Птица у твоего окна (СИ) - Гребёнкин Александр Тарасович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/82
- Следующая
Незнакомец шел медленно, молчал, изредка бросая необходимые фразы. Видимо, он чувствовал себя не лучшим образом. Пес спокойно и важно шел рядом, его шерсть от дождя слиплась.
«Его помыть надо бы», – подумала Таня. Её нервный стресс, вызванный сильным эмоциональным напряжением, постепенно улетучился, но чувство огромной благодарности к незнакомому человеку, спасшему её честь, а возможно, и жизнь, только усилилось, заставило её преисполниться решимости, преодолеть всегдашнюю застенчивость. Чувство заботы и долга привело её к жилищу незнакомца, по её мнению, благородного и честного человека.
Они вошли в темный подъезд и, почти на ощупь, пробрались по лестнице. Незнакомец вынул из кармана пальто фонарик и попросил Таню подержать его. Острый желтый сноп света помог ему вставить ключ в замок. Вспыхнул свет в прихожей. Здесь было мало вещей, что выдавало одиночество хозяина. Таню вдруг охватило новое волнение, нерешительность, но незнакомец дружелюбно улыбнулся, и его улыбка сразу развеяла все её тревоги:
– Проходите, не стесняйтесь, гостьей будете! – А потом приказал собаке:
– Царь! На место!
Собака улеглась на коврике в прихожей, оставив за собой на полу грязные следы лап. Таня забеспокоилась:
– Давайте быстро, вашу аптечку. Сделаем перевязку.
Как хорошо, что они проходят медицинскую подготовку в школе!
Таня помогла незнакомцу снять пальто. Под свитером было огромное кровавое пятно, платочки пропитались кровью, капающей на пол. Висевшая над холодильником аптечка, содержала в себе минимум лекарств, необходимых человеку. Таня быстро нашла спирт, йод, бинт и пластырь. Рана над бедром была неглубокой и, закончив перевязку, Таня сказала:
– Я думаю, быстро заживет. Вы так пострадали из-за меня, извините меня и большое спасибо вам!
– Ну, за такую красивую девушку стоит пострадать, – полушутя произнес незнакомец, и это смутило Таню. Потом он серьезно добавил:
– В мире столько лжи и насилия, что если люди не будут помогать друг другу, то погибнут. Что вас привело в такой поздний час в эти жуткие края?
Таня рассказала о своем возвращении от подруги.
– Вам следует быть более осторожной. Молодая девушка, да еще в такое позднее время, не должна ходить одна. У нас, к сожалению, можно встретить всяких мерзавцев и подонков. И тут незнакомец спохватился:
–Простите, я так и не представился сам и не узнал имени моего прелестного доктора. Антон Иванович Терехов. Но это слишком длинно и торжественно звучит. Меня все просто зовут Антоном, прошу и вас так меня называть.
–А я – Таня. Таня Ласточкина.
– Очень приятно.
Антон слегка поклонился, пожав немного смущённой Тане её маленькую протянутую руку.
– Да что мы сидим на кухне! Таня, прошу вас в комнату.
Таня неловко встала и прошла вперед. К ней вернулась былая застенчивость, но полностью смущенной она себя не чувствовала. Чем-то хорошим и добрым веяло от этого человека. Чувствовалось, что он не может её обидеть, причинить ей зло, тем более, он был её спасителем.
Войдя в комнату, она остановилась, очарованная. Казалось, стены комнаты растаяли, открыв чудный, удивительный мир! Он был подобен сказочному замку или волшебному музею.
Мягко струился свет, озаряя многочисленные картины, из которых просто било в глаза волшебство и удивительная энергия. Самые разнообразные тона красок – снежно-белый. пронзительно-голубой, бирюзовый, гранатово-красный, мягко-зеленый, лимонно-желтый, ослепительно синий сочетались в гармоничных переливах. Здесь было то, что Таня, казалось, уже давно видела, имела в душе, но никогда не могла выразить – так были верно подмечены художником и переданы на полотнах эти состояния души. Впечатляло также и обилие, разнообразие тем, образов и сюжетов.
Среди молочно-белых, легких облаков летели прекрасные лебеди, и далеко внизу виднелась печальная, забытая земля, покинутая ими, и грустная девушка в белом платье с надеждой и печалью глядела им вслед.
Скачущие по огненно-красной равнине быстроногие лошади, легкие, свободные, сильные и гордые своей свободой, бегущие навстречу огромному, ослепительному солнцу.
Неземной закат с удивительными оттенками красок, брызжущий потоками света из-под нависших низко облаков.
Темный, до черноты, дремучий, бушующий, страдающий от бури лес, где хозяин-ветер гнет мощные деревья. Но картина вселяла надежду, веру в то, что лес устоит перед натиском неистовой стихии.
Ослепительно-нежные, голубые и белые краски гор в сочетании с сиренево-синим небом.
Великолепная картина грозы с белыми и огненными зигзагами молний, бушующей над маленькой темной деревней.
Прекрасные оттенки моря, сурово бьющегося о мрачные древние серые скалы, на которых высится древний замок с единственным огоньком в башне.
Страдающий, изможденный старик над восковым, бледным лицом умирающего сына.
Сидящая у зеркала и смотрящая на свое отражение, полунагая, с алебастровой кожей и водопадом льющихся волос, девушка.
И множество других образов и сюжетов – всех их невозможно было бы перечислить, их нужно рассматривать тщательно и долго, получая истинное наслаждение, испытывая праздник души.
Несмотря на то, что Таня смогла лишь охватить взглядом, вобрать в себя лишь часть всего этого великолепия, оно уже плеснуло в её душу, заставив её запеть, заставило содрогаться её сердце, ликовать каждую клеточку тела. Когда она, наконец, опомнилась, то переполненная трепещущим радостным чувством едва не задохнулась, тихо взялась за сердце и легонько присела на краешек стула. Только тогда она вспомнила об Антоне, застывшем у дверей, чуть улыбающемся, довольным произведенным на девушку эффектом от его работ.
– Так вы художник! – вырвалось у Тани.
– Ну, это может быть громко сказано! Просто занимаюсь живописью в меру сил, – сказал Антон, усаживаясь в скрипучее кресло напротив.
– И все это вы сами нарисовали? – спросила впечатлительная Таня.
– Практически все эти картины написаны мной, за исключением тех, что стоят в углу, их недавно подарил мне мой друг Володя, и я ещё не придумал, куда их повесить. Вам очень понравилось?
– Понравилось – не то слово, – смело сказала Таня. – Я просто очарована ими. Такого искусства я еще никогда не видела.
– Танюша! Давайте перейдем на "ты", так нам будет проще общаться, – вдруг предложил Антон.
Таня кивнула, не придав этому большого значения.
– Таня, разве ты не была в музеях, выставочных залах? – спросил Антон.
– Практически нет. Из города мы только дважды выезжали на экскурсию. Но я люблю живопись, у меня есть репродукции некоторых художников, чьи картины производят на меня впечатление. Кого? Семирадского, Врубеля, Васнецова, Куинджи, Рериха, Глазунова, Шагала, например, ну, еще, иконопись Андрея Рублева. А также, конечно, западных мастеров-классиков. Но, здесь… я отчетливо увидела все наяву, это заставило меня так переживать, что передать трудно…
– Я все и так вижу и, очень рад, что тебе понравилось. Ты немного не похожа на других, раз искусство способно тебя волновать. А ведь это только мое искусство, оно еще не так совершенно, а если бы ты видела работы моих друзей ...
Таня рассматривала картины, прохаживаясь по комнате, что-то говорила, находясь под впечатлением, а Антон не спеша комментировал сюжеты полотен, наблюдая за девушкой, такой трогательно очаровательной, что у него защемило сердце. Он вдруг понял, что видит перед собой чистую, светлую душу. Она открыта для всего – дружбы, любви, творчества.
Рассказывая о своих работах, он уже явственно представлял, как у нее может сложиться судьба в этом мире. Особенно, если такая душа неокрепшая, открытая и чистая – встретится с грязью, грубостью, глупостью, насилием....
А ведь ещё полчаса назад она находилась на грани этого. Что заставило её идти куда-то с незнакомым человеком, оказывать ему помощь, а потом восторгаться здесь картинами так чисто и простодушно. Что это, как не наличие доброй, благородной и сильной души, пока ещё не подвластной тьме. Ах, как хорошо, что он привел ее сюда! Теперь обида, нанесенная ей мерзавцами, была смыта хоть чем-то добрым и прекрасным, проникшим в самое её сердце. И как важно вовремя протянуть ей руку дружбы, укрепить её в этом, уберечь её от возможного падения.
- Предыдущая
- 14/82
- Следующая