Под знаменем марксизма (СИ) - Нигматулин Марат "Московский школьник" - Страница 14

2.

Когда наш герой вышел из ванны, то он и хотел поспать, но жена Вера мягка напомнила ему, что он должен свершить некое действие.

– Какое действие, Верочка, не понял. – ответил Дронов.

– Неужели ты и впрямь забыл про самое главное...? – сказала Вера, смотря на своего мужа таким взглядом, каким чревоугодник смотрит обычно на свежий торт.

Глаза у Егора загорелись, хотя горели они недолго, ибо оказалось, что ему следует сходить в магазин еще раз, так как он запамятовал купить кефир. Дронов оделся и с огромной неохотой пошел за кефиром в магазин, куда ему пойти и следовало, постоянно ругаясь на себя, жену и кефир, который в доме никто не пьет, исключая его жену, худеющую без конца и края уже много лет подряд, начиная с самой их свадьбы. К тому моменту, когда наш герой вышел из дому, уже опустились сумерки, а поскольку фонари во дворе горели не все, то Дронову стало непонятным образом неуютно там. Исключительно тусклый свет одного фонаря в дальней части двора слабо освещал его грязным желтым пламенем, да еще в двух подъездах от Егора едва горел другой столб. Понять происхождение этой странной робости он не мог: обыкновенно он никогда не боялся ходить по дворам и в более поздний час, но сейчас он очень не желал идти с места в сторону поворота за угол дома, откуда начинался путь к магазину. Ощущение было таким, будто какое перо забралось внутрь и щекочет его там, доставляя страдания: Дронов стоял, не желая делать никаких движений, тело наливалось свинцом. Но тут он услышал скрип за спиной, где располагался тот самый фонарь за двумя подъездами, а обернувшись он увидел, что фонарь погас, а посему теперь почти весь двор погрузился в темноту. Сначала Егор не видел тут ничего страшного, продолжая смотреть во мрак, пока не почувствовал, что на него тоже смотрят из той части двора: он не мог видеть ничего, что располагалось бы там, в темноте, но чувствовал, что там кто-то есть. Дронов медленно попятился в сторону поворота, завернул за угол и побежал к магазину мимо заброшенного детского сада и пожарной станции. Магазин был расположен на довольно оживленной улице, так что там наш герой осмелел, возвращаясь назад уже в приподнятом настроении, которое, однако, исчезло сразу по прибытию в родной двор. Темно было невероятно, а под дальним фонарем стоял некто огромный, облокотившись на этот самый фонарь. Дронов быстро взглянул на свой подъезд, потом на горящее окно, потом снова на фонарь, но незнакомца он там не увидел, зато ему послышалось как кто-то шлепает по жиже резиновыми сапогами в глубине двора. Некто шел через грязный и мокрый двор, поросший кустами и деревьями, ломая и сучья и ударяя в лужи сапогами. Поскольку центр двора был дик как лес, не имея никаких фонарей вовсе, Дронов не мог видеть незнакомца, не мог он и понять, где тот именно, но ему было ясно, что шаги становятся ближе. Все это время наш герой молча и без всякого страха, но с настороженностью слушал шаги, и уже хотел поковылять к подъезду, как тут погас последний фонарь, опустив двор в полнейшую темноту, а Дронова введя в ступор. Но едва тот начал понимать свое положение, желая вновь пойти в подъезд, как тут он сначала услышал, как некто огромный перелезает через оградку дикой части двора, а потом два громких удара сапог о землю, сопровождаемых кашлем. Дронов рванул с места. Куда он убежал, насколько далеко это было, и как долго он собственно туда шел, он не запомнил, но в память врезалось то, что он остановился у винной лавки. В лавке он встретил тощего продавца с хитрыми глазами, который спросил его своим слащавым приторным голосом:

– Что вам угодно, гражданин?

Егор купил бутыль виски, выпив ее прямо в лавке, а позже направился домой. Выходя из магазина он услышал слова продавца, врезавшиеся ему в память навсегда: «Приходите еще, если чего случится!». Он тогда еще не понимал, что так ему делать теперь и придется.

3.

Как оказался он дома, Егор не помнил, не помнил он как проснулся, да и засыпал ли вовсе; теперь перед ним была такая картина: он сидел за столом, заставленным бутылками, в майке-алкоголичке, в почти полностью пустой и полутемной комнате перед окном, за которым был красивый летний вечер. Золотое Солнце опускалось за горизонт, даря последние сегодняшние свои лучи зеленым ветвям, в воздухе было тепло, но свежо, из всех звуков выделялось лишь едва заметное движение машин в отдалении и пение птиц, а на лавочке сидели мамаши, перед которыми играли малые дети. Все было зеленое, чистое, красивое: и люди, и деревья, и вообще все предметы пейзажа. Группа рабочих шла со стройки по пыльной дороге, подростки шествовали с реки, у самого горизонта, в окружении лип и кустарников, на местном футбольном поле, почти полностью залитом светом, шла игра, а в кронах деревьев гулял ветер, заставляя поднять взор к розово-голубым небесам. Луч света на минуту попал и в комнату Дронова, тут же пробежав по обшарпанной стене и оставив ее в еще большем мраке. Едва комната опустилась во мрак, как сзади, со стороны двери, Егор услышал скрип шагов о старый паркет и громкий насмешливый голос: «Ай-ай-ай-ай...». Дронов вздумал отвести взор от окна, но едва он это сделал, как окно исчезло, оставив его в полном мраке. Он просидел так всего пару секунд, пока не открыл глаза. Открыв их, он понял, что находится в своей постеле, на часах 7:00 утра, что означает подъем раньше на час, за окном валит снег, а жена еще спит. Уснуть Егор уже оказался не в силах, поэтому пошел в ванную умываться, что ему почти удалось, если бы он не поднял взор к зеркалу и не взглянул в него, увидев там вместо своего отражения столь мерзкую и противную рожу, окрашенную в лилово-алые тона, да вдобавок и смотрящую на него с неудержимой ненавистью, что привело его к шоку. Отошел Дронов лишь на кухне, когда смотрел на свой двор в окно, распивая бутыль водки, и силясь притом понять, где же он видел тот двор, что был в его сне, пока не прозрел, что это де тот самый двор, с того самого ракурса, с которого он смотрит на него сейчас, только во сне он был летним, а ныне он в зимнюю пору. В этот момент ему и вспомнилось одна городская легенда, которая напугала его до смерти однажды. Дронов всегда относился с определенным скепсисом к различным историям такого рода, но эта, да еще и рассказанная другом, который потом спился и умер год назад, врезалась ему в душу и запомнилась хорошо, хотя ее он слышал многие годы назад. Главный ее герой пристрастился наблюдать через бинокль за жизнью других людей через их окна. Изначально он наблюдал только за квартирами мелких буржуа, но их благообразный быт очень скоро наскучил ему, а посему он стал смотреть все более за жизнью люмпенов, обитавших в старом панельном доме пяти этажей, что разместился на отшибе от остальных. Вскоре он заметил, что по ночам к обитателям того дома приходят некие тени, которые пьют из них жизненные соки. А однажды, когда он опять наблюдал за такой тенью, то она увидела его и... тоже превратила этого человека в пьяницу-люмпена, а заодно и весь его дом. Дронов никогда не задумывался над смыслом этой истории, думая, будто ее мораль состоит в том, что не следует смотреть по чужим окнам, но теперь он подумал об социальном подтексте ее, а также о том, что его, мелкого буржуа напугало – опасность стать опустившимся люмпеном. Посмотрев на бутыль водки в руках, Дронов еще сильнее испугался, едва не впав в истерику, но вовремя очнулся, решив пойти на работу. Проходя по утреннему снегу, еще не отмеченному следами граждан, он заметил на нем то, что, пожалуй, лишь укоренило в нем худшие его опасения: там был гигантских размеров след некой лапы, превышающий в длину стопу человека раза в полтора-два. Проход нашего героя на работу был довольно мрачен, несмотря на погоду, которая весьма располагала к светлым мыслям: был приятный морозец, сопровождавшийся падением крупного снега в таком количестве, что все вокруг становилось белым, ибо снег укрыл собой всю грязь и убожество. Было очень светло и свежо, дыхание становилось легким как тот снег, что было совершенно не пригодно к сравнению со временами оттепели. Обилие света и сокрытие грязи снегом заставило людей улыбнуться: почти у всех прохожих настроение было замечательное, люди улыбались, шествуя целыми семьями по улицам, держась за руки и улыбаясь. Город был весь покрыт белым и чистым снегом, который все пребывал и пребывал, обеляя не только улицы, но и души их обитателей. Мерзостная слякоть исчезла, ее заменил белый покров. Радостные бабушки и деды вели своих внуков в парк, улыбаясь и вспоминая вслух свою молодость, пока внуки норовили вырваться вперед, крича от радости, падая в снег или хватая его руками. Студенты, одетые в хромовые сапоги и добротные шинели, гордо направлялись в сторону городского университета, обсуждая по пути философию Гегеля или квантовую механику. Лица рабочих, убиравших снег лопатами, даже и те отдавали трезвой радостью, и только Дронов был опечален. Рабочий день прошел прошел без всяких переживаний, промелькнув на одном дыхании, ибо большую его часть Егор просто спал, а вот вечер отметился знаменательными событиями.