Свобода под свинцовым небом (СИ) - Бельская Луиза - Страница 41

      Пока Кахир одними только воплями пытался добиться толку, они обступили Венину кровать и с самым что ни на есть угрожающим видом начали вторить своему командиру, брызгая слюной и заглядывая пленнику прямо в лицо.

      - Где женщины? - Кахир начал с силой трясти Веню за плечи. - Собака, ты понимаешь, что сделал?

      В этот момент Вене стало по-настоящему страшно. Игры в чужую войну окончились, и пришла пора отвечать за свои поступки. Видя, что криком толку не добиться, Кахир с силой ударил пленника по лицу, второй рукой удерживая его за шиворот. Из разбитой губы потекла горячая струйка крови. Кахир разгадал смысл обречённого взгляда зелёных глаз и понял, что пленник его боится.

      - Вениамин, скажи правду, - подал голос Марат откуда-то сбоку. - Тебя не убьют, но могут сделать жизнь невыносимой. Кахир незамедлительно подтвердил слова Марата новым ударом. - Скажи правду или через полчаса останешься без ногтей.

      Веня облизнул пересохшие губы, уже свыкаясь с неизменным присутствием металлического привкуса, и медленно произнес:

      - Я просто открыл им дверь.

      Марат тут же перевёл его слова, с тревогой глядя на Кахира.

      - Говори, где они! - настаивал тот, распрямляясь и изо всех сил встряхивая Веню за шкирку.

      - Я же говорю: я просто открыл им дверь, - срывающимся на крик голосом упрямо повторил Веня, переводя испуганный взгляд с одного боевика на другого.

      Кахир с силой приподнял его и снова швырнул на пол, намеренно позволяя удариться головой о стену. Боевики одобрительно загудели. Они потеряли своих жён, потеряли деньги и жаждали отмщения.

      Оставив возле Вени часового, Кахир с Маратом и остальными единоверцами спустились на первый этаж и вошли в столовую, где уже вовсю хозяйничала выпущенная из кратковременного плена служанка.

      - Фариза говорит, что ничего не видела. Женщины избили её и заперли в комнате, - задумчиво произнес Кахир, беспокойно посматривая на появляющуюся на столе скудную еду. - За жён потребуем с Усмана двойную плату.

      - Потребуем, - одобрил Марат, принимая свою обычную позу и задумчиво разглядывая Венину инсталляцию, которую ещё не начали разбирать.

      - Все равно нужно наказать собаку. За клевету - восемьдесят ударов кнутом. В самый раз для него.

      - Да, в самый раз, - машинально повторил Марат, отрывая взгляд от объекта современного дадаизма. - Это ж надо - художник, оказывается! А говорил - технарь.

***

      Ровно к одиннадцати утра Веню привезли на главную площадь, закованного в наручники, словно преступника.

      Слабый ветерок едва колыхал его взлохмаченные черные волосы. Грязные засаленные пряди спадали на глаза, разбитые, слегка опухшие губы слегка подрагивали, плечи безвольно опустились и чуть подались вперед, придавая его фигуре ссутуленный вид.

      Вене было жутко, жутко от того, что должно было произойти сейчас, в двадцать первом веке. Ладони вспотели, и вчерашние порезы постепенно начинали гореть, но эта боль была настолько незначительна и незаметна, насколько незначительны и незаметны колючки репейника, прилипшие к шерсти собаки, чью голову намертво зажали в дверях.

      Народ начал постепенно подтягиваться к месту очередной экзекуции. Как всегда, мужчины, юноши, подростки - все они держали наготове мобильные телефоны, чтобы запечатлеть новое увлекательное зрелище.

       Люди образовывали достаточно узкий круг, который утолщался с каждой минутой, обрастая всё новыми зрителями, жаждущими жестокой расправы.

      Взгляд Вени был устремлён в землю. Он соскальзывал с носков ботинок на трещины в асфальте, затем нервно возвращался обратно, разглядывая переплетение светлых шнурков.

Всё это время Кахир стоял сзади, на всякий случай контролируя каждое движение своего подопечного.

      Толпа расступилась, пропуская в центр круга ещё двух человек, двух крупных мужчин, один из которых, с классической бородой на безусом лице, держал в руках бумагу, а второй, в чёрной тканевой маске, сжимал в кулаке свёрнутый в несколько оборотов коричневый кнут, сплетённый из нескольких полос кожи и утончающийся к концу, на котором был прикреплен длинный узкий ремень, заканчивающийся подобием тонкого шнурка с кисточкой.

      С тяжёлым вздохом Веня перевёл взгляд с ботинок на орудие предстоящей пытки и, до боли закусив и без того распухшую губу, снова опустил голову.

      Один из мужчин с торжественным видом начал зачитывать обвинительный приговор. Его голос был высоким и тягучим, он звучал будто нараспев и, не понимая смысла сказанных им слов, со стороны могло показаться, будто мужчина читает молитву.

      Читал он долго, минут десять. Веня даже успел подумать, что боевик прилюдно озвучивает все его грехи, начиная с самого рождения. И когда последнее вязкое слово растворилось в полуденном зное, толпа одобрительно загудела и заметно оживилась.

      День обещал быть очень жарким. Хлопковая рубашка уже успела прилипнуть к телу, повторяя порывистые движения грудной клетки, вызванные взволнованным дыханием. Веня мельком взглянул на свои руки, сцепленные спереди черными, местами затертыми до серебристых краёв металлическими браслетами: кожа то тут, то там была покрыта багровыми кровоподтёками, начинающимися от самих запястий и заканчивающихся где-то под короткими рукавами.

      Приняв воцарившееся молчание народного судьи как сигнал к действию, Кахир подтолкнул Веню к ближайшему фонарному столбу. Расстегнув наручники, он заставил несчастного осуждённого обхватить бетонную колонну, и снова защёлкнул стальные кандалы.

      Оттянув на себя воротник Вениной рубашки, острым клинком Кахир надрезал тонкую ткань и рванул её в разные стороны, позволяя обнажиться проступающим позвонкам.

Ажиотаж в толпе начал возрастать. Отовсюду слышались очевидно подбадривающие палача возгласы, пугающие своим откровенным нетерпением.