Жил-был мент. Записки сыскаря - Раковский Игорь - Страница 11

Тело Лены было гибким и податливым.

Её черное платье само собой оказалось на спинке стула, Смуров уставился на её груди. Привычных чашек лифчика не было.

Лена хихикнула, чмокнула сыщика в щёку

— Этот бюстгальтер называется «Анжелика». Темнота! Сиськи как на блюдечках. Это мне один бундос подарил.

Утром за окном пели птицы. Дежурная смена гремела сапогами. Лена, свернувшись калачиком, укрытая смуровской шинелью, спала на старом кожаном диване. Ступни ног у неё были маленькие, как у ребенка. Через час зам по розыску 50 отделения милиции вместе с дежурным сыщиком и нарядом выехали на задержание. Через два часа приехал сыщик из ОУРа и вслед за ним куратор из Главка. Украденные часы из квартиры врача лежали на столе в кабинете зама по розыску. Рядом, сверкая ручками и поблёскивая, стояла стереосистема. Квартирный вор Гиви ждал следователя, маясь в КПЗ.

Свидетели из дружинников коротали время в дежурке. Терпила суетился рядом со своими вещами. Его лысина розовела под прядями прилизанных волос.

Коля Рябов потер часы о рукав пиджака и прочёл надпись на них: тов. Мендельсону на 50-тилетие.

— Это? Вы, что родственники, Мендельсону?

— Это мой папа, — осторожно сказал терпила.

— А папа, что, композитор, как Дунаевский? — хохотнул Коля.

— Однофамильцы, — терпила натужно улыбнулся.

— Ну да, как Иванов, так ковёр с лебедями, а как композитор — так золотишко, — и Рябов хлопнул дверью кабинета.

Ещё через час Смуров отвез Лену в суд Железнодорожного района города Москвы. Судья Викторов полистал папку, кивнул и вызвал Лену. За нецензурную брань в общественном месте и приставание к гражданам Слепаковой Елене Дмитриевне, 1958 года рождения, урож. гор. Москвы, про.ж по адресу ул. …, суд, руководствуясь …, назначил административное наказание 10 суток…

— Да меня не там задержали, товарищ судья, — Ленин голос дрогнул.

— Следующий, — механическим голосом сказала секретарша.

Её забрали на Петровку, куратор собирался её в корки обуть. Перспективный кадр, много знает и многих.

— Сука, ты Смуров, — выдохнула она на прощанье.

— Сама дура, — промямлил в ответ сыщик.

Смуров в конторе занял трёшку до зарплаты. Купил пару пива, свежую газетку — и чёрная дыра метро поглотила его.

Ночь, утро

Смуров рабочий день заканчивал. Бумажки в сейф складывал. И мечтал. О бутылке портвейна, потому как выпивка располагала к томной неге, закуске в виде пельменей и сигаретке. И было ему от этих мечтаний на душе приятно. Всё дежурный по конторе испортил. Голос у него был мерзкий. И этот мерзкий голос в телефонной трубке велел сыщику Смурову по дороге домой заглянуть по адресу ул. Михалковская, дом номер такой-то, квартира такая-то. Сыщик, конечно, стал отстаивать свою независимость, как все страны Африки, и приводил доводы, что есть дежурный сыщик и, вообще, участковые оборзели в конец. Дежурный по конторе быстренько объяснил, что дежурный сыщик на выезде, участковые на территории, а Смуров тут как тут. И больше некому. Ответственный дежурный, он же замполит конторы строго сказал:

— Вы ведь комсомолец, товарищ старший лейтенант.

Смурову сразу захотелось стать октябрёнком, слушать сказки на ночь и стрелять жёванной промокашкой через трубочку, прямо и точно в круглый глаз замполита.

По дороге сыщик завернул в магазин, где портвейн уже раскупили. В магазине было пусто и сиротливо. Опилки на полу сбились в кучки по углам и лежали сиротливыми горками. Продавщица радостно сказала, что завезли финский ликёр. Бутылка 0.7 литра внушала уважение, да и опять же, импортная вещь.

— Клюквенного мне! — ягодки на этикетке смотрелись красиво. — А он не кислый? — осторожно спросил Смуров.

— Это же ликёр! — воскликнула с укоризной продавщица.

— А, ну да, запамятовал, — застенчиво пробормотал сыщик.

Старлей спрятал бутылку в портфель, туда же рухнула пачка пельменей и кило яблок из братской Болгарии. Жизнь стала ясной, чёткой и простой.

На адресе всё было просто. Дверь, ведущую в квартиру, подпалили. Куски обугленного дерматина свисали клочьями. Соседи толпились на лестничной клетке. Хозяйка квартиры с надеждой смотрела на него. Смуров смотрел на хозяйку. Хозяйка была очень даже хороша.

— Вы их найдёте? — голос у неё был звонкий.

Сыщик важно кивнул.

— Щас, всё брошу и побегу искать до полуночи, опоздаю на метро, отосплюсь на столе в кабинете и завтра толпа таких же терпил будет у меня жаться под дверью. А если поймаю, то придется ещё и отказной лепить, потому как конец года и рост детской преступности никому не нужен, — лениво думалось Смурову, а его рука привычно писала протокол осмотра. Потом он опрашивал соседей, хозяйку.

— Завтра к участковому. У него завтра прием с 19 до 21 часа на опорном пункте. Всего хорошего.

— И это всё? — жалобно спросила она.

— Розыскная собака в декретном отпуске, оперативная группа на выезде, — отрапортовал сыщик, складывая бумажки в портфель. — А участковый завтра на месте.

Лифт, жалобно постанывая, спустил Смурова вместе с запахом мочи на первый этаж. До закрытия метро оставалось 45 минут. Автобус был полупустой, на остановке он зашипел сжатым воздухом, двери хлопнули, открываясь, и впустили поздних пассажиров.

На одной из остановок, что около кинотеатра Байкал, тусовалась компания подростков в ватниках, подпоясанных солдатскими ремнями, обутых в кирзовые сапоги. Двери автобуса уже закрывались, когда непонятная сила вытолкнула сыщика на улицу.

Он втянул носом воздух, от подростков несло гарью и спиртным.

— Да мы не специально, — гундосил старший из компании, его рука теребила край кармана телогрейки. — Так получилось. Мы вообще в первый раз, а тут как полыхнёт! Прикольно.

— Дёрнешь псевдоподией в карман, башку оторву, — тихо сказал Смуров.

— Да, ты что и в мыслях нет, — подростки втянули головы в плечи, выжидательно глядя на гундосого.

В отделении дежурный удивлённо посмотрел на Смурова.

— Ты прям как принц датский!

— Классику учи, — буркнул сыщик. — И родителей обзвони этих чертей.

В три часа ночи Смуров закурил сигарету, открыл портфель. Картонная коробка с пельменями промокла и скукожилась. Сыщик налил полный стакан ликёра. Нарезал изъятым ножом яблоко на ровные дольки. Выпил и закусил. Постелил на стол шинель, под голову сунул фуражку, укрылся своим пальто и, поворочавшись, заснул. Снилось ему, как сидит он с потерпевшей на тесной кухоньке, пьют они ликёр, он обнимает её, она посмеивается и дразнит его, постреливая глазками, и так ему хорошо, что просто слов нет.

Утром Смуров был очень занят. Пил крепкий чай, клянчил у Абрама зубную пасту и, чертыхаясь, стирал носки в раковине туалета, которые пытался высушить потом на батарее парового отопления.

Участковый, которому сыщик через канцелярию передал материал на отказной, жаловался всем, что эти сыскари задолбали в конец, элита милиции хренова, сами водку квасят, а другие пахать должны. В детской комнате милиции инспекторша заложила Смурова своему начальству, что под конец года он испортил статистику, и теперь на учете состоит на пять человек больше.

Начальник отделения милиции пропесочил Смурова, что тот не побежал сразу и по приказу. Старлей ответил привычно:

— Виноват.

Сунул в карман пальто яблоко, допил ликёр и ушёл на территорию.

Нейтральная полоса

Среди зимы грянула оттепель. Серое небо немытой чашей повисло над Москвой. Коричневые ветки деревьев тоскливо гнулись под влажным ветром. В окно кабинета Смурова стучались капли дождя и, встретив препятствие, бессильно сползали вниз. Дежурство выдалось тяжёлым. С утра была квартирная кража, на которую приехала толпа начальников, которых облаял служебный пёс, чтоб начальство знало, кто тут главный. Сыщик тупо ходил по квартирам, спрашивая, кто что видел и, может, слышал. Граждане вели себя обычно, как три обезьяны адмирала Канариса, потом Смурова выдернули на пару бытовых трупов. Трупы были свежие и особо не воняли. Описание их тушек и получение справки от 12 подстанции скорой помощи заняло всего-навсего час, учитывая любовные позывы свежеиспечённой вдовы одного из жмуриков на вид лет 75-ти, изображавшую Марсельезу на баррикаде из книжного шкафа. В обед сыщик сидел на корточках у стены, глядя, как промывают желудок жертве несчастной любви, нажравшейся таблеток димедрола. Жертва икала и пукала. Смуров курил сигарету за сигаретой в ожидании, когда толстожопая жертва очухается и можно будет её опросить на предмет, а не довели ли её до само-