить: «Я хочу выйти наружу. Ты покажешь мне дорогу?».

Это были его первые слова за Руг знает, какое время. Но прежде чем он полностью пришел в себя, прошло еще много времени. Я помню, как он каждую ночь спал на песчаном полу, свернувшись рядом с Утагиру, который клал морду ему на грудь. Еще долго он не мог отвыкнуть от этой привычки, не в состоянии заснуть до тех пор, пока саграл не приходил к нему и не ложился рядом, укрывая своей длинной шерстью, как одеялом.

Леда была печальна, а в ее голосе звучала бесконечная любовь.

- Я думаю, никто не в состоянии до конца понять, через что он прошел, и как это изменило его. Он не любит говорить о том, что было. То, что я рассказала тебе, я вытаскивала из него по слову на протяжении всех этих лет. И я до сих пор не знаю всего. Так что не переживай слишком сильно из-за его реакции, он не злится на тебя. Просто для него это иначе, чем для нас.

Ведь, в конце концов, никто из нас не знает, каково это – быть ругатом.

«Так вот оно что…», - думала Юта, возвращаясь от Леды домой. «Это было так глупо с моей стороны просить Корта о таком. Я ведь даже и не догадывалась о том, через что ему пришлось пройти». Грудь стиснула боль. «Все это так ужасно. Но, по крайней мере, теперь понятно, почему Корт так отреагировал на мою просьбу, - у него психологическая травма из-за того, что ему пришлось пережить в пустыне.

Я должна найти его и извиниться».

***

Корт сидел за рабочим столом, затачивая ножи. Леда звякала посудой, прибираясь на кухне. Ее длинные волосы были собраны в причудливый узел на затылке. Вместо привычной воинской одежды – кожаных обтягивающих штанов с ремнем-портупеей и кофты-безрукавки из плотной ткани – на ней были просторные серые штаны и легкая рубашка с длинным рукавом. Это был первый вечер за долгое время, который они смогли провести дома, занимаясь хозяйством.

– Кстати, чуть не забыла. Сегодня заходила Юта, – кинула Леда через плечо.

Она мыла горшки, натирая песком, а воздух наполнял запах готовящегося жаркого из ящериц.

– Правда?

– Да. А чему ты удивляешься? Она спрашивала про тебя. Хотела извиниться, сказала, ты разозлился на нее.

Корт ощутил внезапное раздражение. Он отвернулся к своему столу и с новой силой принялся водить лезвием одного ножа о другой.

– У меня были на то причины.

– Ты должен быть с ней помягче. Ты снова забываешь, что она совсем недавно в Утегате, ей, как никому нужна поддержка, особенно от тебя. Ведь ты единственный, кто может ее понять.

Корт знал, что Леда права. Но именно потому и должен был так поступить. Юта упряма и независима. Он знал таких людей, как она. И знал, что если уж они вбили себе что-то в голову, то ни за что не отступятся.

Сперва он не понимал, что помогало ей держаться все это время. Она была спокойна и благоразумна. Не плакала и не впадала в апатию. Пройдя через то же, через что прошла она, Корт знал, что держаться настолько хорошо просто невозможно. Никто не может быть настолько безразличным, когда его жизнь только что рухнула. Что-то должно было выдать ее истинное душевное состояние, но она продолжала оставаться спокойной и уравновешенной.

В конце концов, Корт понял, что у нее есть что-то, за что она держится, то, что помогает ей не распасться на части. Но он и вообразить не мог, что она задумала вернуться в Лиатрас. За все годы, проведенные в Утегате, ему никогда не приходила в голову эта мысль. Ни разу. Конечно, он скучал и часто думал о доме, особенно поначалу. Но вернуться … это было просто немыслимо. Безумие в чистом виде. Ведь даже если и преодолеть пустыню, в город все равно не войти. Все закончится тем, что ты умрешь под его стенами.

Неужели же эта безумная, опасная фантазия была тем, что помогало ей устоять все это время? Корт не хотел думать о том, что с ней будет, если отнять у нее эту надежду, ее последнюю соломинку. Но еще меньше он желал участвовать в ее самоубийстве. Он должен раз и навсегда выбить эту дурную идею из ее головы. Он просто не может допустить того, чтобы Юта погибла, пытаясь ее воплотить.