Контракт на рабство (СИ) - Ртуть Мика - Страница 44

Регина помотала головой. Она не верит монстрам. Особенно — этому монстру. Только он виноват в том, что…

— …что ты родилась в этом мире, сунулась в этот город… в том, что Мэтью жрет людей…

— Ты!.. — она яростно стерла воду с глаз и уставилась на Лоренцо.

— Конечно, я, — он встретил ее взгляд так же прямо, и даже не попытался давить. Почти нормальный человеческий взгляд, разве что слишком уж печальный. — Во всех твоих бедах виноват только я. Каюсь. Посыпаю голову пеплом, прекращаю пить кровь, ухожу в монахи. Прямо сейчас. Ты же этого хотела?

— Я хочу, чтобы ты сдох!

— Я мертв уже пять сотен лет, Регина. Извини, я не могу воскреснуть, чтобы дать тебе убить меня снова, — он так же печально улыбнулся и развел руками.

Только сейчас Регина заметила, что он полностью обнажен, в отличие от нее: тяжелая мокрая юбка липла к телу и путалась в ногах. Костюм безнадежно испорчен. Боги, о чем она думает? Почему сейчас ей кажется, что Лоренцо вовсе не монстр, а она сама — всего лишь глупая девчонка, не умеющая посмотреть дальше своего носа? Нет! Он — монстр. Чудовище. Он изнасиловал ее, он пил ее кровь, он чуть не убил ее, он фактически взял ее в рабство, он издевается над Мэтью…

…его не было рядом, когда Ани Рет похитила ее, и вовсе не он сделал Мэтью чудовищем, и кто-то совсем другой убил Вайсс, и…

— Но я могу оставить тебя. Сейчас. Никогда больше не появляться в твоей жизни. Даже во сне, куколка. Я могу плюнуть на этот город и вернуться в свой гроб. Лет этак на сто. Это будет достаточно похоже на смерть, как ты думаешь?

— Нет, недостаточно! — она снова откинула с лица прилипающие волосы и уставила на Лоренцо палец. Сейчас она не боялась его. Совсем. Впервые с тех пор, как услышала о хозяине города, впервые… пожалуй, за все свои двадцать лет. Она не боялась древнего могущественного вампира, способного стереть в порошок всю ее жизнь. Сюр. Бред. Сон. — Я хочу, чтобы ты умер раз и навсегда. Я ненавижу тебя, Лоренцо, и ты ничего с этим не сделаешь.

— Что ж, — он пожал плечами. — Ты права, смерть с последующим возвращением — это совсем не то. Значит, нам нужна смерть окончательная и бесповоротная, не так ли?

Ощущение сна и бреда усилилось, но страх так и не появился.

Странно.

— Я не знаю, к чему ты ведешь, Лоренцо, но я тебе не верю.

— Не веришь в чем, куколка?

— Ни в чем.

Лоренцо рассмеялся, мягко и как будто… нежно?

— Маленькая недоверчивая девочка. Ты, наверное, никогда не задумывалась, что значит — жить пять сотен лен. Как это скучно, Джин. Скучно, пусто и бессмысленно. Настолько пусто, что… короче, ты не поймешь. Но ты попытайся. Всего лишь представь, ты — и мир, который не меняется пять сотен лет. Ничего нового. Никогда. И ты сама ничего не чувствуешь, потому что забыла, что это — чувствовать. Быть живым.

Регина встряхнула головой, отгоняя наваждение. Что это — Лоренцо репетирует роль раскаявшегося кровопийцы в дешевой мелодраме? Или считает ее настолько дурой, чтобы поверить вот в этот весь бред?

— Не бред, Джин, — он усмехнулся и ласково погладил ее по щеке. — Всего лишь та сторона, о которой не принято упоминать в приличном обществе. Но ведь мы с тобой достаточно близки, чтобы быть откровенными.

— Недостаточно…

— Маленькая, упрямая Джин. Ты делаешь меня настолько живым, что мне страшно. Так что… ты говорила о моей окончательной смерти? Тебе достаточно сказать лишь слово, и ты получишь ее. Сегодня же.

— Не знаю, зачем, но ты лжешь.

— Посмотри мне в глаза, — он взял ее за подбородок, приблизил ее лицо к своему. — Просто загляни, Джин.

Она, как завороженная, заглянула в алое пламя, полыхающее в глубине его зрачков, и ухнула вниз — задохнувшись от нахлынувшей обреченности, от тоски и усталости, от древней неутоленной жажды — и бесконечного одиночества…

Покой. Все, чего она хочет — это покой. Тишина. Навсегда. Избавление от сумасшедшей жажды… Покой холодного алого пламени, которое никогда никого не согреет…

Показалось, она сейчас сама растворится в нем, потеряется, исчезнет.

Нет, нельзя! Тогда она не сможет…

— Не сможет чего? — холодное пламя отпустило ее, дрожащую и растерянную.

— Стать репортером… — пробормотала Регина, сама понимая, насколько глупо это звучит.

— Ты уже им стала, куколка. Ты не заметила, что уже получила все, о чем мечтала?

— Нет, я не…

— …не подумала, о чем мечтать дальше. Маленький котенок. Это не беда. Тебе сейчас не нужно ни о чем мечтать. Достаточно решить, хочешь ты моей смерти сегодня же, или нет. Клянусь, будет так, как ты скажешь. Смерть или жизнь.

Регина задрожала сильнее. Ей было страшно, как никогда раньше. Она верила ему, чтобы ни вопил голос разума. Она знала точно, как то, что солнце взойдет на востоке, что если она сейчас выберет смерть, Лоренцо упокоится. Навсегда.

Всего лишь неделю тому назад она бы не задумываясь, вонзила кол ему в сердце и сплясала на том пепле, что от него останется. Но сейчас…

Если умрет Лоренцо, что станет с Мэтью? А с ее семьей? С ней самой, в конце концов? Если он не врал, и с его смертью умрет и она сама?..

— Не врал, куколка, но никто не знает наверняка. На тебе пока нет моей третьей метки, но связь между нами уже окрепла. Но разве месть для тебя не важнее? С Мэтью и твоей семьей, кстати, ничего особенного не случится. Волк всего лишь поменяет хозяина, а твоя родня немного поплачет и утешится. Зато они станут неинтересны Ани и смогут жить спокойно. Сплошные выгоды.

— То есть если я выберу смерть…

— Возможно, для нас обоих, Джин. Тебя похоронят в красивом платье, под пронзительно прекрасную музыку. А на могильном камне благодарные горожане напишут: она спасла город от страшного чудовища.

Секунду или две Регина заторможено смотрела на Лоренцо: красивое платье? Музыка? Эпитафия от благодарных горожан? Боги…

— Бред! — она оттолкнула его и выключила, наконец, льющуюся воду. — Прекрати, Лоренцо! Ты несешь чушь!

— Ни в коем случае, сердце мое. Я предлагаю тебе осуществление твоей мечты и решение всех твоих проблем разом. Я готов ради этого пожертвовать тысячей, а то и десятью тысячами лет своей будущей жизни. И ты знаешь, что это правда, ты уже часть меня, ты чувствуешь. Ну, если можешь, скажи — ты врешь, Лоренцо.

Регина покачала головой.

Он не врал. В этом-то и был бред. Он, бессмертный бессердечный негодяй, не врал! Этого не могло быть, но это было. Сегодня, сейчас, ей выпал шанс действительно убить его. Отомстить за всю свою боль и унижение. За все! И заплатить за это всего лишь своей жизнью.

— Ты не врешь. Кажется. — Она вздохнула, оглядела свой мокрый наряд, белоснежную ванную, брошенные на пол туфли, обнаженного Лоренцо.

— Решение за тобой, Джин, — он был идеально спокоен.

— Я… мне надо подумать.

— Не надо. Твой шанс убить меня — только здесь и сейчас. Этой ночью, Джин. До рассвета осталось пять минут. — Он подал ей руку, чтобы помочь выйти из ванны, поймал в объятия, погладил по мокрым волосам. — Скажи это слово на букву «с». Давай, Джин. Это просто.

На секунду она поверила, что это в самом деле просто: выбрать смерть. Даже открыла рот, набрала воздуха — и молча выдохнула.

Нет. Это слишком просто. И вообще, какого демона она должна умирать? Нет!

— Я не хочу.

— Не хочешь чего? — переспросил он, проводя ладонями по ее плечам.

Мокрая одежда распалась и скользнула вниз по ногам.

— Не хочу умирать.

— Это бывает, котенок. Но не рискнув жизнью, ты не станешь героем. Не спасешь свое чудовище и полный город эгоистичных мудаков. Давай, куколка, нанеси удар в сердце монстру. — Лоренцо приложил ее ладонь к своей груди, и Регина с удивлением поняла, что его сердце бьется в одном ритме с ее собственным. — Ведь мое сердце это ты, Регина.

Мое сердце, мое сердце, — забилось в голове воспоминание, сразу несколько воспоминаний: она в объятиях Лоренцо и Мэтью, ей хорошо и спокойно; она в камере, за ее спиной — Лоренцо, перед ней, за решеткой, Мэтью, и на нее летят ошметки мертвого вампира; Мэтью ведет ее, только что украденную рабыню в ошейнике и наручниках, по коридорам клуба — к Лоренцо…