Любовь хорошей женщины (сборник) - - Страница 15
- Предыдущая
- 15/18
- Следующая
И для него это было сигналом, чтобы он повалил ее и начал долбить, как старый козел. Прямо на голом полу, вколачиваясь в нее вниз-вверх, вниз-вверх, пытаясь вытрясти из нее душу. Шланг у него горячий, как паяльная лампа.
Как бы тебе это понравилось?
А потом в газетах написали: «Мистер Уилленс найден в реке. Он утонул».
Сообщили, что он ударился головой о руль. И что он был еще жив, когда оказался в воде. Смешно!
Инид не сомкнула глаз всю ночь – даже не пыталась уснуть. Она не могла лечь в комнате миссис Куин. Сидела в кухне часы напролет. Каждое движение давалось Инид с усилием, было трудно даже заварить чай или пойти в ванную. Стоило пошевелиться – и встряхивалась информация, которую она пыталась уместить в голове, с которой пыталась свыкнуться. Она не разделась, не распустила волосы, а когда чистила зубы, ей казалось, что она совершает нечто трудоемкое и незнакомое. Луна светила сквозь стекло кухонной двери – Инид сидела в потемках и смотрела, как пятно лунного света всю ночь ползет по линолеуму и исчезает. Исчезновение лунного пятна стало для нее неожиданностью, как и последовавшее за этим пробуждение птиц и начало нового дня. Ночь казалась такой долгой, а оказалась такой короткой, потому что к утру ничем не разрешилась.
Инид встала, на негнущихся ногах прошла к двери, отперла замок и села на крыльцо под занимающимся светом. Даже это движение взболтало все ее мысли. Ей пришлось снова рассортировать их, разложив по двум полкам. То, что случилось или якобы случилось, – на одну полку. Что с этим делать – на другую. И вот что же с этим делать, ей никак не удавалось для себя прояснить.
Коров уводили с лужка между домом и берегом. Если бы она захотела, то открыла бы калитку и пошла туда. Инид знала, что должна вернуться и посмотреть, как там миссис Куин. Но руки сами открыли задвижку на калитке.
Коровы не всю траву объели. Росистые стебли ластились к ногам, и чулки тут же промокли насквозь. Тропа была чистой, хотя деревья на самом берегу – большие плакучие ивы и обвивавший их дикий виноград – тянули вниз свои мохнатые обезьяньи руки. Поднимался туман, так что реку было почти не видно. Нужно было напрячь зрение, сконцентрироваться, и тогда пятно воды проглядывало сквозь туман точь-в-точь, как вода в крынке. А ведь здесь должно быть сильное течение, но Инид его не разглядела.
А потом она увидела нечто движущееся, но не по реке. Это двигалась лодка. Привязанная к суку, старая плоскодонка чуть покачивалась на волнах – вверх-вниз, вверх-вниз. Теперь, когда Инид ее нашла, она уже не могла оторвать от нее взгляда, будто ждала, что лодка ей что-то скажет. И она сказала. Кое-что нежное и окончательное.
Ты знаешь. Ты знаешь.
Когда дети встали, Инид встретила их в прекрасном настроении, умытая, в чистой одежде и с распущенными волосами. Она уже поставила застывать желе с кусочками фруктов – девчонки полакомятся им в полдень. И замешивала тесто для печенья, чтобы испечь его до того, как станет слишком жарко включать духовку.
– Это не вашего отца лодка? – спросила она. – Там, внизу, на реке?
Лоис сказала, что да.
– Но нам нельзя играть в ней. – А потом она сказала: – А вот если бы ты пошла с нами, стало бы можно.
Они мгновенно уловили сегодняшнюю атмосферу вольности, праздничных привилегий, необычное для Инид сочетание истомы и волнения.
– Посмотрим, – сказала Инид.
Она хотела сделать этот день особенным для них, особенным вопреки тому факту – факту, ставшему для нее уже почти очевидным, – что этот день станет днем смерти их матери. Инид хотелось, чтобы в детском сознании задержалось что-то способное скрасить, озарить искупительным светом то, что произойдет позднее. И ее саму, конечно, и то, как она в дальнейшем повлияет на их жизнь.
Тем утром пульс миссис Куин почти не прощупывался, и она не могла, судя по всему, ни поднять голову, ни открыть глаза. Огромная перемена после вчерашнего, но Инид не удивилась ей. Она знала, что тот великий всплеск энергии, те злобные излияния стали последними. Она поднесла ложку с водой к губам миссис Куин, и миссис Куин сделала маленький глоток. Она издала мяукающий стон – последний отзвук всех ее жалоб. Инид не стала звать врача, он все равно собирался прийти в тот день, чуть позже, наверное где-то после полудня.
Инид развела мыльной пены в миске, согнула и отломила кусок проволоки, потом еще один, загнула петельки и сделала инструменты для мыльных пузырей. Показала детям, как выдувать ровненько и осторожно, пока самый огромный и радужный пузырище не задрожит в петле, и как потом мягко стряхнуть его на волю. Они гонялись за пузырями по всему двору и не давали им упасть, пока потоки ветра не подхватывали радужные шары и не развешивали по ветвям деревьев и по карнизу над крыльцом. Казалось, что жизнь этим пузырям продлевают крики восторга, радостные визги, летящие снизу. Инид не усмиряла детей, сколько бы они ни шумели, и, когда мыльный раствор кончился, намешала еще.
Доктор позвонил, когда она подавала детям ланч – желе, блюдо с печеньем, посыпанным цветным сахаром, и по стакану молока с шоколадным сиропом. Он сообщил, что задерживается у ребенка, упавшего с дерева, и придет, наверное, не раньше ужина. Инид мягко сказала:
– Я думаю, она уходит.
– Что ж, сделайте все возможное, чтобы ей было полегче, вы и без меня знаете как, – сказал доктор.
Инид не стала звонить миссис Грин. Она знала, что Руперт не скоро вернется, и не думала, что миссис Куин в минуты просветления, если такие и будут, захочет видеть или слышать свою золовку. И детей она тоже, скорее всего, не захочет видеть у себя в комнате. Да и детям не стоит запоминать ее такой.
Она больше не пыталась измерять давление или температуру миссис Куин – просто обтирала губкой лицо и руки и предлагала воды, но больная перестала замечать это. Инид включила вентилятор, гул которого так часто раздражал миссис Куин. Запах, исходивший от тела, кажется, менялся, становился не таким аммиачно-едким. Превращался в обычный запах смерти.
Инид вышла и села на ступеньках. Сбросила туфли и чулки и вытянула ноги на солнышко. Дети принялись осторожно ходить вокруг да около, спрашивая, а можно ли им на речку, а можно посидеть в лодке, а можно, если они найдут весла, она покатает их. Ей хватало здравого смысла, чтобы не заходить слишком далеко в своих уступках, но она спросила их:
– Как насчет того, чтобы устроить бассейн? А два бассейна?
И она принесла два корыта, поставила их на траву и наполнила водой из бака. Девочки мигом разделись до трусиков и развалились в корытах, воображая себя принцессами Елизаветой и Маргарет Роуз.
– Как вы считаете, – спросила Инид, сидя на траве с запрокинутой головой и закрытыми глазами, – как вы считаете, если человек сделал что-то очень плохое, должны ли его наказать?
– Да, – немедленно выпалила Лоис. – Надо вздуть его как следует.
– Кто сделал плохое? – спросила Сильви.
– Ну, кто-то, не важно кто, просто люди, – сказала Инид. – Что, если это был очень плохой поступок, но никто не знает, что они его совершили? Должны ли они признаться и быть наказаны за это?
– А я бы догадалась, что они это сделали, – сказала Сильви.
– Не догадалась бы! – возразила Лоис. – Откуда бы ты узнала?
– Я бы их посадила.
– Не посадила бы.
– А знаете, почему они должны быть наказаны? – сказала Инид. – Потому что им самим будет очень плохо от своего поступка. Даже если никто их не видел и никто ничего не знает. Если вы делаете что-то очень-очень плохое и вас за это не наказывают, то вы чувствуете себя хуже, намного хуже, чем если бы вас наказали.
– Лоис украла зеленый гребешок, – сообщила Сильви.
– Я не крала! – сказала Лоис.
– Я хочу, чтобы вы запомнили это, – сказала Инид.
– Да он просто валялся на обочине, – сказала Лоис.
Инид каждые полчаса заходила в комнату больной, чтобы обтереть ей лицо и руки влажной тканью. Она не заговаривала с миссис Куин и не касалась ее руки – только протирала салфеткой. Она никогда прежде так не отстранялась от умирающей. Открыв дверь около половины шестого, она поняла, что в комнате больше нет никого живого. Простыня была скомкана, а голова миссис Куин свисала с края кровати – об этом Инид не записала и никому не сказала. Она выпрямила мертвое тело, обмыла его и привела в порядок постель к приходу доктора. Дети так и играли во дворе.
- Предыдущая
- 15/18
- Следующая