Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия - Страница 21

Не услышав ответа, Ярый обернулся и нахмурился. Гордей молчал, обхватив голову руками.

- Ну, мы и влипли. – На удивление растерянно проговорил Ярый.

- А ты только понял? – Всеволод нахмурился. – Думал, шутки всё? Видел я, как зверей корёжит, когда они свои души чувствуют, а получить не могут.

- Я в порядке. – Глухо сказал Гордей.

- Да. – Всеволод кивнул, не отводя предупреждающего взгляда от Ярого. – Я знаю. Хочу, чтобы и он понял – теперь всё иначе. Раньше вы могли всю ночь напролёт вдвоём куролесить, пить и девок щупать, шутить про подруг своих хоть матерно… но теперь всё. Не будет больше этого, никогда. И если Гордей это понял и принял, ты, Ярый, всё шутишь. Всё делаешь вид, будто сейчас поиграем, а после будет по-прежнему. Никогда не будет. Теперь для него не мы главные, а она.

Всеволод сам удивился, с какой горечью прозвучали его слова. Он был рад за друга, очень. Только всё равно обида глубоко внутри глодала – за что? За что этой девчонке Вожак, с которым его и Ярого связывала дружба, проверенная годами? С которым они огонь и воду успели пройти. Дружбу которого они заслужили!

Ярый так и стоял столбом посреди комнаты, зло кривил губы, но молчал. Вряд ли он боялся спросить у Вожака, так ли обстоят дела, как Всеволод говорил, скорее, боялся услышать ответ.

Гордей отнял руки от лица, выпрямился и сказал:

- Хватит, не до того сейчас. Нужно как-то вывезти их с сестрой в Осины или лучше сразу к матери в Гнеш. Времени мало, но пока оно есть. Я подумаю, что делать.

Вожак встал, посмотрел на друзей – смурных, тёмных лицом… и широко, счастливо улыбнулся. Так, улыбаясь, и ушёл.

Когда дверь за Гордеем закрылась, Всеволод расслабился, закинул ноги на соседний стул, а пальцы сунул за пояс штанов.

- Ничего, Ярый, ты не один. Я вот жениться не собираюсь.

- И толку?

- Готов составить тебе компанию на следующий загул.

- С тобой? – Ярый недовольно зыркнул на него, обежал глазами. – Ну, девки ладно, для них сгодишься, как-никак альфа. А пить-то ты толком не умеешь!

- Я? Да ты ещё под стол пешком ходил, когда я кабаки ночь напролёт прочесывал, а с утра вас, шалопаев, по плацу гонял!

- Когда это было-то? Сто вод с тех пор утекло. Теперь ты и до полуночи не досидишь, напьёшься и на лавке до утра храпеть будешь. На что спорим?

- Э… на желание?

- Я что, девка, на желание с тобой спорить? – Презрительно плюнул Ярый.

- На что тогда?

- Кто первый заснёт – тот седмицу за обоих платит!

- По рукам! – Всеволод потянулся вперёд, и они сжали друг другу ладони. Каждый довольно улыбался, целиком и полностью уверенный в своих силах.

***

Вот что я больше всего не люблю, так это убирать комнаты после отъезда постояльцев. Ладно, если мебель поцарапали или подушку порвали, а бывает, ведут себя как настоящие свиньи! Мебель ломают, за светильниками не следят, чуть пожары не устраивают, а грязи после них, что в хлеву, только ходишь да удивляешься, как за несколько дней можно столько мусора натаскать.

Но в этот раз повезло. Жила в комнате семейная пара с младенцем, который молчал, словно он кукла, только глазами из свёртка у матери на руках хлопал. Семья оказалась такой аккуратной, что после них и убирать почти не пришлось, пол только протереть да белье забрать на стирку.

Да, еще колыбель на чердак отнести и корзины для детского белья, их выдают только при надобности, а просто так в комнатах не хранят.

В общем, повезло с одним, не повезло с другим. Вытащила я колыбель в коридор и поняла, что до чердака я с ней намучаюсь больше, чем с уборкой бы мучилась. Тяжелая она до безобразия.

- Привет.

Я невольно отпрыгнула.

- Чёрт!

Гордей удивлённо поднял брови, вопрошая, не его ли я обзываю.

- Ты меня напугал!

Он пожал плечами.

- Вроде не подкрадывался. Странно, что ты меня не слышишь.

Странно ему. Я невольно нахмурилась, задержала дыхание. Утром между нами прилавок был, а теперь ничего нет, вижу, как в вырезе его рубашки терялся грубый кожаный шнурок, на котором что-то висит.

Я быстро отвела глаза, хотя было жутко любопытно – какой у него талисман? Но подумает ещё, что я на него заглядываюсь. Нет, и не подумаю! Только глаза, подлюки, так и липнут! Не к груди, так к чистым ровным волосам, аккуратно собранным в хвост, к губам, на нижней у него забавная ямочка, к рукам и к расслабленным широким плечам. А на шее, у самой ключицы, у него билась жилка. Такой живой…

Я отвернулась, заставляя себя смотреть на колыбель и корзины.

- Просто от неожиданности испугалась, и всё.

Ещё не хватало, чтобы он думал, будто я его боюсь. Пусть идёт, куда шёл!

- Красивое у тебя платье. Тебе идёт. Словно поле одуванчиков.

Он что издевается? Чувствую, щёки краской наливаются, и от злости всё внутри дрожит.

- Ты куда-то шёл?

- Ага.

- Вот и иди!

Гордей пожимает плечами, небрежно так, но глаза снова липнут – мышцы у него так и гуляют, так и красуются. Как я ни старалась, взгляд всё равно упал вниз – почему они не носят тканых поясов? Глянула бы и сразу поняла, есть ли у него кто-то.

Тьфу ты, да какая мне разница!

Отвернувшись, я хватаю колыбель, в которой лежат корзины. Не хочет он уходить, сама уйду. Жаль только, быстро уйти не получится. Зачем только Глаша такую хорошую мебель заказала? Колыбель цельная, из дерева, да ещё ножки… всё равно что бычка годовалого тащить – чем-нибудь, да ударит.

- Давай помогу.

- Я сама!

Он подходит и нажимает на края колыбели руками, конечно, против его силищи мне не устоять! – и колыбель со стуком опускается на пол. Потом отодвигает меня плечом и хватает её сам.

- Похоже, не умеешь ты ни помощь принимать, ни комплименты своей красоте.

Если бы я была чайником, в этот момент бы и закипела. Ох, сказала бы тогда, всё, что думаю! Но приходится молчать, сорвусь, накричу на постояльца, Глаша может и от места отказать.

А Гордей потом наклоняется, так, что его нос почти упирается мне в щёку и тихо-тихо говорит:

- Надо улыбнуться и ответить: «Спасибо».

Я чуть зубами не клацнула, а может и клацнула, звук вроде был. Он быстро отодвинулся и как ни в чём не бывало сказал:

- Веди.

В самом деле, не драться же с ним за колыбель? Хочет тащить – ну и пусть тащит! Я сжимала губы так, что все их покусала, но довела до чердака молча. Так же молча ткнула пальцем на лестницу. Сделала вид, будто не вижу вопроса в его глазах.

- Наверх поставь куда-нибудь.

Пока он тащил колыбель наверх, я сбежала. Ушла, вернее.

Правда, недалеко. Конечно, я не думала, что Гордей украдёт вещи с чердака или что-нибудь сломает, или даже будет лазить, где не просят, нет, просто, если Глаша случайно узнает, что я вот так взяла и оставила гостя бродить, где ему не следует, тогда ждёт меня выволочка. А я этого жуть как не люблю, потому что приходится молчать и вздыхать, и жизнь после таких заслуженных выговоров кажется совсем тоскливой.

Да, и только поэтому я вернулась!

Гордей уже поставил колыбель в угол к ещё двум таким же, так, чтобы проходу не мешала и оттряхивал руки. Надо же, как будто она пыльная была. Я, между прочим, ее тщательно протирала!

- И часто ты такие тяжести таскаешь? Неужели тут нет никого для тяжёлой работы? – Спрашивает Гордей.

Я внимательно вслушиваюсь и прокручиваю его тон в голове. Нет, вроде ни насмешки, ни укора, ни нравоучений нет. А то бы я ему!

- Нет, не часто.

- Если что, кого-нибудь из нас зови, сама не таскай.

Ага, разбежалась!

- Конечно!

Он с подозрением хмуриться и почти сразу спрашивает:

- Пойдём?

Куда это? Что это он задумал?

Однако Гордей просто указывает на лестницу, ведущую с чердака на этаж и одновременно уступает мне дорогу. Лучше бы он первый шёл, неохота за спиной оставлять, но не ругаться же по любому поводу?

На лестнице приходится приподнять юбку, и я тут же оглядываюсь – не смотрит ли он? А он только улыбается.