Унесенные бездной. Гибель «Курска». - Черкашин Николай Андреевич - Страница 39

• Предыдущая
• 39/67
• Следующая

Я и сейчас убежден, что мне не надо было лететь в Видяево в самые первые дни беды. Там шла напряженнейшая работа специалистов, и мое появление несомненно осложнило бы её, отвлекло от спасательных работ командующего флотом. Другое дело, немедленное возвращение в Москву… Оно вряд ли реально способствовало бы успеху. Это был скорее ритуальный акт, чем деловой шаг. Он уберег бы меня от нападок моих противников. Но я промедлил, ожидая в Сочи хоть каких-нибудь обнадеживающих новостей. Когда я понял, что их не будет, я велел готовить самолет к полету в Москву…

Нечаянное послесловие:

«Капитан 3-го ранга Андрей Милютин (командир дивизиона живучести на «Курске». – Н.Ч.) в свою последнюю весну стоял перед выбором: продлить контракт или распрощаться с флотом, – сообщает питерский собкор «Трибуны» Ирина Кедрова. – Ведь офицерского жалованья еле-еле хватает, чтобы прокормить маленькую дочку. Но когда выбрали нового президента, решил остаться, и не он один. Моряки возлагают на Путина большие надежды, ждут от него «царского благословения». «У государства две руки – флот и армия». За свой выбор Андрей и его друзья заплатили жизнью. За ложь, оскорбившую их гибель, тоже придется платить».

Знал бы кто, в каком состоянии я принял флот. Но я его принял, потому что надеялся и надеюсь привести его в должный вид.

Я знаю, что такое быть оплаканным своими родителями…

Если бы только удалось осушить шахту аварийного люка! Наши спасатели несомненно бы вошли в отсек и, была бы там хоть одна живая душа, вывели бы её к солнцу.

Но чутьем подводника, интуицией, всем своим корабельным опытом я знал, точнее, догадывался – в живых на третьи, а может, уже и на вторые сутки после такого взрыва никого не было. Но я не имел права руководствоваться этим чутьем. Я положил себе: пока не будут вскрыты люки выходной шахты, не сметь думать и говорить, что живых на «Курске» нет.

Нечаянное послесловие:

«Ну нельзя в самом деле допустить, чтобы наши атомные крейсера и впредь спасали норвежцы, голы за «Спартак» забивали бразильцы, а Кремль ремонтировали албанцы – на том основании, что у них это лучше получается! – восклицает мой коллега Владимир Мамонтов из «Комсомолки». – А в это время наши глубоководные водолазы по контракту чинят арабские нефтяные платформы, хорошие футболисты забивают голы за «Рому», а гениальные программисты штурмуют офис Билла Гейтса… Дело не в том, что у нашей страны нет гаечного ключа, которым можно открыть люк. Дело в том, что у нас нет страны. Одна закончилась, а другая ещё не построена. И её надо строить, несмотря ни на какие испытания, а вернее, как раз смотря, вникая, учась извлекать уроки».

Я сам служил на лодках. Мне повезло – я остался жив. Но я бы, не задумываясь, подарил все свое везение сыну. Я бы немедленно поменялся с ним судьбой, если такое было возможным. Я сказал бы Богу: «Дай мне сейчас оказаться там вместо моего сына. Отпусти его. Спаси и сохрани ценой моей жизни». Но я израсходовал весь свой запас счастливых случайностей, да так, что и сыну не осталось.

Мне плевать, что вы городите в свое оправдание. Мой сын погиб не на войне – в полигоне. И вы не смогли его спасти. Я не хуже вас знаю, в каком состоянии теперь флот. Но почему же вы, занимая высокие должности, никак не спасали его? Почему дали довести морскую силу России до такого состояния?

Вы убили моего сына. Вы убили меня. Не только моя жизнь, но и жизнь всего нашего рода оборвана ныне, потеряла всяческий смысл. Не дай вам Бог доживать свой век так, как теперь доживать придется мне…

Нечаянное послесловие:

«Лица поражали. Лицо адмирала Вячеслава Попова. Лицо вице-адмирала Михаила Моцака. Суровые мужики, сами прошедшие через ад подводной службы, – пишет Ольга Кучкина. – Когда они появились на телеэкране (им разрешили появиться!), многое стало понятно поверх псевдокомментариев Дыгало: эти делали и сделали все, что смогли. Почему не смогли?!»

Ответа они не получили…

Страшное совпадение…

О том, что «Курск» будет затоплен в рамках специальных учений, Агентство военных новостей сообщило ровно за три месяца до катастрофы – 11 мая 2000 года:

«…В июле – августе на Северном флоте пройдет учение аварийно-поисковых сил флота по оказанию помощи «затонувшей» атомной подводной лодке. План учений уже подготовлен и утвержден в Управлении поисковых и спасательных работ ВМФ… В соответствии со сценарием учения, атомная подводная лодка в результате «аварии» должна лечь на грунт, а спасательное судно «Михаил Рудницкий» обеспечит выход на поверхность «пострадавшего экипажа». Подъем людей с глубины свыше ста метров будет произведен с помощью специального спасательного «колокола».

Увы, «Михаилу Рудницкому» и в самом деле пришлось выходить на помощь «Курску», но уже по другому сценарию, который написала Смерть.

Вот самый острый и больной для всех вопрос – как спасали? По мнению людей, не представляющих себе, что такое море, глубина и подводные работы, – спасали из рук вон плохо. Можно понять родственников погибших – им все казалось слишком медленным, порой преступно медлительным и даже нарочно затянутым, чтобы «погубить последних свидетелей». Наверное, и я бы так же считал, если бы не знал, если бы сам не принимал когда-то участие в морских спасательных работах… Но я-то видел, с каким бесстрашием, с каким рвением уходят в глубины, в затопленные корабли наши водолазы-смертолазы…

В отличие от всех прочих подводно-спасательных операций (на «Адмирале Нахимове», на С-178, на К-429), работы на «Курске» во многом носили ритуальный характер. Ибо кто-кто, а профессиональные подводники, поседевшие в своих «прочных корпусах», истершие зубы на лодочных сухарях, знали, чуяли, понимали, что после такого взрыва спасать в отсеках некого. Тут же оговорюсь: знать это на все сто процентов – никто не знал, но интуиция и опыт подсказывали – шансов продержаться в таких условиях, в каких оказались люди на «Курске», ничтожно мало. Адмирал Попов считает, что уцелевшие подводники продержались не дольше 13 августа.

Все эти сообщения вроде итар-тассовских: «Медики и специалисты-подводники выражают надежду на то, что запасов кислорода на подлодке «Курск» хватит до 20 августа и к моменту подхода иностранной помощи члены экипажа ещё смогут передвигаться и будут в состоянии самостоятельно выбраться из лодки» – не более чем самоутешение, самообман. И все подсчеты запасов кислорода, которые и в самом деле внушали оптимизм, справедливы были только для подводной лодки, которая легла на грунт без таких повреждений и пожаров, какие были на «Курске». Но кто мог представить себе, что творилось в кормовых отсеках атомарины? Насколько задымлены они были неизбежными при таком взрыве электрозамыканиями, насколько подтоплены были через разорванные магистрали, загазованы парами масла, выхлестнувшего из поврежденной системы гидравлики, и прочими техническими жидкостями? Так что норма «кубометр воздуха на человека в час» была совершенно неприменима в расчете ресурсов жизни уцелевших подводников. «Кубатуры» в корме огромной атомарины хватало на долго. Но в этом абстрактном «кубометре» кислород был уже частично выжжен вспышками замыканий и пожаров, выдышан десятками ртов, жадно хватающих в тяжелой работе воздух. (Перетаскивать раненых из отсека в отсек для контуженых людей – тяжелая работа.) Да и объем отсеков был уже намного ниже расчетного, поскольку вода постоянно прибывала, сжимая загаженный всевозможными примесями воздух до степени, когда все токсины в нем становятся ядовитей и ядовитей. Правда, в отсеках были и «кислородные консервы» – жестянки с регенерационными пластинами, которые выделяют кислород сами по себе. Но при низких температурах их активность резко снижается. Да и срок действия их невелик.

• Предыдущая
• 39/67
• Следующая