Народ-богатырь - Каргалов Вадим Викторович - Страница 35

Конечным пунктом, где монголо-татарские отряды соединились после опустошения Юго-Западной Руси, был, вероятно, Галич-на-Лукве. По сообщению Рашид-ад-Дина, этот город монгольские ханы осаждали уже сообща и взяли после трехдневного штурма. Галич был буквально стерт с лица земли. После ухода монголо-татар галицкий князь не остался в своей столице и вместе со своим «двором» переселился в город Холм, который стал новой столицей княжества.

Весной 1241 г. монголо-татарское войско, значительно ослабленное боями на укрепленных линиях и под стенами городов Южной Руси, пересекло русскую границу и вторглось в Польшу, Чехию, Венгрию, Хорватию. Нашествие Батыя на русские земли закончилось. Впереди было бесславное возвращение завоевателей обратно на Волгу и двухвековое иноземное иго.

Батыево нашествие, которое сопровождалось опустошением огромных территорий и неисчислимыми человеческими жертвами, оставило глубокий след в памяти народной. Эти события нашли отражение в сложенных народом былинах, песнях, сказаниях, пословицах. То было время страшного народного бедствия и одновременно эпоха героических подвигов в борьбе за независимость Родины.

Княжеские и церковные летописцы, довольно подробно описавшие нашествие Батыя, почти ничего не говорили о роли народных масс в борьбе с завоевателями. Сопротивление монголо-татарам тенденциозно представлялось ими исключительно как дело князей, «святых мучеников» и «страдальцев», а также духовенства, которое своими молитвами обеспечивало «божью помощь». Новгород, например, по мнению летописца, спасли не героическое сопротивление городов и ратей Владимиро-Суздальской земли, не героизм осажденных горожан Торжка, надолго задержавших монгольское войско, а именно молитвы духовенства: «Новгород же заступил бог и святая и великая соборная и апостольская церковь Софии, и святой преподобный Кирилл, и святых правоверных архиепископов молитва!» Это вполне объяснимая тенденция летописцев: летописные своды составлялись обычно при княжеских дворах и в монастырях, и их составители попросту выполняли волю своих хозяев. Однако если внимательно проанализировать даже эти летописные тексты, роль правящей феодальной верхушки в обороне страны предстает несколько в ином свете.

Феодалы, занятые междоусобными распрями, оказались не в состоянии объединить и возглавить народные массы для отпора внешнему врагу. Даже после разгрома монголо-татарами Волжской Булгарии, который был прямым предупреждением о готовившемся нападении, князья Северо-Восточной Руси не предприняли никаких попыток объединиться для обороны. Поэтому монголо-татарские завоеватели имели перед собой не общерусское войско, а разрозненные дружины и ополчения отдельных феодальных княжеств и городов. Ни один из князей, в том числе и великий князь Юрий Всеволодович, не пришел на помощь Рязани. В результате храбрые рязанские дружины погибли в неравном бою «у пределов Рязанских». Открылась дорога завоевателям в глубь русских земель. В свою очередь, когда наскоро собранные владимирские полки были разбиты под Коломной, а сам великий князь уехал в глухие заволжские леса собирать новое войско, другие князья явно не торопились к нему на помощь. Даже во время самого нашествия не прекращались усобицы. В 1239 г., между записями о разгроме монголо-татарами Переяславля и Чернигова, летописец спокойно повествовал о том, что князь Ярослав «взял град Каменец и княгиню Михайлову со множеством пленных привел в свои волости»!

Не лучше показали себя в годину тяжких испытаний и духовные феодалы — митрополит и многие епископы. Как правило, они бросали свою паству на произвол судьбы и бежали при приближении врага в безопасные места. Пример подал глава русской церкви митрополит Иосиф, грек по национальности: он исчез накануне нашествия и больше на Руси не появлялся. Бежал неизвестно куда при приближении монголо-татарского войска и рязанский епископ. Летописец сообщил об этом факте очень туманно: «А епископа уберег бог, отъехал прочь в тот год, когда рать Батыя оступила град». А вот где спасался от опасности ростовский епископ Кирилл, нам известно. Летописец сообщил, что он «избыл татар на Белоозере», в далеком северном городе, защищенном непроходимыми лесами. Даже когда совсем неподалеку, на реке Сити, стало собираться великокняжеское войско, епископ Кирилл не приехал в лагерь, чтобы напутствовать его на бой, и появился на поле битвы только после отхода монголо-татар, чтобы похоронить павшего Юрия Всеволодовича. Остались в живых после Батыева погрома также епископы галицкий и перемышльский, хотя их города были разрушены до основания. Черниговский епископ Порфирий, правда, остался в городе во время осады, но тоже не пострадал. По сообщению летописца, завоеватели увели его с собой, а затем с миром «отпустили в Глухове», небольшом городке на Сейме. Даже историк православной церкви Е. Е. Голубинский, которого трудно заподозрить в недоброжелательном отношении к духовенству, вынужден был признать, что «летописи не дают нам права сказать, что епископы наши оказались на высоте своего призвания».

Истинным «воителем за землю Русскую» был народ— крестьяне и горожане, которые вынесли на своих плечах всю тяжесть неравной борьбы с монголо-татарскими полчищами. Героическая оборона русских городов, которые завоевателям удавалось брать, как правило, только после многодневных кровопролитных штурмов, осуществлялась обычно силами местного городского и сельского населения.

Так было при осаде столицы Северо-Восточной Руси города Владимира, покинутого великим князем накануне приступа монголо-татарского войска. Так было при обороне небольшого города Торжка, где в опасное время не оказалось ни князя, ни княжеской дружины, и городские стены защищало посадское население во главе с выборными посадниками. Ни от кого не получая помощи, жители Торжка две недели отбивали приступы Батыя — втрое дольше, чем великокняжеский Владимир! Так было при героической обороне Козельска, где князь «млад был», и инициатива обороны принадлежала самим горожанам, которые решили «не сдаваться Батыю» и сумели так организовать сопротивление, что грозный хан вынужден был два месяца стоять под стенами Козельска— дольше, чем у любого другого города. Так было и при обороне Киева, в котором тоже не оказалось князя, а обороной руководил «тысяцкий Дмитр».

Храбро, до последнего воина, защищались русские города. Горы трупов захватчиков остались под стенами Рязани, Владимира, Переяславля, Торжка, Козельска, Чернигова, Киева. Не раз русские дружины выходили в чистое поле встречать страшных степных завоевателей и в «сечах злых» на рубежах рязанских и владимирских земель, в глубине заволжских лесов, на укрепленных линиях Киевской земли наносили им тяжелый урон. Дорогой ценой заплатили монголо-татарские ханы за разорение русских земель: их войско оказалось ослабленным, обескровленным непрерывными боями.

Героическая борьба Руси против монголо-татарских завоевателей имела всемирно-историческое значение. После тяжелых походов по русским землям хан Батый уже не сумел собрать достаточных сил для победного нашествия на запад. Именно героическое сопротивление русского народа и других народов Восточной Европы (волжских булгар, половцев, аланов, племен Поволжья) сорвало планы монгольских ханов расширить границы своих владений до «моря Франков».

Народы Западной и Центральной Европы навсегда запомнили ужасы гуннского нашествия. Если бы русский народ ценой неимоверных жертв не обескровил полчища Батыя, новое нашествие кочевников могло бы быть еще ужаснее и опустошительнее. По словам революционера-демократа прошлого столетия А. И. Герцена, «татары пронеслись над Россией подобно туче саранчи, подобно урагану, сокрушающему все, что встречалось на его пути. Они разоряли города, жгли деревни, грабили друг друга и после всех этих ужасов исчезали за Каспийским морем, время от времени посылая оттуда свои свирепые орды, чтобы напоминать покоренным народам о своем господстве… Люди бежали из деревень, никто из жителей не чувствовал себя в безопасности… Именно в это злосчастное время, длившееся около двух столетий, Россия и дала обогнать себя Европе»[8].