Обреченные (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 38

- Она умерла сразу после моего рождения?

- Не сразу, - чуть помешкав, ответил Оран, - она прожила ещё более суток и даже успела приложить вас к своей груди, дать вам имя и спеть первую колыбельную.

Мать я видела только на портретах. Она была изображена именно такой, как рассказывал Данай, но мне было все равно. Она могла быть и уродливой горбуньей. Я всё равно любила бы память о ней как о чем-то светлом и святом. Мёртвые не имеют недостатков – они безгрешны для своих близких, уже потому что их никогда не будет рядом. Мы готовы простить им всё только поэтому. Мне было нечего прощать моей матери. Я сама молила её о прощении.

- Отчего она умерла? Ты слышал, что говорили лекари? Ты ведь стоял под её покоями.

- Она истекла кровью, моя деса. Ни лекарь, ни повитухи не смогли ее спасти. Такова была её плата за ваше рождение. Она знала, на что ид      т.

- О чем ты? Как она могла знать об этом?

- После рождения Аниса ей запретили иметь детей, и Повелитель больше не входил в её покои, но случилась война, и покойная велиария последовала к месту битвы, чтобы быть рядом с вашим отцом. Видит Иллин, она любила его, как одержимая. Оттуда она и привезла вас внутри своего тела.

Он замолчал, а я вспомнила как люди говорили о моих волосах. Говорили, что они окрасились в цвет крови, потому что Од Первый вырезал целое королевство Гандов. Уничтожил даже младенцев. И гандовские шеаны прокляли убийцу и род его. Конечно, это только слухи. Я не верила в проклятия.

Всю оставшуюся дорогу до Жанара мы молчали. Когда показались первые дома, солдаты оживились. Их ожидал ночлег и еда, а, может быть, и местные красавицы, готовые раскрыть объятия для разведчиков Ода Первого за пару золотых монет. Я слышала, как они говорили об этом и смеялись, делясь с друг другом дамасом. Когда-то точно так же и я со своими воинами останавливалась на простой в городах или деревнях. Мы делили еду на всех, смеялись у костра, и я краснела от их пьяных рассказов о женщинах. В горле запершило – теперь они мертвы. Даже Галь. Мне было страшно думать о том, что сделал с ним Рейн после моего побега. И что сделали с теми лассарами, которые остались в Валласе, его воины.

Мы въехали в Жанар через маленький рынок. Несмотря на холодное время года, здесь всё же кипела жизнь, и слышались крики торгашей-зазывал. Лассар было не сравнить с Валласом, где каждая деревня, скорее, напоминала кладбище, увешанное венками. Появился какой-то внутренний стыд. Какое-то осознание неправильности происходящего. Когда один народ раздавлен другим и влачит жалкое существование. Лассар грабил Валлас. Но надолго ли хватит награбленного? Скоро голод придёт и сюда. Он уже витает в воздухе шлейфом смерти и горя. До весны ещё слишком далеко, а товары и продовольствие из Валласса уже не прибудут сюда никогда.

- Смотрите, кого везут в Нахадас! Смотрите – валасская шлюшка вернулась с позором домой! Шеана проклятая вылезла из-под самого Саанана.

От неожиданности я вздрогнула и обернулась к тому, кто посмел это крикнуть. Какой-то грязный, пьяный мужик, шатаясь, стал у нас на пути и тыкал в меня пальцем.

Рука Орана напряглась, и он сильнее сжал меня под ребрами, оглядываясь по сторонам на других жителей Жанара, которые собирались на рыночной площади.

- Закрой свой поганый рот, псина! Иначе я заставлю тебя сожрать твой язык. На колени перед велиарией Лассара!

- Ещё чего! Не велиария она, а валласская подстилка!

- Да! Подстилка!

Вторили ему другие, постепенно окружая нас кольцом.

- Думаете, мы не знаем, как она всех своих воинов казнила и ноги перед валлассаром раздвинула?! Тьфу! Проклятая! Бесстыжая! Как смела вернуться?!

- Забить камнями сучку. Из-за неё нас всех Иллин покарает. Сожжёт наши деревни, заморит голодом и холодом, и весна не настанет!

- И весна не настанет! – вторили ему, – Так писано в Пятикнижье! С голоду помрём из-за неё!

- Забить шеану!

Первый камень полетел в коня, и тот дернулся, став на дыбы. Оран накрыл мою голову рукой.

- Дайте проехать личной охране Ода Первого. Прочь с дороги, чернь!

Но его не слышали, толпа окружила отряд. Они швыряли в нас камни и комья снега, размахивали вилами и кольями. Я даже не заметила, откуда они все набежали.

- Отдать шеану людям! Как во все времена! Казнить шлюху по обычаям Лассара!

Оран держался за меч, нервно оглядываясь по сторонам.

- Прорывайтесь силой. Разворачивайтесь назад. Уходим отсюда.

Но нам не давали отступить, едва лишь солдаты выхватили мечи, люди с воплями бросились на отряд.

- Шеанская сука решила сбежать от правосудия. Укрыть свой грех в Храме. Пройти по нашим трупам. Саананское отродье хочет пробраться в святые места под видом кающейся грешницы вместе со своими приспешниками – саанами*1. Схватить ее! Убить саанов!

Их голоса отдавались внутри меня эхом, троились, пульсировали в висках, бились в груди вместе с сердцем. Всё то же самое я слышала в Валлассе. Слово в слово. Но там были враги. Там были те, кто имели все права меня ненавидеть…а это мой народ. Это свои. Я начала дрожать от ярости и отчаяния, и Оран это чувствовал, он пытался развернуть коня, окруженный своими воинами и давящей на нас толпой безумцев, осоловевших от пива с дамасом и жаждущих крови, подначиваемых пьяным фанатиком.

Это было похоже на безумие. Солдат стаскивали с коней и швыряли в толпу. Их кололи и резали свои же. Оран пятился назад, размахивая мечом, сносил головы с плеч и рубил озверевших простолюдинов. Но их было слишком много, или это у меня двоилось в глазах от слез. Если бы нас было больше…Сейчас те четверо, которых я ранила возле ущелья, могли бы спасти положение. Я тихо застонала, кусая губы.

Вскоре одичавшей толпе удалось стянуть нас с коня, и Оран вместе с другим воином зажали меня между собой.

- Освободи мне руки, Данай. Я тоже могу защищаться.

Быстрый взгляд в глаза, и рванул веревку на моих руках, сунул мне кинжал.

- Между нами держитесь. Если вырвемся, уйдем в мертвый район, за мельницей, туда за нами не сунутся. Я здесь все места знаю.

Но мы не могли вырваться, нас давили со всех сторон, хотя и боялись подступиться к двум лучшим воинам Ода Первого со знаками отличия на латах.

Я оглядывалась по сторонам в поисках Моран, но не находила её в толпе. Я видела только налитые кровью глаза, в которых читала свой приговор. Мужчины, женщины, дети, все они что-то кричали, размахивали руками, сжатыми в кулаки.

Кому-то удалось схватить меня за одежду, за волосы. Я яростно сжимала тянущиеся ко мне руки и слышала вопли боли и проклятия. Люди забыли, что я ниада. Они называли меня саананским отродьем, которое сожжет их деревню и пустит кровь их младенцам.

- Нам не выбраться.

Простонал Оран и вдруг сильно сжал мою руку за запястье.

- Уходите сами. Мы с Лаваном задержим их, сколько сможем. А вы бегите к мельнице. Вон там между домами. Голову накройте и бегите. За городом в Жанарии кормилица моя живет. Герта. Запомните – Герта. Отдадите ей это – она вам поможет.

Сунул мне какой-то сверток в ладонь и в ту же секунду дернулся с хрипом. Кто-то бросил ему в лицо камень.

- Саанан вас раздери, твари! Всем кишки выпущу. Только шаг сделайте.

- А вы?! – застонала я.

Обернулся ко мне злой, окровавленный, и я лицо Галя вспомнила, когда баорды на нас наступали. Тот же взгляд. Та же свирепая решимость в глазах.

- А я слово вашей матери дал, что охранять вас буду до последнего вздоха. Бегите, моя деса. Да пребудет с вами Иллин! Молитесь за наши души.

Они расчищали мне дорогу к отступлению. Двигаясь в сторону домов, разрубая на части каждого, кто попадался под руки, пока Оран не закричал мне, что пора, и я не бросилась прочь, накидывая на голову капюшон. Не оборачиваясь, чувствуя, как злые слезы бегут по щекам. Вот и встретили меня лассары. Мой народ, за который я воевала и готова была умереть, хотел разорвать меня на части.

Я слышала, как воет толпа, слышала крики Орана и, стиснув зубы, бежала между домами к мельнице, запрещая думать о том, как сильно стреляет в висках и как все расплывается перед глазами уже в который раз за эти дни.