Вдох, выдох (СИ) - Инош Алана - Страница 13

— Ага, отпетая мошенница, — ласково усмехнулась Яна, когда их горячо слившиеся губы разъединились. — Вся в своего папку.

Своё похищение она организовала сама. К ней явился её родной отец, с которым мать развелась много лет назад; в прошлом он служил в милиции и крышевал бандитов — по сути, сам был бандит, только в погонах. Теперь его дела и здоровье пошатнулись, требовалась пересадка печени. Он уже нашёл клинику, нужны были только деньги. К бывшей жене он обращаться не стал: знал, что та его на порог не пустит, потому и пошёл сразу к дочери. А та не растерялась и выступила с деловым предложением: он помогает ей с «похищением», а она после получения выкупа оплачивает ему лечение и накидывает ещё некоторую сумму сверх того — на жизнь в эмиграции и бутерброды с икрой.

— Сдал папка, здорово сдал. Весь обрюзгший, полысевший, помятый такой, с угасшим взглядом — видно, что потрепала его жизнь не хило. Ну и болезнь тоже, да... А ведь он был крутой мужик, Кир, серьёзно тебе говорю. Реально крутой. Бесстрашный, наглый, умный, изворотливый... Казанова тот ещё — бешеный успех у дам имел. И где это всё теперь?.. М-да... Даже жалко его стало. Знаешь, когда я ему план изложила, у него аж глаза загорелись — прямо былой огонь вспыхнул. Засмеялся и сказал, что согласен поучаствовать в этом дельце, тряхнуть стариной, а то в последнее время жизнь совсем скучная стала. От дел отошёл, с деньгами туго, да ещё и печень на ладан дышит — даже коньячку не накатить. Тоска зелёная!

Отец обладал недостававшими ей для осуществления её идеи знаниями и нужными контактами. Сработала парочка чисто, как по нотам: папа был матёрым профессионалом, дочка — толковой ученицей. Как только деньги очутились у них в руках, он улетел в Германию на операцию, а Яна — в Аргентину.

— Да, мой старик — не самый высоконравственный человек. Таких, как он, называют оборотнями в погонах. Он не стоял на страже закона, а использовал своё положение для наживы. Он брал взятки и покрывал бандитов. Без него у меня вряд ли выгорело бы всё это дельце. Он знает все лазейки, все входы и выходы. Знает, как подделывать улики, как заметать следы. Но знаешь, Кир, мне плевать на все его грехи, потому что он сказал самое главное: «Как тебе жить и кого любить — твой и только твой выбор, никто не может тебя принуждать к другому. Но уж если выбрала, то и отвечать за свой выбор или огребать за него — тоже тебе». С маман я никогда не могла поговорить по душам, не получалось. А с ним, как ни странно — да. Он далеко не святой, но и не ханжа, как матушка. Он не носит маску добродетели, не лицемерит, не притворяется. Наверно, потому-то маман и оказалась успешнее, чем он. И пошла гораздо дальше. Я с ним созванивалась недавно... Операция прошла хорошо, он поправляется. И я почему-то этому рада.

Огонь в чаше наполнил глаза темноволосой рассказчицы расплавленным золотом слёз.

— Да, мой отец — не лучший из парней. А если не смягчая, то засранец, каких поискать. Но он сказал, что я — единственный в мире человек, которого он никогда не кинет... И знаешь, я ему верю. Потому что и правда не кинул. И был готов за меня и под пули, и в тюрьму. Если бы что-то пошло не так и нас бы сцапали, он был готов взять всё на себя и представить всё так, будто я жертва, а не сообщница. А в тюрьме, как ты понимаешь, он бы недолго протянул с его печенью... До суда бы просто не дожил. Я знаю, он сдержал бы слово... И я тоже не сдам его даже под пыткой.

Вот так, без единого «люблю», Яна призналась в оном чувстве. И, будто бы досадуя на себя саму за эти сантименты, быстро овладела собой, смахнула влагу с ресниц, улыбнулась и задорно дёрнула плечами. И снова она — насмешливо-непроницаемая, неуязвимая, бесстрашная и спокойно-уверенная, но Лютова-то знала, что за этой бронёй пряталось сердце, которое много вынесло за эти три года.

— Я, как ты, наверно, догадываешься, с некоторых пор не очень люблю ментов... то есть, пардон, полицейских, — усмехнулась она. — А особенно «оборотней». Но твоему папе я, как ни странно, не отказалась бы пожать руку.

— Слетаем как-нибудь в Германию — пожмёшь, — рассмеялась Яна. И, посерьёзнев, добавила: — А вообще, я хочу его, как только ему разрешат перелёты, к нам забрать. Нашим будущим пацану и девчонке нужен дед. Да и мне будет как-то поспокойнее за него. Ты не против?

— Не против, — пожала плечами Кира. И улыбнулась глазами: — Это же твой папка. Вы ж с ним самая крутая банда! Старики-разбойники, блин.

Яна всё ещё смотрела вопросительно, не вполне уверенная, шутит Лютова или говорит серьёзно. Сжав кулак, Кира братским жестом протянула его Яне. Та поняла, просияла и с благодарностью в глазах молча уткнула в него свой.

Она купила этот недорогой домик, на веранде которого они сейчас отдыхали, и уже приступила к воплощению их с Кирой мечты: присмотрела помещение для школы самообороны и фитнес-клуба, изучила местный рынок данных услуг и даже набросала примерный бизнес-план.

— За нашу счастливую жизнь! — провозгласила она, наполнив бокалы. Огонь жаровни отплясывал в её глазах рыжими чёртиками, а луна серебрила уложенные крупными волнами вороные волосы. — Пусть это будет моральной компенсацией за варварски вырванные из твоей жизни три года.

Кира взяла бокал за тонкую изящную ножку, но не спешила чокаться.

— Милая, мне не нужны эти деньги, — сказала она, глядя на Яну с чуть усталой нежностью. — Я в жизни не брала чужого и не хочу начинать. Ты, конечно, красиво наказала свою матушку на двадцать лямов, но я не хочу, чтобы наше счастье строилось на таком фундаменте. Чужие деньги — чужая жизнь. А у нас с тобой своя должна быть. Своя, понимаешь? Наша!

Яна рассыпала по веранде бубенчики мягкого смеха.

— Вот за что я тебя люблю, Лютова, так это за несгибаемость, честность, неподкупность и принципы! О! Давай за принципы! — И она тронула своим бокалом бокал Киры.

*

Вдох, выдох. Вдох, выдох... Кира крутила педали велосипеда, ловя лицом сухой встречный ветер. Они с Яной остановились у туристического домика, в котором недавно побывала обогнавшая их группа. Яна присела на крыльцо и устремила взгляд вдаль, к терракотовым склонам гор. Закат заливал землю расплавленным янтарём косых лучей. Лютова расположилась ступенькой ниже и достала из рюкзака бутылку воды.

— Итак, вот наши вложения в дело. — В руках Яна держала смартфон, глядя на Киру с ласковым прищуром. — Эту сумму мы оставим: будем считать, что маман возместила тебе моральный ущерб. А остальное... Вот, смотри. Я нажму эту кнопочку — и лишние деньги, которые тебя так смущают, отправятся на счёт благотворительного фонда помощи больным детишкам. А нажму вот эту — они улетят обратно к матушке.

— Погоди, но тогда она выйдет на нас, — нахмурилась Кира. — Если отследить банковскую операцию...

— Она знает в общих чертах, — спокойно улыбнулась Яна. — Мне показалось, что это уж совсем жесть — так и оставить её с мыслью, что меня, возможно, прикончили похитители, и мой расчленённый труп гниёт где-нибудь на свалке. Папаню-сообщника я ей не сдала, взяла всё на себя, иначе недолго папка с новой печенью проживёт... — Яна хихикнула. — Знаешь, маман очень обрадовалась, что я жива. Она не требует вернуть деньги и замнёт историю с похищением — тем более, что дело и не заводили, потому что в полицию она не обращалась, чтоб не выносить сор из избы. Как и твоя, она тоже за репутацию зубами держится. Хочет лишь моего возвращения, чтобы я заняла уготованное мне место в чёртовом семейном бизнесе...

— А чего хочешь ты сама? — Лютова отпила глоток воды, щурясь в янтарных брызгах умиротворённого заката на своих ресницах.

Яна пересела на одну ступеньку с ней, чтобы обнять за плечи и прижаться всем своим стройным телом, облачённым в облегающие велосипедные шорты и спортивный топик.

— Твой план мне больше нравится. Хочу, чтобы у нас была школа самообороны и спортклуб. А чуть позже — ещё один проект: двое детишек, мальчик и девочка.

Кира уткнулась лбом в её лоб. Пространство между их лицами согрелось от смешанного дыхания.