Повесть о юных чекистах - Варшавер Александр - Страница 34

В Москве Костя был первый раз. После тихого украинского города его оглушил московский шум, дребезг трамваев, крики мальчишек, торговавших папиросами на площади перед вокзалом, и зазывания извозчиков: «Пожалуйста! Прокачу на рысаке!».

Кирилл Митрофанович сел в близстоявшую пролетку и назвал адрес:

— Лубянка, гэпэу!

— Это туда, где два мужика над дверью?[30] — спросил извозчик.

— Туда, туда!

— С вас рублик.

— Вези, вези, потом считать будем! — оборвал его Бардин. — Не обидим!

«Рысак» московского извозчика затрусил мелкой рысцой по узким улицам. Костю удивило обилие церквей, больших магазинов, мелких лавчонок в подъездах домов, разносчиков с лотками, торговавших различными товарами, выкрикивавших их цены и добротность. Он невнимательно слушал, что рассказывал Кирилл Митрофанович о каких-то домах, мимо которых они проезжали. Мысли его были заняты предстоящей встречей с Дзержинским. Он никак не мог представить, «о чем он будет со мной говорить, о чем спросит? Как ему отвечать? Называть ли его по имени-отчеству или товарищ Дзержинский?». Пока Костя собирался спросить об этом Кирилла Митрофановича, экипаж пересек широкую площадь с фонтаном посередине и свернул к большому зданию, около которого стояли два автомобиля.

— Приехали, — сказал Бардин и расплатился с извозчиком.

Они получили пропуска и прошли в другой подъезд. Здесь Бардин на каждом шагу встречал знакомых. Они хлопали друг друга по плечам, обменивались шутливыми прозвищами.

В приемную Дзержинского они попали за десять минут до срока. Здесь уже находились «тамбовские плотники» и начальник Тамбовского ГПУ.

— Как дела, курносый? — обратился к нему «старшой», но Костя не успел ответить: их пригласили к Феликсу Эдмундовичу.

Когда открылась дверь в кабинет, Феликс Эдмундович стоял лицом к вошедшим у большого письменного стола. На столе часы, чернильный прибор, телефон. Позади на стене портрет Карла Маркса. Чуть в стороне маленький столик, за ним сидели двое мужчин в военной форме. На столике маузер в деревянной кобуре, какие-то папки и несколько небольших картонных коробочек. От двери до письменного стола широкая ковровая дорожка. Феликс Эдмундович, приветливо улыбаясь, пошел навстречу. Здороваясь с Кириллом Митрофановичем, спросил:

— А где борода?

— Сбрил, Феликс Эдмундович. Мешала! — вздохнул Бардин.

— Жаль, жаль! — посетовал Дзержинский.

Пока происходил этот разговор, Костя, не скрывая своего любопытства, рассматривал «первого и главного чекиста». Был он мало похож на известные ему газетные фотографии. Встретив его на улице, пожалуй бы, не узнал. Высок ростом, сухощав. Волосы чуть рыжеватые, зачесанные назад, большой выпуклый лоб, реденькая бородка клинышком. Одет в солдатскую гимнастерку и темные брюки, заправленные в хорошо начищенные сапоги. Голос глуховатый с едва заметным акцентом. Глаза его Костя рассмотреть не мог. Перед ним стоял широкоплечий тамбовский чекист Гриша. Когда Феликс Эдмундович протянул руку Косте и, добродушно посмеиваясь, сказал, что «не ожидал увидеть такого малорослого чекиста», Костя смутился, опустил глаза и успел разглядеть его руку с длинными, тонкими пальцами.

— Садитесь, товарищи! — пригласил Дзержинский.

Чекисты уселись на стулья вдоль стен. Феликс Эдмундович выслушал доклад начальника Тамбовского ГПУ о ходе операции по ликвидации банды Антоновых, задал несколько вопросов, после чего поблагодарил всех и поздравил с благополучным, а главное, быстрым завершением операции.

— Чем скорее уничтожишь ядовитую змею, тем спокойнее для окружающих, — сказал Феликс Эдмундович. — А ведь это наша основная обязанность и долг перед народом.

Он кивнул головой товарищу, сидевшему за маленьким столом, и, назвав его по имени-отчеству, сказал: «Приступим!».

Товарищ встал, прочел постановление Коллегии ОГПУ о награждении группы за отличное выполнение задания и стал называть фамилии.

Чекисты один за другим подходили к столу. Феликс Эдмундович еще раз благодарил каждого, пожимая руку, и вручал награду.

Все это виделось Косте, как в тумане. Но вот прозвучала фамилия Бардин. Кирилл Митрофанович поднялся со стула, не торопясь подошел к Феликсу Эдмундовичу и получил почетное революционное оружие — маузер. Он надел его через плечо, и только сейчас Костя заметил на его груди орден. Взволнованный, он не спускал глаз с Дзержинского и больше никого не видел и не слышал.

— Иди! Иди! Тебя вызывают! — подтолкнул Костю сидевший рядом с ним чекист.

Костя заторопился к столу.

Феликс Эдмундович подробно расспросил — сколько ему лет, учится он или только работает.

Отвечая, Костя смотрел ему в лицо и только сейчас разглядел его глаза. Были они очень внимательные и добрые, особенно когда он улыбался. Костя объяснил, что сейчас он не учится. Готовился к поступлению на рабфак, во время операции был ранен бандитами, находился в больнице и не поспел к началу занятий. «А из-за меня, — добавил Костя, — опоздал к приемным экзаменам и Кирилл Митрофанович».

— Ну, это поправимо, — заметил Дзержинский. — А что собираетесь делать сейчас?

— Год поработаю, буду вести борьбу с врагами…

Феликс Эдмундович чуть нахмурился. Глаза его стали строгими, и Косте показалось, потемнели. Он закурил, помолчал и сказал:

— Знаете, Константин, чтобы умело бороться с врагами, мало одного желания, храбрости и даже геройства! Мало! Сегодня врагов с ножом и обрезом остались единицы. Сейчас враги стали изворотливее, хитрее. Оружие у них иное. Бороться и обезвреживать их значительно труднее, чем бандита с обрезом. Для такой борьбы нужны знания! Нужны люди грамотные, образованные!

Протягивая Косте коробочку с наградой и пожимая руку, Феликс Эдмундович строго заметил:

— Надо учиться, Горлов! — Еще строже повторил: — Учиться! — и добавил, уже тоном приказа: — В ближайшие дни пойдете на учебу!

Только выйдя из здания ГПУ на Лубянскую площадь, Костя раскрыл коробочку. В ней лежали серебряные часы. На их верхней крышке было выгравировано: «Константину Горлову», а ниже надпись: «За геройство, проявленное в борьбе с врагами Революции от Коллегии ОГПУ. Москва, 1922 год».