Что сделала моя лучшая подруга - Доусон Люси - Страница 4

Следующие десять минут я ускоренным шагом огибаю здание больницы, поглядывая на указатели, утверждающие, что таким путем я попаду к главному входу, но в действительности я иду по неосвещенным узким проходам между жутко темными, старыми краснокирпичными зданиями клиники. На окнах раздвинуты шторы, но за ними — пугающе пустые палаты. Я стараюсь не заглядывать в окна, прохожу мимо них как можно быстрее. Мне страшно увидеть призраков, беззвучно передвигающихся внутри, — бывших пациентов, которые умерли здесь и теперь навсегда привязаны к этому суровому викторианскому зданию. Меня начинает подташнивать от страха, который я сама на себя нагнала. Мне обязательно нужно услышать знакомый голос. И я звоню Френсис.

— Алло? — тихо отвечает старшая сестра.

— Это я. — Мой голос звучит неровно, но не только потому, что я быстро иду.

— О, привет, Эл. Слушай, ты уж меня прости, но время не очень подходящее. Я только что уложила Фредди. Он сегодня очень капризничает.

Я пытаюсь представить, как Френсис сидит в своей половинке двухквартирного дома. Шторы плотно занавешены, посуда вымыта, включен телевизор — все тихо и нормально.

— Да и связь ужасная, — добавляет сестра. — Ты как будто в аэродинамической трубе.

Я резко поворачиваю за угол, смотрю влево и чуть ли не теряю сознание от радости. О, слава богу — я вижу фасад больницы и вход в приемный покой. Я замедляю шаг и пытаюсь отдышаться, проходя мимо нескольких «неотложек». Но в следующее мгновение застываю от ужаса, потому что у одной из машин дико взвывает сирена, начинает мигать проблесковый маячок. Машина быстро покидает стоянку и мчится кому-то на помощь. Я даже не успеваю заметить водителя в темной кабине.

— Ты где? — спрашивает Френсис в этот момент.

Я делаю вдох.

— Я…

— О нет! — прерывает меня сестра. — Кажется, Фредди услышал. О господи, пожалуйста, пусть только он не просыпается! Не говори ничего, Элис! — шепчет она в трубку, и я послушно молчу, хотя могу только гадать, каким образом Фредди мог услышать сирену «неотложки» из динамика телефонной трубки — ведь он наверняка далеко от телефона. Он ребенок, а не летучая мышь.

— Все в порядке, — выдыхает в трубку Френсис. — Он спит. На самом деле я рада тебя слышать. Я никак не могу дозвониться маме. Ты не знаешь, где она? Я звонила домой, но она не берет трубку. Не могут же все куда-то уйти — в четверг вечером!

Я останавливаюсь. Я хорошо знаю, что по моему совету мама и папа привыкли отключать телефон на время завтрака, обеда и ужина на полчаса ради спокойствия, чтобы избавить себя от непрерывных звонков, связанных с уходом за младенцами. Наверное, они попросту забыли включить телефон.

— У Фредди небольшой жар, — сообщает Френсис. — Он на прошлой неделе очень кашлял, только-только поправился. Я думаю: может, у него воспаление легких начинается, а Адам еще на работе.

— Я понятия не имею, где может быть мама, — говорю я и вдруг заливаюсь слезами.

— Элис? Ты что, плачешь? Да что случилось?

— Я в больнице, и…

Что такое? Ты заболела? Поранилась? — резким тоном спрашивает Френсис, автоматически переходя в режим «старшая сестра».

— Нет, — начинаю я. — Со мной все хорошо, я…

Но она продолжает давить на меня.

— Ты не заболела? Ничего не сломала?

В этом вся Френсис. В школе у меня в классе было несколько крутых девчонок, которые время от времени на кого-нибудь наезжали. Окружали свою жертву в коридоре на переменках, так что многие боялись перерывов между уроками. Иногда они делали это во время ланча, когда учителя оставались в учительской — читали газеты, курили и сердито поглядывали на часы, стрелки которых во время уроков так медленно ползли по циферблату, а теперь вдруг бешено спешили вперед.

Моя очередь настала в тот день, когда я единственная получила «А»[3] по рисованию и учительница неосмотрительно тепло поздравила меня перед всем классом. Все наши крутяшки мгновенно зыркнули на меня — и я сразу поняла, что произойдет на переменке.

И конечно, они вшестером окружили меня в коридоре на верхнем этаже и принялись толкать и злобно подшучивать надо мной. Я молчала и смотрела себе под ноги, ведь если бы я хоть что-то сказала, стало бы еще хуже. Я видела, что они сделали с бедной Кэтрин Гиббонс, которая во время издевательств над ней храбро распевала «Палки и камни могут сломать мои кости»[4].

Одна из девчонок довольно равнодушно толкнула меня. Я покачнулась и сильнее прижала к груди портфель, но тут все более и более однообразные издевки моих мучительниц заглушил громкий крик: «Эй, вы!»

Мы все обернулись и увидели Френсис, которая на всех парах мчалась к нам с раскрасневшимся от злости лицом. Через несколько секунд она схватила мою главную обидчицу за шею и прорычала:

«Еще раз хоть пальцем тронешь мою младшую сестру — и я тебе рожу в мякиш превращу, поняла?»

Она повалила девчонку на пол, а все остальные разбежались. Я помню, как Френсис посмотрела на меня и вздохнула. «Кофту выправи из-за пояса, Эл. Никто так не заправляет…»

— Элис, — окликает меня Френсис, потому что я долго не отвечаю ей. — Ты меня пугаешь. С тобой точно все в порядке?

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться.

— Со мной да. Я привезла Гретхен в больницу.

— О господи, — выдыхает Френсис. — Бедняжка! Твои подруги — просто королевы мыльных опер. Ты слишком добра, Элис, вот что я тебе скажу. Небось она напилась и расшиблась и теперь тебе надо за ней присматривать?

— Типа того. Я вечером зашла к ней, а она…

Мне вдруг так хочется все рассказать Френсис, но нас прерывает пискливый плач, доносящийся издалека.

— О нет! — в сердцах восклицает Френсис. — Он все-таки проснулся. Черт, черт, черт. Ты даешь мне слово, что с тобой все в порядке?

Плач становится все громче и настойчивее. Это упрямое требование внимания, и я ничего не могу с собой поделать — испытываю уважение к моему крошечному, наверняка побагровевшему от крика племяннику.

— Какого черта? Как ты мог уже проснуться? — укоряет его Френсис. — Я же тебя всего пятнадцать минут назад покормила.

Она страдальчески вздыхает.

Я закрываю глаза и снова делаю глубокий вдох.

— Френ, — решительно заявляю я. — Я в полном порядке. Справлюсь. Иди.

— Ты уверена? — Я слышу в ее голосе облегчение. — А с Гретхен-то что случилось?

Фредди наращивает громкость своих воплей до такого уровня, что того и гляди стекла начнут трескаться.

— Ничего, ничего страшного. Я тебе позже перезвоню, если что.

— Маме попробуй дозвониться, ладно? — виновато говорит Френсис. — Она подскажет, что делать. Может быть, они уже вернулись. Если дозвонишься, скажи ей, чтобы она мне потом перезвонила, хорошо?

— Хорошо, — послушно отвечаю я. По щеке у меня бежит слеза.

Френсис вешает трубку, даже не удосужившись попрощаться со мной. Мне хочется тут же снова позвонить и сказать ей: «Если честно, ты мне нужна. Мне страшно, Френ!»

Однако я набираю номер родителей и медленным шагом направляюсь к главному входу. Но все как сказала мне Френсис: гудки, гудки, а потом включается автоответчик.

И я набираю номер моего брата Фила. Если он дома, то может спуститься вниз и сказать маме с папой, чтобы включили телефон и что я хочу с ними поговорить. Мне вдруг совершенно необходимо срочно поговорить с мамой или папой — пусть хоть кто-то скажет мне, что все будет хорошо, иначе…

— Это Фил. Сейчас я не могу подойти к телефону. Пожалуй, я занят. Занят — в смысле, меня нет. А меня нет — в смысле, я курю. Можете оставить сообщение, но я ничего не обещаю, поняяяяяяатноооо?

На пару секунд я в точности представляю себе, как Фил может довести папу до белого каления. Разве такие сообщения записывают на автоответчик, если ждут звонка от потенциальных работодателей? Да его даже на собеседование не пригласят, не говоря уже о том, чтобы на работу взять. Я отменяю вызов и уныло убираю мобильник, в сумку.