Дива - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 27

Сама выпила, занюхала и передала в другие руки.

— Я бы даже им закусила, — созналась доярка, во­жделенно нюхая и покусывая Шлопака. — Жирненький такой!

И ловко так сдёрнула с него одежду.

— Отравишься, — сказала дива. — Он же ядовитый, кик поганка!

Женщины, как всегда, наперебой стали предлагать свои рецепты приготовления:

— А если вымочить и отварить? С чесноком?

— Можно натереть солью и перцем.

— В уксусе подержать! И отбить как следует.

— В соусе замариновать...

— Да ладно, скоро грибная солянка поспеет!

Целителя пустили по кругу, передавая из рук в руки,

нюхающие его щекотливые носы ничуть не возбуждали, и Шлопак чуть ли не молился, чтоб скорее поспела солян­ка. Некоторые сладострастные доярки не только нюхали, но и покусывали, а иные заставляли его выпить и подно­сили стакан к губам. Он сначала сопротивлялся, однако сладить с возбуждёнными подвыпившими женщинами оказалось невозможно, тем паче некоторые предлагали опустить трезвенника в котёл— сдобрить варево. И спас лишь летучий консилиум, установивший, что солянку можно таким образом сильно испортить.

Первый глоток коньяка встал колом, но уже второй пролетел соколом, а после третьего Шлопак сам стал за­нюхивать выпивку доярками.

И наконец-то поспела солянка! Женщины враз по­теряли интерес к целителю, похватали миски и встали в очередь. Поленица, как хозяйка пира, работала черпа­ком и щедро разливала смертельное по ядовитости ва­рево. Однако доярки вкушали его, словно божественное блюдо и перевоплощались, становились манящими и си­яющими! Но Шлопак помнил, что это преображение — результат возможного действия алкоголя, когда все жен­щины кажутся красивыми.

А они тем временем, вкусив ядовитых грибов, от­куда-то взяли пластиковую метлу и начали учиться ле­тать на ней: кажется, полёты ведьм входили в програм­му тризного пира. Доярки по очереди садились верхом, разгонялись, подпрыгивали, и у иных получалось про­лететь по воздуху пару метров — мешали толстые за­дницы, тянущие к земле. Эта забава вызывала взрывы веселья и была настолько популярной, что женщины забыли даже про напитки и закуски. Образовавшуюся пустоту возле костра с котлом заполнили пришельцы; они встали в строгую очередь, словно патроны в обойму. Придвигаясь к диве, орудующей черпаком, инопланетя­не вынимали из-под униформы гофрированные шланги г раструбом-присоской, как у самолётов при дозаправке н воздухе или как у оперированных больных с удалённым пищеводом. Поленица выливала туда черпак, пропихи­вала пальцем застревающие грибы, и на кукольно-непод­вижном лице гуманоида появлялась гримаса, напомина­ющая японскую улыбку.

Когда волонтёры получили свою порцию яда, женщи­ны наупражнялись с метлой, опять проголодались и по­лезли к котлу уже без всякой очереди, подавая миски через голову и сами хватались за черпак. Поминальных речей больше не произносили, хотя Драконю вспомина­ли, тризна превращалась в пикник. Шлопак в вакхана­лии не участвовал и, хотя от выпитого кружилась голова, всё равно боролся с искушением до тех пор, пока вдруг не узрел, что дива будто бы уменьшилась ростом. Или он вырос! В общем, стала вровень с ним, однако властности ничуть не убавилось. Поленица поднесла ему миску варё­ных поганок и подала ложку.

— Ешь! — завлекающее приказала она, представ во всей своей прелестной красе. — И я тебя поцелую.

Шлопак знал, что отравится, и как приговорённый к смерти, но зачарованный, хлебнул грибной солянки...

Что было потом, он не помнил, в том числе и поцелуя дивы. Очнулся уже после пира, разбуженный сильным приступом похмельной жажды. Рассудок его был уже в критическом состоянии и колебался на грани затуха­ния. Он ещё понимал, что находится среди топких болот,

Однако требовал выпить и уходить с острова не хотел — ждал возвращения женщин. Что за компания проводила здесь пикник, оставалось загадкой, но ясно было одно — •то не местные доярки, а скорее и в самом деле ведьмы, съехавшиеся сюда из разных мест. Сквозь безумие у Шло- пака прорывались некие реальные детали и мотивы пе­режитых событий, однако всё равно напоминали бред. Тем паче целитель ревниво упрекал Боруту, что тот, дав­но имея дело и отношения с дивой, то есть с поленицей, скрыл от него свои отношения. А сам не раз даже под юбку к ней заскакивал! И обвинял в нарушении корпора­тивной этики и обязательств: когда Данилу производили в академики, то подписали договор о взаимной открыто­сти и полной доступности своих источников информации. Борута клялся, что не бывал ни у кого под юбками, одна­ко уже понимал, что это бесполезно.

И всё же ближе к вечеру он уговорил Шлопака поки­нуть Дор хотя бы на время, чтобы привести себя в поря­док. Вытаскивать его с острова пришлось чуть ли не вруч­ную, сам рисковал провалиться в трясину и академика утянуть за собой. Какими путями шёл, не помнил, пови­новался интуиции и третьему, ещё не рождённому глазу, но всё же выпер целителя на сушу. Оказавшись в коляске «Харлея», тот начал капризничать, требовать немедлен­но добыть виски, но тут Борута уже взял ситуацию под контроль. Чтобы усмирить возбуждённую страсть алко­голика, он повёз Шлопака с ветерком по ухабистым до­рогам и почти выветрил синдром. Однако похоже, вы­шиб остатки разума: академик требовал теперь везти его в Москву, чтобы по горячим следам дать интервью на телевидении о состоявшемся контакте с потусторон­ними силами и пришельцами, которых он видел воочию, о том, что они обожают наши земные поганки и являют­ся прообразом будущего человечества.

Данила всё же предполагал, что Шлопак, вкусив на­пёрсток спирта, сорвался с тормозов, ушёл болтаться по острову и наткнулся на гуляющую компанию мест­ных баб, которые любили иногда оторваться от мужей и погудеть на природе. Или, может, в самом деле устро­или поминки по председателю. Конечно, доярок на ферме было всего три-четыре, доили коров по современным технологиям, но в сознании несчастного целителя могло двоиться и троиться. А выпившие пижменские женщины в определённые дни полнолуния или в предменструаль­ный период превращались в истинных ведьм и были спо­собны на всё, в том числе и занюхивать спиртное живым мужиком. Не зря учились летать на метле! И вот на та­кую компанию мог вполне нарваться романтический сто­личный целитель.

Борута привёз Шлопака к себе домой, попробовал уло- /кить спать, однако теперь тот вроде бы даже образумил­ся и снова начал требовать немедленной доставки его в Москву. Телефон академика вымок в трясине и вышел из строя ещё на острове, и он после долгих уговоров скло­нил Данилу, чтобы тот позвонил по секретному номеру. Бо­рута всё это просчитал за блажь умалишённого и всё-таки набрал номер. И вдруг получил строгое предупреждение охранять Шлопака от всех видов внешнего воздействия на него, и сообщение, что эвакуационная команда немед­ленно вылетает спецрейсом вертолёта на Пижму.

Естественно, ничему этому Борута не поверил, к тому же голос в мобильнике был насмешливым и ядо­вито-ироничным, особенно когда Данилу называли «го­сподин академик». Но когда он передал трубку целителю, тот неожиданно заговорил на каком-то иностранном язы­ке, причём страстно и как-то жалобно. Что ему пообеща­ли в ответ, Данила не понял, но Шлопак даже всплакнул отчего-то, и уже из мужской солидарности, глядя на без­утешного страдающего товарища, Борута всё-таки сбегал и магазин и принёс четвертинку дешёвой водки — другой не было. И в магазинной очереди услышал подтвержде­ние своему откровению: Драконя умер, и теперь на Пи­жме чуть ли не всенародная скорбь.

Данила принёс водку, однако целитель нашёл в себе силы и пить отказался! При этом заявил, что долг его гражданской ответственности превыше всего.

После звонка в столицу академик и в самом деле успо­коился и в ожидании транспорта уснул, сидя за столом. Борута убрал из-под его носа чекушку с водкой, спрятал было в шкаф, но передумал — раскупорил, выпил сам за помин души председателя и лёг поспать. Всё остальное произошло как во сне, ибо в реальности быть не могло: прямо на улицу возле дома сел десантно-штурмовой «кро­кодил», разметав кур и распугав жителей. Люди в чёр­ной униформе выскочили из машины, в одну минуту вы­вели Шлопака и Боруту, погрузили на борт, и вертолёт в тот же миг взлетел.