Со стыда провалиться - Робертсон Робин - Страница 18

Когда мы вернулись к такси, вдалеке заколыхались чьи-то тени, и перед нашими глазами материализовались трое высоких мужчин. Они несли усилители и другое электрическое оборудование; позади них шла женщина с двумя подносами сандвичей. Она сказала, что кто-то видел разъезжающую по округе машину. Мы двинулись за этой четверкой, такси ползло вслед за нами. Двери строения, которого мы прежде не заметили, открылись, зажегся свет, и мы вошли. Внутри аккуратными рядами были расставлены стулья, но на них никто не сидел.

— А что здесь намечается? — полюбопытствовал таксист, которого охватила жажда приключений. Когда я сказал, что буду читать свое произведение, он очень удивился, однако повел себя мило и устроился в первом ряду, прихватив несколько сандвичей. Вскоре к нему присоединились мальчик с отцом. Читая рассказ, я значительно его сократил.

На обратном пути в Лондон мы снова встретили двух школьниц и предложили подбросить их до центра, но девицы подозрительно покосились на нас и отказались сесть в машину. Они пришли к выводу, что Гилберт и Джордж, по всей вероятности, не пожелали выступать в декорациях гидротехнического сооружения. Хотя их тоже можно понять, с некоторой горечью добавили поклонницы Гилберта и Джорджа.

Водитель остановил такси на Вигмор-стрит. Молодой человек забежал в небольшой магазинчик, после чего попытался расплатиться с таксистом.

— Не хотите чего-нибудь выпить? — предложил я молодому человеку и даме из Совета, когда мы подъехали к отелю. Я пригласил и водителя, ведь он был так любезен с нами, но тот ответил отказом. Я подписал книгу с рассказом, который читал на Барьере, и вручил ему в качестве благодарности.

Сидя с бокалом в руке, я отгонял от себя мысли о том, что, по-хорошему, передо мной могли бы и извиниться. Упреки неуместны, когда обстоятельства складываются неудачно. В теплом, уютном баре было уже не важно, что двадцати четырех часов, как видно, не хватило, чтобы известить публику о предстоящем событии, что территория доков, да еще ночью — не самое подходящее место для художественных изысков Гилберта и Джорджа. Что же до нас с женой, мы провели этот вечер с пользой. По крайней мере скучать нам не пришлось.

Мир делится на писателей, которые занимаются и не занимаются этим. Я не виню тех, кто этого не делает: оплачивается сей труд низко, а кроме того, это наискорейший способ нажить себе врагов и едва не оказаться в суде по бракоразводным делам. Кое-кто называет это кровосмешением, другие наклеивают на тебя ярлык литературного поденщика. С какой стати, спрашивают они, тебе приспичило рецензировать книги? Только из-за того, что ты тоже пишешь? Но ведь если ты сам сочиняешь романы, отвечаю я, что может быть увлекательнее и доставлять больше удовольствия, чем возможность печатным словом ответить своим современникам? Рецензирование — весьма приятное и захватывающее занятие, цель которого — попытаться объяснить, почему тот или иной роман обжег тебе сердце.

Я считаю это откликом, а не осуждением; частью непрерывного жаркого диалога, словесной перестрелкой. Но я знаю, что сама себя обманываю. Диалог быстро может превратиться в войну, поэтому я стараюсь быть осторожной и никогда не пишу рецензий на книги моих друзей или авторов, чьи работы мне заранее не нравятся. Каждую новую книгу я открываю с надеждой. Однако порой, несмотря на весь оптимизм, произведение приходится мне не по душе. И тогда — увы, да! — я должна сказать об этом. С другой стороны, будучи писательницей — а кто лучше писателя знает, каково это, когда сокрушительная мощь разгромной рецензии полностью лишает тебя жизненных сил, — чем я могу оправдать разнос в пух и прах чужой работы?

Моя теория такова: если уж ты раздаешь оплеухи (я имею в виду критические рецензии), приготовься их получать. Поэтому я выработала для себя два правила:

1. Читать любой отзыв, даже положительный, только один раз — один и не более, потом подшить в архив и выкинуть из головы.

2. Вести себя как можно любезнее с Авторами Ругательных Рецензий На Твои Книги. Порази их своим шармом и сделай так, чтобы им понравиться. Заставь их пожалеть о написанном!

Придерживаюсь ли я Правил Джули Майерсон? Помню один званый обед: придя туда, я вдруг поняла, что протягиваю руку женщине, которая написала Самую Уничтожающую Рецензию. В ней она не просто обругала мою книгу, а еще и перешла наличности, высказавшись по поводу остальных моих работ (их явно незаслуженного успеха), — и все это на основе одной-единственной тоненькой книжечки, которую она прочла! Булавки, которые жрецы вуду втыкают в восковые куклы жертв, — еще слишком мягкое наказание для этой критикессы.

Вы спросите, сколько раз я прочитала ее рецензию? Хм-м-м… Трудный случай. Я точно знаю, что когда нас представляли друг другу, все ее гадкие слова тотчас всплыли у меня в памяти. Но я приободрила себя: ей эта встреча неприятнее, чем мне. Так что я применила Правило № 2. Я ни словечком (ну конечно же!) не обмолвилась о ее дурацкой рецензии. Я притворилась, что вообще забыла о ней. Напротив, я сказала этой даме, как сильно мне понравился ее последний роман (невыносимо скучный) и какой огромный интерес вызывает ее новая работа (почти лишенная всякого содержания). Я рассыпалась в похвалах, открыто льстила ей — по правде говоря, по-моему, я ее напугала! Через несколько дней награда постучалась ко мне в дверь: милое письмо, написанное ее собственной рукой, с извинениями за ту самую рецензию. Пожалуй, письмецо на пару лет запоздало, но, черт побери, мне ли было жаловаться! Один — ноль.

Иногда, в качестве критика, ты просто вдыхаешь поглубже и надеешься, что автор тебя не вспомнит. Как-то раз на литературном обеде я сидела рядом с очень приятным молодым человеком. Это было официальное мероприятие со столовым серебром, лакеями и планом рассадки гостей.

— Откуда мне знакомо ваше имя? — приставала я к нему, глядя на карточку с его именем, указывающую место за столом.

— Ну, — туманно ответил он, — я веду колонку в… — И назвал газету.

— Нет, — помотала я головой. — Никогда ее не читала. Здесь что-то другое. Погодите, сейчас припомню. Уверена, что откуда-то вас знаю.

Через полчаса мучений (я продолжала изводить его, он лихорадочно пытался выкрутиться) бедняга закурил сигарету и сдался.

— Кажется, я писал рецензию на ваш роман.

— Замечательно! — просияла я.

— Рецензия была не очень хорошей, — быстро пробормотал он. — Если честно, она была довольно едкой. Простите.

Не знаю, чего он от меня ожидал — что я встану из-за стола или залеплю ему пощечину в духе Бетт Дейвис[36]? Заломлю руки и разрыдаюсь? Нет, я рассмеялась и ответила, что все в порядке. Я сказала, что, по моему убеждению, Плохие Рецензии Идут Авторам На Пользу.

— Очень часто, спустя несколько месяцев или даже лет, ты понимаешь, что критик был в той или иной степени прав.

— Правда? Вы так полагаете? — На лице молодого человека отразилось нескрываемое облегчение.

Я любезно кивнула.

Верила ли я в свои слова? Скажем так: я изо всех сил старалась. И стараюсь до сих пор. А с этим так называемым критиком мы очень славно поладили и к концу обеда были лучшими друзьями. Я и сейчас поддерживаю с ним отношения. В прошлом году он пригласил меня на свой день рождения. Два — ноль. (Вот вам еще один критик, который в следующий раз хорошенько подумает, прежде чем обругать мою книгу.)