Вам — задание - Чергинец Николай Иванович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/109
• Следующая

Улыбнулась Татьяна, вспомнив, сколько женихов вокруг нее увивалось, но понравился ей не свой деревенский парень, а Петр. Она знала, что во время службы дрался молодой боец с бандами басмачей, а когда впервые увидела и заглянула в его черные глаза, то поняла, что наступил и ее черед...

Так задумалась мать, что и не заметила, когда подошли к ней дети. А они стали рядом и с тревогой смотрят на нее.

Татьяна поднялась и улыбнулась:

— Ну, что, родненькие, приуныли? Пойдемте, я вас покормлю.

И она, обнимая Ванюшку и Юльку за худенькие плечики, повела их к дому...

С того воскресного дня, когда свадьба не состоялась, прошло немного времени, но все казалось таким далеким, помнилось смутно: слезы родителей, Нади, быстрая езда на попутном грузовике в город, который встретил его уже клубами дыма. Горели жилые дома и здание еще дореволюционной фабрики.

Купрейчик заскочил в общежитие, сменил праздничный костюм на форменный и сразу же направился к месту службы. Управление настраивалось на военный режим работы. Зачитывались приказы, объявлялись распорядок работы и порядок довольствия. В лихорадочной суете прошла ночь, а на утро следующего дня к Алексею прямо в управление прибежала Надя.

Они вышли из здания и сели на скамейку в сквере. Алексей грустно пошутил:

— Странно у нас складывается семейная жизнь: по документам мы с тобой муж и жена, а на самом деле?

Надя густо покраснела, и на глазах у нее неожиданно навернулись слезы.

— Милый, война все откладывает. Я ведь медицинский работник и иду на фронт.

Алексей в растерянности вскочил:

— Как на фронт? А я?

Надя за руку усадила его на скамейку и, уткнувшись лицом в его грудь, громко расплакалась:

— Лешенька, родной, я так была счастлива, я так люблю тебя... Война проклятая разъединяет нас. Но я клянусь тебе, что до конца своей жизни, слышишь, до конца, буду верна тебе...

Больше Надя не смогла говорить. Она громко плакала, обнимая Алексея.

Он как мог уговаривал ее. Когда Надя успокоилась, они договорились, что встретятся на следующий день, когда она в военкомате получит направление. Как сложится его судьба, Алексей пока тоже не знал.

Проводив жену, он пошел в управление. По дороге думал: «Если Надя на фронт, то и мне надо туда немедленно. Приду и сразу же напишу рапорт. Я служил в армии, и теперь мое место там!»

Но война часто поворачивает судьбы людей совсем не так, как они хотели бы сами.

К вечеру большая группа сотрудников милиции, в которую входил и Купрейчик, была срочно направлена на уничтожение немецкого десанта. Этот десант был сброшен с самолетов на лес, который находился недалеко от города. Трое суток сотрудники милиции с помощью красноармейцев прочесывали лес, уничтожали десантников.

В перестрелке Купрейчик был ранен. Алексей обходил стороной густой кустарник, из которого короткими злыми очередями огрызался десантник. Неожиданно впереди, метрах в восьмидесяти, мелькнула фигура еще одного гитлеровца, он явно хотел ускользнуть в глубь леса. Алексей вскинул винтовку и выстрелил, фашист упал. Купрейчик решил обойти отстреливающегося из кустарника автоматчика с тыла. А немец, который только что упал, неожиданно выстрелил. Купрейчик почувствовал сильный толчок в плечо и, заваливаясь на левый бок, упал в траву.

Не веря, что ранен, Алексей отыскивал глазами место, где должен лежать фашист, но туда со всех сторон бросились красноармейцы, и вскоре лейтенант увидел, что они ведут пленного десантника. Только сейчас Алексей посмотрел на свое правое плечо и спереди на гимнастерке увидел темное пятно. «Ранен?» — мелькнула мысль, и голова слегка закружилась, появилось неприятное ощущение тошноты.

Алексей встал, взял винтовку в левую руку и пошел к своим. А навстречу пригибаясь уже бежал лейтенант Острога:

— Что, Купрейчик, ранен?

— Кажется, немножко есть, — виновато улыбнулся Алексей. Он действительно почувствовал себя виновным, что еще не попал на фронт, а уже ранен...

После уничтожения группы десантников командир решил отправить Алексея в город. Но в это время их группа встретилась с пехотным полком. Командир полка, подполковник, обеспокоенный появлением вражеского десанта, взял их группу под свое начало, а раненого приказал поместить в санчасть.

События на фронте развивались быстро. Полк по радио получил команду развернуть свои позиции километрах в тридцати восточнее того места, где он находился. Спецгруппу, в которую входил Купрейчик, командир полка отпустил, а Алексей остался в санчасти. Решили, что он останется в расположении полка до выздоровления, а затем прибудет к месту службы сам.

Но случилось так, что Купрейчик остался в полку. И немалую роль в этом сыграл майор Миронов — начальник разведки. Он узнал, что Алексей оперативный работник, ранее служил в погранвойсках, и убедил командира оставить его в распоряжении майора. И когда рана у Купрейчика затянулась, он получил взамен милицейской формы общевойсковую, с лейтенантскими квадратами на петлицах.

Вскоре полк, после короткой стычки с врагом, снова снялся со своих позиций и начал отходить на восток.

Купрейчик стоял рядом с майором Мироновым. Они оба наблюдали за движением колонн красноармейцев. Миронов мрачно поглядывал на безоблачное голубое небо и уже в который раз ворчал:

— Оторвемся от леса, и налетят, гады, ей-богу, налетят! Докладывал подполковнику, просил, как отца родного, чтобы уходили ночью, так нет же, ссылается на приказ.

Купрейчик, чуть побледневший и осунувшийся за время болезни, спросил:

— Неужели немцы успели за такой короткий срок подтянуть такие силы, что нам драпать надо?

Майор ничего не ответил. Он увидел, как из лесу выехала черная «эмка» командира полка, и тихо сказал:

— Пойдем командира встретим, — и первым двинулся к пыльной проселочной дороге, по которой все шли и шли красноармейцы.

Купрейчик пошел рядом с Мироновым. Они были похожи друг на друга. Оба высокого роста, черноволосые и кареглазые.

Это, очевидно, заметил и командир полка, потому что, выйдя из машины, пошутил, обращаясь к майору:

— Вы, Николай Кузьмич, наверное, специально оставили лейтенанта в полку. Присмотришься к вам обоим: ни дать ни взять, родные братья, даже походка одинаковая! — И спросил у Купрейчика: — Как себя чувствуете?

— Спасибо, товарищ подполковник, нормально.

— Ну что ж, раз нормально, значит к бою готов.

— Так точно, готов.

— Чего-чего, а боев на нас с тобой хватит.

— Пока почти их не было, товарищ подполковник. Если честно сказать, то не пойму, почему мы отступать должны... — Эти слова прозвучали у Купрейчика как-то резко и зло.

Подполковник хмуро, одними уголками губ улыбнулся, посмотрел почему-то вверх, на небо, затем взглянул туда, где недавно стояли у грузовика Миронов и Купрейчик, и только после этого как-то глухо и недовольно ответил:

— А ты этот вопрос задай командующему или в Москву позвони в Наркомат обороны, а у меня, брат, не спрашивай, потому что не знаю.

И не желая больше на эту тему говорить, командир полка обратился к Миронову:

— Разведка ушла вперед по маршруту?

— Так точно, как было приказано.

— Следите, чтобы далеко не отрывались, в любой момент маршрут может быть изменен.

— Меня воздух волнует...

— Меня тоже, — прервал майора командир, — накликаете!

Он повернулся к стоявшему у задней дверки машины начальнику штаба:

— Аким Иванович, проследи, чтобы зенитчики и слухачи не дремали, в любой момент могут налететь.

Миронов спросил:

— Разрешите начинать движение и нам?

— Движение, майор, начинайте когда хотите, но мне информацию по обстановке обеспечьте.

Миронов и Купрейчик, откозыряв, двинулись к своей крытой брезентом полуторке. Только они приблизились к опушке, как послышались крики: «Воздух! Воздух!»

В безоблачном небе из-за леса появились фашистские самолеты. Оглушительно и резко ударили зенитки, которые, как оказалось, были недалеко.

• Предыдущая
• 4/109
• Следующая