Остров Ионы - Ким Анатолий Андреевич - Страница 42
- Предыдущая
- 42/55
- Следующая
И Я тоже смотрю сверху, с высоты Камчатской Онлирии, вниз на серое пустынное море, по которому еле заметно перемещается маленькая одинокая черточка, поручик Цветов, переступая через набегающие ему под ноги белогривые волны. Порой он подпрыгивает и слегка зависает над ними в воздухе и продвигается в бреющем полете, прокручивая ногами, как на велосипеде, если встречный вал оказывается слишком крут и велик. Поручик часто всматривается вниз, желая не пропустить того момента, когда из-под воды вдруг да и высунется голова кого-нибудь из членов экспедиции, чтобы передать ему наверх необходимую информацию. Затем Цветов обращается лицом к небу и смотрит на меня, парящего в небесной Онлирии морского беркута. Он поверяет верность взятого направления мы уже в открытом море, удалились от суши на такое расстояние, с которого не видно камчатской береговой линии. Кругом на все триста шестьдесят градусов один четкий морской горизонт, в небе перестали проноситься птицы, оставшись позади, в зоне своих будничных охот и кормлений.
Под ногами Андрея-Октавия вдруг стал промелькивать, словно стремительно бегущий глубинный шквал белых искр, огромный косяк рыб — это была устремившаяся на нерест тихоокеанская сельдь. И вперемешку с ними, в самой их гуще, неистово заюлили кормившиеся морские звери — похожие на темных головастиков нерпы, рыжеватые сивучи, юркие каланы, бурые котики, а уже вслед за ними бесшумно неслись преследующие их громоздкие морские разбойники, черные с белыми пятнами на боках дельфины-косатки. Выстроившись в неровный ряд, они охватывали сзади сей беспросветно густой, непроглядный рыбный косяк с клубившимися в нем азартными тюленями — и забирали в глухой мешок всю заднюю часть кипящего рыбно-звериного кипения. Отсеча ближний конец от живого тела косяка, окружив этот бушующий комок со всех сторон, косатки разом набрасывались на более крупную добычу, нежели сельдь, хватали зубами сокрытых в густых рыбных завихрениях тюленей, у которых в зубах также неистово бились сверкающие серебристые рыбы.
Мне сверху хорошо было видно все широкое поле морской битвы за жизнь, по которому двигалась отрешенная фигурка поручика Цветова. Под ним кипел нешуточный бой, где никто не воевал ни против кого, а каждый воевал только за себя, и невинно умирающая рыба не вызывала чувства скорби своей погибелью в пасти пятнистой нерпы, и мгновенно погибший тюлень, с одного раза перекушенный лязгнувшей гигантской челюстью дельфина-убийцы, не нуждался в воинских почестях и траурном марше. Все это понимал так же, как и Я, идущий по волнам поручик Цветов, и ему ничуть не было грустно, что он видит жизнь в момент ее напряженной кровавой битвы. Гораздо грустнее было поручику при мысли, что он сам уже не участвует в такой доброй охоте и никогда больше не будет участвовать. Преследующие, убегающие, убивающие и гибнущие — в азарте военной страсти — участники битвы не замечали шествовавшего над ними одинокого путешественника из мира иного. И даже когда в нескольких метрах от него убегающие тюлени стали выскакивать на поверхность моря и вода вокруг поручика взбурлила и окрасилась кровью, а какой-нибудь черно-белый убийца хватал за хвост нерпу и, свирепо мотнув головою, с пушечным шумом колотил ее корпусом по воде, оглушая еще живую добычу, — даже тогда отрешенная поступь поручика не убыстрилась и не замедлилась, и он проходил через шумное поле битвы с видом равнодушного стороннего наблюдателя.
Но Я-то знал, чего стоило подобное демонстративное равнодушие, мне-то хорошо было известно, что на самом деле испытывает живая душа, когда в силу необходимости она снова проходит — по смерти тела — старыми дорогами жизни. И хотя Я могу поклясться, что поручик Андрей Цветов никогда при своем телесном бытии не видел морского боя черных дельфинов, нерп и тихоокеанских сельдей, он завидовал и паническому бегству рыб от преследующих тюленей, и кровавой, ужасной погибели последних, и разбойничьей, хищной воинской удали обрушившихся на добычу черных косаток. Ибо кроме этого кровавого живого бульона земного бытия везде бессмертную душу — на всех высших уровнях тонкого мира преследует ледяная скука и стерильная пошлость совершенства, постность духовного вегетарианства, старательно демонстрируемые эфирными душами пред Высшей Властью.
Итак, чтобы скрыть тяжесть стыда несомой в душе кармы, Андрей-Октавий шел сквозь веселую и стремительную битву кормления на море спокойным, размеренным ходом, походным шагом, с равнодушным видом на лице. И когда, в завершение боя, оставшиеся целыми, спасшиеся тюлени бросились врассыпную и наутек, предоставив бандитам косаткам весело драть, подбрасывать на воде и пожирать туши схваченных охотников за сельдью, а рыбы, не потерпевшие большого урона в непроглядной массированности своего беспросветного войска, текли дальше сверкающей широкой подводной рекой — вдруг налетели со стороны, явившись от невидимого далекого берега, возбужденные неисчислимые стаи темных бакланов и гагар. Они приближались к месту сражения длинными извивающимися в небе цепочками, и пульсирующими тучками компактных стай, и поодиночке, как гонимые ветром чешуйки черного пепла, подхваченные вихрем со старого кострища, оставленного каким-то безвестным камчатским бродягой на далеком берегу жизни… Птицы с пронзительными криками с налета падали в море вниз головой, вытянув вперед клювы. И сколько бы их ни обрушивалось на водную поверхность, все они вмиг исчезали за нею, будто падавшие камешки, — охота продолжалась, и теперь уже птицы ловили рыбу, гоняясь за нею под водой.
Все это Я видел сверху, был захвачен картиной беспримерной грандиозной битвы кормления, попутно следил за продвижением поручика по спокойной серой воде, на которой вовсе выгладились небольшие морщины волн, бывшие чуть раньше. На море пал могучий невозмутимый штиль — и только буйство кормящихся косаток разбивало на концентрически расходящиеся круги гладкую морскую пустыню. Этих кругов-блинчиков на плоскости моря возникало множество, и в центре каждого черный дельфин, «кит-убийца», трепал и колошматил по воде пойманным тюленем. Разбегались во все стороны уцелевшие нерпы-охотницы, сами едва не ставшие жертвами охоты. Вспухали, накручивались гигантские мышцы рыбного косяка и затем плоско растягивались, обтекая разгоряченные тела косаток и удирающих нерп, которые время от времени выскакивали на поверхность и, высунув голову из воды, с испуганным видом оглядывались назад.
Они видели одиноко бредущую фигуру человека не от мира сего, и он видел круглые безухие головы тюленей, с усов которых стекала вода, — но ясно различимая для него майя водного мира не смешивалась с видимостью земною. Звериное тело земноводной жизни не соотносилось с тонкоэфирным телом шагающего по водам Октавия-Андрея, оба этих тела могли только наблюдать друг друга и, не смешиваясь, далее изживать каждый свою карму. Поручик начал беспокоиться, видя под ногами одни нерпичьи головы, испуганно таращившие на него глаза, и не представляя, что происходит сейчас с тремя его товарищами по экспедиции, ушедшими под воду. Никто из них так ни разу не появлялся на поверхности моря, не высовывал своей головы, чтобы сверить единое направление движения отряда, и в полном одиночестве идущий по волнам Андрей все чаще стал обращать взоры вверх, на меня, вопрошая, все ли у нас идет так, как надо.
Я успокаивал его — да, все идет как надо, мне сверху видно все три уровня продвижения экспедиции, — но почему они не дают о себе знать, как договаривались, спрашивал поручик, и Я отвечал: не выходят на визуальную связь потому, что над ними повис живой широчайший и толстенный потолок движущегося грандиозного косяка рыбы, идет охота тюленей на сельдь и одновременно охота косаток на тюленей, и Я уже дал знать подводной группе, куда, в какую сторону надо двигаться под этой кромешной биологической тучей, внутри которой свирепствует грозовой бой насыщения.
Но в таком случае ниже ее уровня стало, наверное, темно, ведь дневной свет не проходит сквозь многорыбную толщу, как же наши в темноте могут сориентироваться, беспокоился офицер, и Я снова его успокоил: чтобы они не сбились с пути, к ним была послана светящаяся рыба-удильщик, она и плывет сейчас перед ними, указывая верную дорогу. В таком случае я могу больше не беспокоиться о том, что они не связываются со мной? — да, ответил Я, можете не беспокоиться, Андрей, подводная группа выйдет на связь позже, когда экспедиция минует зону сплошной рыбной облачности и снова вынырнет на свет.
- Предыдущая
- 42/55
- Следующая
