Слуги милосердия - Леки Энн - Страница 4

Лишь ароматом цветов жасмина

До конца своей жизни.

Это была старая песня, старше, чем сами Восемь и Десять, возможно, старше их бабушек. Я помнила ее еще новой. На челноке, где ни Восемь, пи Десять не могли меня слышать, я пела ее вместе с ними. Тихонько, поскольку рядом со мной спала пристегнутая в кресле Тайзэрвэт. Однако пилот челнока услышала меня и испытала некоторое облегчение. Ее тревожило это внезапное возвращение на станцию и то, что она слышала о послании губернатора Джиарод. Но если я пела значит все шло, как надо.

На «Милосердии Калра» Сеиварден спала и видела сон. Ее десять солдат Амаат тоже спали, тесно сгрудившись на своих койках. Подразделение Бо (под командованием Бо Один, поскольку Тайзэрвэт была на челноке со мной) только что поднялось после сна и, не вдумываясь, несколько вразнобой читало утреннюю молитву («Цветок справедливости — мир. Цветок правильности — красота в мысли и действии…»).

Вскоре после этого доктор пришла с вахты и обнаружила, что лейтенант Экалу сидит в крошечной каюте подразделения, уставившись на свой ужин.

— Ты в порядке? — спросила доктор и села рядом с ней.

Солдат подразделения Этрепа, которая обслуживала офицеров, поставила на стол перед ней чашку чаю.

— Я — и порядке, — солгала Экалу.

— Мы долго служили вместе, — ответила врач. Экалу в замешательстве не подняла взгляда и промолчала. — Прежде, до того как тебя повысили, ты бы пошла за поддержкой к своим коллегам по подразделению, но ты больше не можешь этого сделать. Теперь они служат под командой Сеиварден. — До того как появилась я — до того как предыдущего капитана «Милосердия Калра» арестовали за измену, — Экалу была Амаат Один. — Ты не можешь обратиться к солдатам своего подразделения.

Солдат Этрепа, обслуживавшая Экалу, бесстрастно стояла в углу каюты.

— Многие лейтенанты так бы и сделали, но их ведь не повысили из солдат, верно? — Она не добавила, что Экалу могло тревожить, не подорвет ли она свой авторитет среди товарищей по экипажу, знавших ее долгие годы простым солдатом. Не сказала, что Экалу было известно по личному опыту, сколь неравноценным мог оказаться такой обмен: просить какого–то утешения или эмоциональной поддержки у солдат, служивших под ее началом. — Думаю, ты первая, кому это удалось — подняться до офицера из рядовых.

— Нет, — вяло ответила Экалу. — Первой была капитан флота. — Она имела в виду меня. — Думаю, ты знала все время. — Что я — вспомогательный компонент, а не человек, имела она в виду.

— Так проблема — в этом? — спросила врач. Она не притронулась к чаю, который подала ей Этрепа. — Капитан флота первая?

— Нет, конечно. — Экалу подняла наконец взгляд, и ее бесстрастное выражение сменилось на мгновение чем–то другим, но оно тут же исчезло. — С чего бы это?

Я поняла, что она говорит правду.

Врач жестом показала, что ее это не касается.

— Некоторые люди ревнуют. А лейтенант Сеиварден… очень привязана к капитану флота. А ты и лейтенант Сеиварден…

— Было бы глупо ревновать к капитану флота, — отрешенно сказала Экалу.

И она действительно так думала. Ее утверждение я могла бы счесть за оскорбление, но я понимала, что не того она хотела. И она была права. Ревновать ко мне просто бессмысленно.

— К таким делам, — сухо заметила врач, — не всегда подходят разумно.

Экалу промолчала.

— Мне вот бывало иногда интересно, о чем подумала Сеиварден, когда открыла для себя, что капитан флота — вспомогательный компонент. Даже не человек! — Выражение лица Экалу на какой–то миг изменилось. И врач тут же добавила: — Но ведь это так. Думаю, капитан флота и сама тебе так скажет.

— Так ты собираешься говорить о капитане флота оно вместо она? — бросила Экалу. А затем отвела взгляд в сторону. — Прошу великодушно простить, доктор. Просто это не по мне.

Поскольку я могла видеть то, что видел корабль, я заметила неоднозначную реакцию врача на излишне формальное извинение Экалу и неожиданно тщательное старание лейтенанта избавиться от своего обычного акцента, свойственного выходцам из нижних слоев общества. Но врач знала Экалу очень давно, и большую часть этого времени — до того, как ее, по выражению доктора, повысили из солдат.

— Думаю, — сказала врач, — что Сеиварден воображает, будто понимает, что значит быть на самом дне общества. Несомненно, она узнала, что вполне можно оказаться там, несмотря на хорошую семью, и безупречные манеры, и все признаки того, что Аатр одарила тебя жизнью в счастье и достатке. Она узнала, что бывает, когда тот, кого она отвергала, кем пренебрегала, может оказаться достойным ее уважения. И теперь, когда она это узнала, она считает, что понимает тебя. — Тут ей пришла в голову другая мысль. — Вот почему тебе не поправилось, когда я сказала, что капитан флота не человек, верно?

— Я никогда не бывала ни на каком дне. — Экалу по-прежнему тщательно округляла гласные, подражая доктору или Тайзэрвэт. Или Сеиварден. Или мне. — И я уже сказала, что в этом нет ничего такого.

— Тогда я ошибаюсь, — ответила врач, в чьем голосе не прозвучало ни раздражения, ни сарказма. — Прошу снисходительно простить меня, лейтенант. — Более формально, чем нужно с Экалу, которую она знала так дол го. Врачом которой она была все это время.

— Разумеется, доктор.

Сеиварден по–прежнему спала. Не ведая о замешательстве, что испытывала ее сослуживица (и любовница) лейтенант. Не ведая о моих опасениях, о благосклонном внимании корабля, в котором, как я начинала подозревать, проявлялась его сильная привязанность. Корабль многое готов был высказать совершенно откровенно, но не это, я уверена.

Рядом со мной, в челноке, Тайзэрвэт что–то бормотала и ворочалась, но не просыпалась. Я стала думать о том, что могло ожидать меня на базе Атхоек по прибытии и что следовало сделать.

Я встретилась с губернатором Джиарод в ее кабинете. Его кремово–зеленые шелковые портьеры закрывали сегодня даже широкое окно, которое выходило на главную площадь базы Атхоек. Граждане пересекали это пространство но истертому белому полу, входили в здание администрации базы или выходили из него, стояли, беседуя, перед храмом Амаата с его огромными барельефами четырех Эманаций. Губернатор Джиарод, высокая, широкоплечая, внешне невозмутимая, — но я знала но опыту, что она подвержена опасениям и склонна действовать под их влиянием в наименее подходящее время, — предложила мне присесть (и я согласилась), а также чаю (и я отказалась). Калр Пять, которая встретила меня у причала, бесстрастно стояла у меня за спиной. Я подумывала было отослать ее к двери или вообще в коридор, но решила, что столь явное напоминание о том, кто я и какими ресурсами командую, может оказаться полезным.

Губернатор Джиарод не могла не замечать солдата, неподвижно возвышающегося за мной, но делала вид, что там никого нет.

— Как только гравитация вернулась, капитан флота, администратор базы Селар сочла — и я с этим согласилась, — что нам следует провести тщательное обследование Подсадья, чтобы убедиться в устойчивости его конструкций.

Несколько дней назад общественные сады, которые находились непосредственно над упомянутой частью станции, начали рушиться, чуть не затопив четыре уровня под ними. ИИ базы Атхоек вышел из этого чрезвычайного положения, отключив гравитацию на всей станции, пока Подсадье не было эвакуировано.

— Вы обнаружили там десятки скрывающихся неразрешенных граждан, как опасались?

У каждого радчааи было отслеживающее устройство, которое имплантировалось при рождении, чтобы пи один гражданин никогда не потерялся или не стал невидимым для любого ведущего наблюдение ИИ. Особенно здесь, в относительно малом пространстве базы Атхоек, мысль о том, что кто–то может тайно передвигаться или скрываться так, чтобы об этом не знала база, была откровенно нелепой.

— Вы думаете, что такие опасения — это глупости, — ответила губернатор Джиарод. — И тем не менее наша проверка выявила именно такую особу, которая скрывалась в туннелях доступа между уровнями три и четыре.