Блистательный Двор - Мид Ричел (Райчел) - Страница 12

У некоторых ее слова вызвали смешки, но другим стало неловко.

– Клара! – предупреждающе сказала ее соседка.

Я аккуратно положила вилку и нож, чтобы они образовали косой крест, как и положено делать аристократке, делающей перерыв в трапезе. Посмотрев на Клару, я небрежно осведомилась:

– Кто тебе сегодня делал макияж?

Удивленная моим вопросом, она перестала ухмыляться и с интересом уставилась на меня:

– Я сама.

Я удовлетворенно кивнула:

– Очевидно.

Клара нахмурилась:

– Что очевидно?

– Я знала, что это точно не мистрис Мастерсон.

Сидевшая рядом со мной девушка неуверенно произнесла:

– Мы здесь недавно. В косметике мы пока некомпе… компе…

– Компетентны, – помогла я ей и улыбнулась. Бросив еще один взгляд на Клару, я снова занялась тартом. – Что ж, вполне очевидно.

– А почему ты это повторяешь? – агрессивно рявкнула Клара.

Я продлила напряженность, прожевав очередной кусочек, и только потом ответила:

– Мистрис Мастерсон никогда бы не посоветовала вам использовать такую косметику. Красные губы в Осфро давно не в моде. Благородные дамы пользуются коралловой или темно-розовой помадой. И ты нанесла румяна не на то место: их накладывают выше, на скулы. – (По крайней мере, так я слышала. Сама я пока еще макияж себе не делала.) – Ты их наложила очень грубо, поэтому кажется, что у тебя свинка. Глаза ты, правда, подвела ровно, но любая дама знает, что карандаш надо размазывать: тогда эффект будет нужный. Иначе глаза становятся похожи на пуговицы. Но абсолютно все, что ты выбрала, чересчур темное. Легкое касание дает гораздо лучший результат. То, как ты сейчас выглядишь… как бы выразиться повежливее… напоминает о даме сомнительного поведения.

У Клары на щеках появились пунцовые пятна, сделавшие ее неправильно наложенные румяна еще заметнее.

– Кого?

– Проститутку. Это – еще один термин, означающий «шлюха», – проговорила я суховатым тоном – таким, каким моя бывшая гувернантка объясняла бы правила руванской грамматики. – Однако я могу рассказать тебе более подробно. Дама сомнительного поведения или проститутка продает свое тело ради…

– Знаю! – воскликнула Клара, залившись краской.

– Но, – добавила я, – я попробую тебя утешить: ты выглядишь как высококлассная специалистка. Такие обычно работают в дорогих борделях, где девушки поют и танцуют. Не как те бедняжки, которые стоят возле грузовых судов. Они даже не могут себе позволить настоящую косметику и обходятся самыми дешевыми и примитивными средствами. Радуйся, что не упала настолько низко. – Я сделала паузу. – О! Между прочим, ты выбрала неправильную вилку.

Клара воззрилась на меня с открытым ртом, а я приготовилась к ответному удару. Я его вполне заслуживала – но и Клара определенно получила от меня по заслугам. Я плохо знала Миру, но что-то в ней меня зацепило: примесь печали, спрятанной за гордостью. А Клара была похожа на тех, кто любит помыкать другими. Мне такой тип людей был хорошо известен. Оказывается, они существуют в любых слоях общества.

В общем, я нисколько не сожалела, что поставила ее на место.

Я отрезала себе кусочек тарта, но внезапно похолодела: взгляды всех девушек разом устремились мне за спину. Мой желудок свело, и я медленно повернула голову… Странно, но я почему-то вовсе не удивилась, увидев в дверях столовой мистрис Мастерсон и обоих Торнов. Я не знала точно, когда они здесь появились – но, судя по их потрясенным лицам, слышали они достаточно.

Никто из них ничего не сказал. Седрик и Джаспер присоединились к нам, и трапеза продолжилась в абсолютном молчании. Мне безумно хотелось сжаться в комочек, но я помнила, что аристократка всегда должна сидеть прямо. Атмосфера и прежде была напряженной, а теперь она на меня буквально давила. Я жалела, что быстро доела свой тарт, поскольку теперь мне нечем было заняться, а глазеть по сторонам я не хотела. В итоге я налила себе еще чашку чая и без остановки его помешивала, пока Торны не встали из-за стола и мистрис Мастерсон разрешила нам разойтись по комнатам.

Я поспешила уйти одной из первых: хотелось надеяться, что если я скроюсь с глаз мистрис Мастерсон, то она забудет вызывающую сцену, свидетельницей которой невольно оказалась. У нее ведь наверняка хватает других забот. Девушки тоже направились к винтовой лестнице. Я собиралась подняться по ступеням, но в последнюю секунду заметила красочное пятно на противоположной стене. Все сосредоточенно расходились к себе и не обратили внимания, что я отошла от лестницы. В дальней части просторного холла находилась дверь в гостиную – а рядом с ней висело несравненное полотно!

Подойдя ближе, я узнала художника. Флоренсио. В Осфро, в Национальной галерее имелся его шедевр, который всегда манил меня к себе. Флоренсио был сирминиканским живописцем, который прославился пейзажами своей родины. Меня поразило, что его произведение находилось в загородном особняка Джаспера. Хорошенько изучив картину, я решила, что она относится к раннему периоду творчества Флоренсио. Некоторые приемы мастера были еще не столь отточенными, как на картине из столичной галереи. Однако это полотно было великолепно, хоть мелкие погрешности и могли объяснить, почему оно здесь оказалось.

Я еще немного полюбовалась пейзажем, вновь пытаясь разгадать манеру Флоренсио. Вздохнув, я решительно направилась к лестнице, но неожиданно замерла: в мою сторону шли Седрик и Джаспер! Они пока меня не замечали: оба были поглощены разговором. Я быстро шагнула за угол и вжалась в нишу у двери в гостиную, которой из вестибюля не было видно.

– …я знал, что будет подвох, – вещал Джаспер. – У тебя было два шанса, Седрик, и ты оба упустил.

– А ты не преувеличиваешь? – парировал Седрик.

Его тон был спокойным, даже сдержанным, но я ощутила, насколько он взвинчен.

– Ты слышал, как эта девица выражалась? – спросил Джаспер. – Кошмарно!

– О нет! Она все изложила весьма вежливо. Ни единого неприличного слова. – Седрик чуть помолчал. – А грамматика и дикция у нее и впрямь великолепные.

– Дело не столько в языке, сколько в отношении. Она – наглая и нахальная. Мужчинам в Адории не нужны сварливые жены. Они хотят видеть рядом с собой мягкую, послушную молодую женщину.

– Слишком мягким в Адории не выжить, – возразил Седрик. – И она вступилась за Миру. По-моему, это благородно.

«Теперь понятно, – пронеслось у меня в голове, – значит, все слышали нашу перепалку целиком».

– Конечно, защита сирминиканки все оправдывает, – произнес Джаспер. – А той особе придется привыкнуть к тому, что ее принижают. Клара будет далеко не единственной.

– Мира не из тех, кто когда-то привыкнет к принижению, – заявил Седрик.

Я вспомнила, как сверкнули ее темные глаза, и мысленно с ним согласилась.

– Так или иначе, но ты профукал обе комиссии, Седрик. Почитай за счастье, если за них в Адории хоть сколько-нибудь предложат. И то если ты добьешься, чтобы Аделаида не открывала рта, пока мы ее не пристроим. Она красива и способна зацепить какого-нибудь дурня. Да и сирминиканка тоже, – проворчал Джаспер. – С глазами у тебя все в порядке, отдам тебе должное. Но насчет остального я не уверен. Зря я разрешил тебе вести в этом году вербовку. Лучше бы ты посещал занятия. Может, поумнел бы через несколько лет.

– Что сделано, то сделано, – резюмировал Седрик.

– Наверное. Ладно, мне нужно еще поработать с бумагами. Встретимся у кареты. Нам надо навестить «Лебединый кряж».

Я услышала, как шаги Джаспера стихли, и стала ждать, чтобы Седрик тоже убрался восвояси. Но он двинулся вперед – и оказался в поле моего зрения, остановившись перед картиной Флоренсио, которой я недавно восхищалась сама. Я затаила дыхание, надеясь, что Седрик меня все-таки не увидит. Однако спустя пару секунд он крутанулся на месте и заметил меня периферийным зрением! Не успела я и глазом моргнуть, как он влетел в мою тесную нишу и закрыл мне путь к отступлению своим телом.

– Вы! Ради Ожиля, что вы здесь делаете?