Светоч (СИ) - "Тенже" - Страница 19

Днем и в те вечера, когда они обедали в клубе, Вильхельм изнывал от ревности — ему не нравились отирающиеся возле Эрлиха аристократы. Природа щедро одаряла красотой стерильных отпрысков старинных родов — видимо, компенсируя ущерб. И все эти ожившие музейные статуи, сверкающие разнообразно разноцветными глазами, так и притирались к самому молодому и холостому принцу. Куда с ними тягаться? Таких тяжеловесных сероглазых блондинов, как Хельм, на рынке — пучок за пятачок. Ну, может быть, чуть дороже дают. Но с аристократами не сравнишься.

Приходилось страдать. Молча — потому что светоч ежедневной, а иногда ежечасной и ежеминутной ревности наверняка бы не оценил. Или посмеялся, заявив: «На разноцветные глазки меня не купишь». Но это лишь слова, которые тут же забудутся, если приглянется кто-то из равных — так считал Вильхельм.

Иногда — по вечерам, дома, на кухне — он себя одергивал. Как ни крути, а судьба расщедрилась на королевский подарок: Эрлих жил с ним. Пусть из странной прихоти или из-за зова плоти, пусть временно, — сам же говорил, что его после тридцати женят — но все-таки жил, перевез в дом свои вещи и знаменитую пальму, на которой уже выросло аж четыре листа.

За пальмой они летали в «Дикую дивизию» вместе. Юрген принял их радушно, тем самым укрепляя мнение Вильхельма, что у него не все в порядке с головой. Как можно спокойно относиться к тому, что светоч ускользнул из рук? Да он, Хельм, никогда бы не прошел мимо возможности нового любовника прибить, а самого Эрлиха поймать и попытаться уговорить, чтобы он вернулся. Или хотя бы попытаться оттрахать — под уговоры.

С тех пор, глядя на комментарии Юргена, который продолжал перешучиваться с Эрлихом в блоге, Хельм стал задумываться — а как он будет жить, когда их «семья» развалится? Сможет ли он когда-нибудь собрать себя из осколков после разрыва и привести в этот дом другого мужчину? Ему казалось, что нет.

По счастью, работа, бытовые хлопоты и капризы светоча не позволяли ему долго думать о таких тягостностях. Домашних забот хватало — то стирка, то готовка, то уборка. Эрлих ему ничем не помогал — и это было замечательно, потому что метод уборки «собрать все, что попалось на глаза, и выкинуть» Вильхельма не устраивал. После первой и единственной помощи светоча он не досчитался нескольких мелких, но ценных вещичек, включая свидетельство с курсов переподготовки, и с тех пор прилагал все усилия, чтобы удержать любовника подальше от домашних дел.

Предложения обзавестись прислугой Хельм категорично отвергал. Ему и так не удавалось по-честному делить расходы пополам: мешала двойная выплата — контракт и кредит. Эрлих постоянно твердил: «Не загоняйся!», и покупал то гигантский холодильник, то новый телевизор, то стеллаж для своих книг… но это — ладно. Это можно вернуть, когда он будет съезжать. А знать, что за тобой выгребают, и это оплачивается из чужого кармана… Нет уж, не надо такой радости!

В магазины Вильхельм тоже предпочитал ходить в одиночестве. Без надзора светоча можно было покупать упаковки туалетной бумаги со скидкой, апельсины в сетках, к которым был приклеен ценник «для сока», замороженные, а не свежие грибы, средство для мытья посуды в литровых бутылках и всякую мелочевку с распродаж. Эрлих распродажи игнорировал, и мчался прямиком в отдел деликатесов, откуда уходил с большой неохотой — а на кассе вечно потом сумма, как номер телефона. Спасибо, без кода.

А еще, пользуясь отсутствием светоча, Хельм позволял себе класть в корзинку или тележку запрещенные продукты. Растворимый кофе, который он прятал в ангаре, насыщенную химическими пузырьками газировку с заменителем сахара, и нелюбимые Эрлихом плавленые сырки. Пару сырков Вильхельм обычно съедал по утрам, под кофе, а иногда делал себе бутерброды и убирал их в ящик под задним сиденьем флаера. И перекусывал, не отрываясь от кроссворда, когда светоч зависал на совещаниях.

Неизменность ежедневности тянулась до весны. После очередного медосмотра, Эрлиху вернули браслеты — врачи сочли, что подвижность конечности вернулась до достаточной степени, и он сможет творить заклинания без вреда для окружающих. Основные навыки и минимальный набор заклинаний светоч восстановил быстро. На более сложных начал допускать ошибки и злиться, и Хельму опять стало его жалко. К тому же, он помнил, что решение об аварийном катапультировании принимал не какой-то дядя со стороны. Во время одной из тренировок он осторожно подошел к Эрлиху со спины, прижался, и положил ладонь на ладонь, поддерживая и помогая унять дрожь пальцев. Они сотворили знак вместе, и пламя вспыхнуло, как разлитое топливо от спички. А щиты слились в единую мощную сферу и Вильхельм, поеживаясь от теплой щекотки, пробормотал:

— Кто ж знал?.. Мы бы тогда смогли продержаться… а может, и отбиться…

— Никто не знал, — тихо отозвался светоч. — Лучше поздно, чем никогда.

Они стали уделять время совместным тренировкам. И, хотя это сокращало вечерние посиделки, Хельм ни капли не расстраивался — на полигоне, в миг слияния магии, Эрлих был еще более «его», чем в постели, или на прогулках к целебному источнику. Это давало надежду: даже если они расстанутся — перестанут делить дом, стол и кровать, то все равно будут встречаться на тренировках. Хотя бы раз неделю, или в месяц. Ведь найти партнера для парных заклинаний трудно, а светоч, у которого и так полно забот, вряд ли начнет искать кого-то ему на замену.

Поздней весной, когда запах цветущих яблонь перестал дурманить голову, а деревья покрылись молодой и сочной листвой, налаженная жизнь изменилась. Точнее говоря, изменился Эрлих. Он вел себя по-другому — Вильхельм не мог точно сказать, как именно «по-другому», но знал, когда именно это началось. Что-то произошло, пока он был на переподготовке, и это что-то породило странности в поведении светоча. Он поцеловал Хельма в клубе, на глазах у «сливок» высшего командного состава. Поцеловал нежно, ласково, и, похоже, сделал это назло наблюдающему за ними Эдварду. Вильхельм заметил, как тот скомкал и швырнул на пол салфетку, и понял, что день, когда Эрлих уволит его с должности личного пилота, станет его последним днем в армии. Да и на гражданке он, наверное, работу не найдет. Хотя там — кто знает?

Назло брату светоч целовался три недели подряд. А на четвертую не обнаружил Эдварда в клубе и очень расстроился. Вильхельм решил, что блажь миновала, но куда там… Дома Эрлих принялся мотать ему нервы еще более оригинальным способом — стал ныть, что ему до старости придется жить в грехе и блуде, а во всем виноват Хельм, который не делает ему официального предложения о браке.

— Ну так я тебе делаю, — буркнул Вильхельм, и вернулся к кроссворду, надеясь, что вечернее развлечение завершилось.

Он знал, что большинство шуток Эрлиха лично ему кажутся несмешными и даже обидными. И понимал, что этого не изменить. Ему хорошо запомнился рассказ о забавах молодости — светоч с кучкой таких же зажравшихся лоботрясов любил усесться в летнем кафе, приклеить к тротуарной плитке или асфальту купюру в пятьсот кредитов и покатываться со смеху, глядя, как официанты и посетители пытаются ее подобрать. Говорил об этом Эрлих чуточку раскаиваясь — «дураки, конечно, были». А он, Хельм, молчал, думая: «А я ведь бы тоже нагнулся… пятьсот кредитов все-таки!»

— Вильхельм! — в голосе Эрлиха появились угрожающе-вкрадчивые нотки. — Кто же так предложение делает? А традиционная формула? А кольцо? И хоть бы букет какой задрипанный подарил, что ли! Или думаешь, как почти год меня в прихожей трахаешь, так теперь можно условностями и не загоняться?

Хельм был вынужден признать, что забавы светоча вышли на более качественный уровень.

— Где я тебе вот прямо сейчас кольцо возьму? — поинтересовался он, решив, что если Эрлих продолжит ломать комедию, можно будет принести ему пальму с веранды — вместо букета.

— В Нератосе, в Центре Межпланетной Торговли есть круглосуточный ювелирный салон, — сообщил светоч и склонил голову набок, ожидая его реакции.

— Хорошо, давай слетаем. Купим, — сухо отозвался Вильхельм и демонстративно отложил кроссворд.