Космический дальнобойщик - де Ченси Джон - Страница 61

• Предыдущая
• 61/78
• Следующая

– Они разумные?

Прендергаст пригладил свою темную шевелюру.

– Я оставлю судить об этом экзопологам, которые занимаются изучением инопланетных рас. Выпейте вина, Джейк.

Молодой офицер слева от меня налил вина в бокал на длинной ножке.

– Скажите мне, капитан, – сказал я, – как правильно назвать…

Тут мой интерсистемный язык подвел меня, и я стал подыскивать слова.

– Не лучше ли для вас будет, если мы станем говорить на вашем родном языке, Джейк? – Английский в устах Прендергаста звучал еще лучше, чем интерсистемный. Как обычно, способности других людей перескакивать с языка на язык заставили меня в очередной раз почувствовать себя немым кретином.

– Это будет просто замечательно, – сказал я. – Спасибо, и мне очень неудобно причинять вам такие хлопоты.

– Да тут ничего такого нет. Как я понимаю, на вашей родной планете на интерсистемном не говорят. А планета эта?..

– Вишну. Там говорят либо по-английски, либо на хиндестани.

– Понятно. – Он неодобрительно посмотрел на меня. – Но интерсистемный так легко учится.

На этом он оставил тему и снова начал есть.

Это, конечно, привело меня в замечательное настроение. Я отпил большой глоток вина, почти безвкусного и слегка кислого.

– Кстати, хотя и совсем некстати, – сказал лысый толстяк в розовом официальном костюме, который сидел напротив меня. – Вы знаете, что корень «системный» в слове интерсистемный никак не соотносится с понятием солнечной системы?

Все глаза устремились на него.

– Вот как, доктор Гутман? – сказал еще один молодой офицер.

– Да. Это обычное заблуждение. – Гутман с хирургической точностью разрезал грудку чего-то смутно птицеподобного у себя на тарелке. – В действительности корень относится к лингвистическим, языковым системам. – Он сунул кусочек мяса в рот и стал медленно жевать. – Просто у всех теперь мышление скорее связывает это слово с планетами, – сказал он, обращаясь больше к самому себе, чем к кому-то конкретному. Его взгляд медленно остановился на мне. – Разве не любопытно?

– Потрясающе, – сказал я и допил вино.

– Джейк, вы хотели узнать, как правильно называется что-то, и не закончили свою мысль, – сказал капитан, чтобы вернуть разговор к прежней теме.

– Да, название того, на чем едет ваш корабль. Это животное-остров.

Прендергаст застыл с вилкой над тарелкой, озабоченно поглядывая на то, что в тарелке было.

– Мы обычно думаем и о металле, и о плоти в этом корабле просто как о двух неразрывных частях одного целого. Стюард!

Стюард ворвался в каюту, словно пуля. Прендергаст протянул ему тарелку, словно на ней лежала какая-нибудь гниль.

– Скажите коку, что если бы я хотел, чтобы мою рыбу настолько прожарили, я бы отдал ее артиллеристам, чтобы они на ней попрактиковались. Принесите что-нибудь съедобное.

– Да, сэр!

– Капитан как раз рассказывал нам кое-что про корабль, когда ты вошел, Джейк, – сказал мне Джон. Прендергасту он сказал: – Мы все пытались понять, как корабль… м-м-м… управляется. Это правильное слово?

– Это так примитивно, что мне почти что неловко вам рассказывать, – ответил капитан. – Между капитанским мостиком и кормой натянут до отказа стальной кабель, а кормовой конец вживлен в череп мегалевиафана. Рулевые – арфи, которые посылают сигналы в мозг мегалевиафана, когда стучат по кабелю. Разумеется, я даю им команды. Но, как бы там ни было, в таких маневрах, как швартовка, мы целиком и полностью должны полагаться на команду.

– Примечательно и впечатляет, – сказал Джон. – Мегалевиафан? Это так вы называете это существо-остров?

– Как все на Акватерре, – сказал доктор Гутман, – или на Плеске, как ее все зовут, нет официального названия. Научного, так сказать. У нас нет ресурсов и денег, чтобы начать здесь развивать науку.

– Но в один прекрасный день мы именно так и сделаем, – сказал с энтузиазмом один из молодых офицеров. – Правильно, капитан?

– Будем надеяться, мистер Понсонби, – сказал капитан, намазывая рогалик. Он посмотрел на Краузе и замер. – Мистер Краузе! Что такое с вашей губой? Ударились о дверь?

Все посмотрели на раздувшуюся багровую губу Краузе. Краузе больше всего хотелось бы сейчас провалиться сквозь землю или вскочить и убежать, но он что-то пробормотал насчет случайного падения.

Мне показалось, что достойным поступком будет прийти ему на помощь и спасти от дальнейшего обсуждения.

– А кому первому пришла в голову мысль, – спросил я капитана, – использовать зверюгу в качестве парома?

– Мне, – ответил прямо Прендергаст. – На этой переправе раньше плавал обычный корабль, и он затонул. Доктор Гутман сказал, что невозможно сделать такой паром с животным без солидного научного подхода. Тут он был неправ. Если имеющиеся данные получены на практике, ими можно воспользоваться. Я возглавил первую экспедицию по изучению мегалевиафанов. Для меня было совершенно ясно, что мы сможем прийти к соглашению с арфи и использовать эту тварь, чтобы перевозить машины и людей через этот участок затопленной Космострады. – Он глотнул вина. – Это стало тем более очевидно, когда мы выяснили, что мегалевиафан питается только раз в году…

– И заглатывает чуть не пол-океана, когда кормится, – вставил один из молодых офицеров, за что Прендергаст наградил его мрачным взглядом. – Простите, сэр, – сказал он и смущенно кашлянул в руку.

– А все остальное время, – продолжал капитан свой рассказ, – пищеварительная система животного пребывает в покое – примерно на девяносто процентов. Пришлось нам, правда, потрудиться, чтобы найти правильные аналоги земному гистамину – ингибитору пищеварения, который мы используем, чтобы совершенно остановить пищеварение.

– А почему вы не построили еще один обыкновенный корабль?

Мудрые улыбки расцвели по всему столу.

– Моря тут очень опасные, – сказал доктор Гутман.

– Да, – сказал я. – Мы это обнаружили, когда отправились поплавать там, на острове.

Вокруг все подняли брови.

– Да, повезло вам, – сказал Гутман. – Еще вина, дорогая моя? – спросил он у Дарлы.

– Да, с удовольствием, спасибо.

– Наверное, цикл воспроизводства этого животного – нечто поразительное, – сказал Роланд, предвидя мой следующий вопрос.

– Так и есть, – ответил Прендергаст. – Из того, что мы об этом знаем. Но чтобы ответить на ваш подразумеваемый вопрос… нет, мегалевиафаны не спариваются в обычном смысле этого слова. Они гермафродиты, но тут и кончается любая параллель с земной биологией. Доктор Гутман, вы больше понимаете в этом вопросе.

Гутман пошел рассказывать довольно долго про половую жизнь мегалевиафанов. Несомненно, лекция была давным-давно накатана и отработана. На протяжении всей этой болтовни я чувствовал, что больше глаз приковано ко мне, чем к нему, и это чувство не покидало меня с тех пор, как я сел за этот стол.

– …и через различные промежутки времени, – рассказывал Гутман, – совершенно без какого-либо предупреждения, мы видим, что мегалевиафан рождает относительно небольшую форму жизни, которая несколько похожа на земного дельфина. Это результат некоего партеногенетического процесса, который остается для нас абсолютной тайной. Животное рождается абсолютно сформированным и отплывает прочь. Рано или поздно оно приплывает обратно и вплывает в главное влагалищное отверстие мегалевиафана, но больше уже никогда не выплывает обратно. Примерно через год после того, как это происходит, мегалевиафан отрыгивает яйцо из того же влагалищного отверстия. Яйцо падает на дно и прячется в иле. Кстати, яйцо очень большое, примерно с дом. Через шесть лет после этого из яйца появляется новый мегалевиафан.

– Звучит так, словно весь процесс – закрытый виток, с генетической точки зрения, – прокомментировал Роланд. – Каким образом гены перемешиваются?

– Сомнительно, что дельфиноид возвращается, чтобы оплодотворить того самого мегалевиафана, который его породил, разве что по чистой случайности, – сказал Гутман. – Простое кольцевание помогло бы решить, так это или не так, но маленьких чертенят страшно трудно поймать. – Он улыбнулся. – Кроме того, это же чистой воды научное исследование, разве нет?

• Предыдущая
• 61/78
• Следующая