Дива - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 57

— «Чёрная акула»! — крикнул он.

Мужики переглянулись.

— Борута начудил, — хохотнул водитель. — Совсем худо парню...

— Но это же вертолёт! — воскликнул Зарубин. — Чёр­ный, военный...

— Ну и что?

— Зачем он летает?

— Дак принцессу ищут, — сказал пассажир. — Пошли в избушку, тебе в сухое тепло надо...

— У вас же на базе принцесса потерялась? — спросил водитель. — Или ты не слышал?

— Слышал, — признался Зарубин. — Но это совсем другой вертолёт! В МЧС не такие...

И осёкся, ибо хотел повторить ту глупость, что рас­сказывал ему Борута.

— Позвоню мамке, пусть пришлёт кого, — сказал во­дитель пассажиру и добавил уже Зарубину: — Извини, учёный, нам некогда с тобой возиться. А лихорадка прой­дёт.

— Ты багульником надышался, — добавил пасса­жир. — Ещё бы чуть, и таких бы картинок насмотрел­ся!.. Тебя же Борута привёл поглядеть на дивьё лесное?.. Туда теперь часто ездят багул понюхать. За деньги, меж­ду прочим. А тебя бесплатно угостили...

Он отвёл Зарубина в домик под елями, велел снять мокрую одежду, дал какую-то униформу — комбез и курт­ку, после чего уложил на диван и укрыл тулупом.

— Я печку затопил, лежи. Сейчас тепло будет.

— Спасибо, — пролепетал тот, наконец-то согреваясь.

— Только не спи, — предупредил пассажир. — Иначе глюки начнутся. Перетерпи немного. Мы в детстве тоже бегали; нанюхаешься, а потом орёшь по ночам...

Сказать, от чего орёшь, он не успел: с улицы позвали, потом заверещал двигатель, и болотоход умчался. При всём желании уснуть он не смог, вместо озноба теперь доставала головная боль, от которой было не открыть глаз — начиналась светобоязнь. Она накатывалась вол­нами, всякий раз вызывая мстительные чувства к Боруте, хотя Зарубин понимал, что мстить уже некому. Заманил, завёл на болото, зная про отраву цветущего багульни­ка, чтобы нанюхался и «мультиков» насмотрелся, как подростки-токсикоманы. Неожиданную месть придумал академик! Ещё неизвестно, что бы произошло, если бы до конца вынюхал этот «курс ароматерапии», не исклю­чено, потерял бы рассудок. Благо, нелёгкая занесла охот­ников за волками, иначе бы с головой погрузился в па­раллельный мир и видел бы вокруг только дивьё лесное...

Он точно помнил, что не засыпал даже на минуту, однако в какой-то момент услышал вкрадчивый голос у себя над ухом:

— Пей, дяденька, не бойся... Молоко помогает. Ты же знаешь, его бесплатно дают на вредном производстве. Особенно на лакокрасочном...

Зарубин понял, что в руках у него знакомый бидон­чик, и он уже выпил больше половины! А голос между тем продолжал звучать, больше напоминая сновидение:

— Тебя же на базе потеряли. Как принцессу! Ищут вез­де... Твой начальник Фефелов прилетел!

Потом они ехали на машине по невероятно тряской дороге — в голове отдавалось. И это был не сон.

— Отлежаться бы тебе, — Дива Никитична была за ру­лём. — Да боюсь оставлять у себя. Начнут искать — оты­щут мою избушку. А это моё последнее прибежище, где могу побыть одна. И так уже Недоеденный намекал, что знает... Как принцессу найдут и всё успокоится, ты при­ходи. Дорогу запомнил?.. Или давай я за тобой заеду?

Зарубин что-то ей отвечал, но невпопад, не понимая, что его приглашают на свидание. Буровил что-то про бо­лото, багульник, кажется, рассказывал про Боруту и чёр­ный вертолёт, потому что она смотрела на него участли­во и с сожалением. И увещевала ласково:

— Ничего, дяденька, это пройдёт. И глаза откроются, чтоб на свет смотреть...

При этом гладила ладонью по лицу; он не видел из-за светобоязни и бегущих слёз, но ощущал её руку и чуял, как утекает головная боль. И уже отчётливо запомнил момент, когда остановились на развилке возле указате­ля на охотбазу Костыля.

— Здесь ты уж сам дойдёшь, — сказала вдова. — Не бойся, открой глаза!

Он разлепил веки, протёр загноившиеся глаза — пе­ред ним и впрямь оказалась Дива Никитична. А была опасность, что всё это снится...

— А ты? — спросил Зарубин.

— Мне пора назад, — озабоченно проговорила вдо­ва. — Дракоши мои волков обложили, придётся самой на номер становиться... Завтра за тобой заеду! Вечером приходи на эту развилку.

Голова уже не болела, и на свет можно было смо­треть, но отупение чувств ещё не прошло. И когда маши­на Дивы Никитичны исчезла за поворотом, он спохватил­ся, что ничего не сказал ей, даже не поблагодарил. Пока Зарубин шёл к базе, окончательно пришёл в себя и по­старался затвердить всё, что слышал от Дивы Никитичны. А в большей степени старался убедить себя, что всё это было на самом деле, а не привиделось в токсикоман­ском бреду.

К счастью, отчитываться перед шефом, где он был со вчерашней ночи, не пришлось: Фефелов искал прин­цессу с воздуха, возглавив поисковую группу. Заруби­ну же рекомендовалось немедленно отправиться на по­иски с наземной, которая до сей поры не подготовилась к выходу из-за того, что Мидак и Кухналёв никак не мог­ли поделить власть...

16

Мидак оказался слабаком, схватился за голову и чуть ли не взвыл, когда обнаружилась пропажа принцессы, однако Кухналёв, как чело­век военный, мгновенно взял ситуацию под контроль и ко­мандование — на себя. Представитель МИДа опамятовался, у них началась распря, один отдавал приказ, другой его от­менял. Губернатор занял сторону своего начальника охра­ны, однако был уличён Мидаком в игнорировании распо­ряжений МИДа, негосударственном подходе и потерял авторитет. И только прилетевший по тревоге Фефелов су­мел примирить враждующие стороны, выступив посредни­ком. А если быть точным, то заперся с противоборствую­щими сторонами в егерской избе и в грубой форме отматерил обоих, популярно объяснив, что о результатах поиска будет докладывать лично министру. Полковник ФСБ и Мидак тут же договорились командовать вместе, дружно сдали шефу учёного Зарубина, который самоустранился, в поисках участия не принимает и вообще вроде бы сбежал. В общем, процесс, кажется, пошёл, по крайней мере, име­ющийся личный состав привели в боевое состояние и при­готовились к выезду. Этот дуумвират уже не интересовало бегство ожившего Митрохи; они рвались искать и спасать принцессу, пока король не проспался от княжеского напит­ка — хмельного мёда, не опамятовался и о ней не спросил и пока уполномоченный Фефелов не доложил министру о бездействии местных властей.

Всё благодушное отношение к Зарубину кончилось, полковник даже спрашивать не стал, где он всё это вре­мя находился, приказал немедленно садиться в машину и выезжать вместе с егерями на старую дойку. Тогда он был уверен, что исчезновение трёх человек сразу, тем бо­лее самого Недоеденного, без вмешательства нечистой силы не обошлось и никакой тут ладан не поможет.

На поле приехали только к обеду и застали здесь одно­го начальника охотуправления, генерала Гришу. Охранни­ки с ночи всё ещё прочёсывали опушку леса и прилегаю­щую местность в надежде найти хоть какие-нибудь следы и составить предположительную картину, что тут могло произойти. Оставленная в засидке винтовка принцессы и её куртка подвигали к мысли, что Её Высочество внезап­но схватили и понесли, как вчера самого Кухналёва, а Ко­стыль выстрелил и помчался догонять. Но в эту версию не закладывался явно сорванный бюстгальтер, подсказы­вая совершенно иное развитие событий. И уже совершен­но необъяснимые факты: лабаз и брошенные вещи — всё залито белым веществом, похожим на молоко.

Зарубин понял, что сейчас с него спросят за нечистую силу и приготовился к обороне, но на полковника напа­ла неожиданная рассудительность, можно сказать, даже просветлённость. Сказывалось влияние Мидака, кото­рый понимал значение уполномоченного министром Фе- фелова и на всякий случай застзшался за его подчинённо­го. Кухналёв отстал от учёного и тут же сам переиграл свою версию, вдруг вспомнив о воспылавшей страсти Не­доеденного к принцессе, на что указывали оставленные на лабазе предметы женского туалета. То есть принцесса бежала полуголой! И явно от сексуального домогатель­ства любвеобильного охотоведа.