В шкафу скелет и крылья (СИ) - Обухова Оксана Николаевна - Страница 29

-  Ну? - грозно сказал Олег. И картинно распахнул дубленку на пылающем жаром теле.

В короткое начальственное «ну» Паршин вложил максимально много смысла. В «ну» прозвучали: толика угрозы, внушительная порция ожидания развернутого ответа, обещание обязательной выволочки за самодеятельность, отеческое беспокойство и намек на возможное сотрудничество. Сегодня вообще был день всеобщей недосказанности и многозначительности.

Евдокия призрела все в целом - и недосказанность, и многозначительность.

-  Паршин, - сказала, глядя на дверной косяк. -  Не путайся под ногами. Дай дело сделать без твоих советов.

Смелое заявление лишило Командира речи. Сыщик так задрал вверх брови, что те почти ушли к кромке роста волос.

-  Так, значит, дело обстоит? - не отступая от выбранной намекательной манеры, высказался Командир.

-  Значит, так, - подтвердила Евдокия.

-  Не хочешь, значит?

-  Не хочу.

-  И почему?

Поднятое к уху плечико Евдокии намекнуло на нежелание вербального контакта.

-  Не заиграешься?

-  Попробую не заиграться.

-  А может быть, хотя бы намекнешь, что собираешься делать?

Дуся перестала терзать взглядом дверной косяк, прицелилась в паршинскую переносицу и сказала сдвинутым командирским бровям:

-  Олег, ты обладаешь теми же исходными данными, что обладала и я. Все ключевые слова сказаны. Картина прорисована. Включи голову и поработай сам.

Дуся говорила непривычно заносчиво и резко, но в голосе все же проскальзывал не скрывшийся от Олега страх. Растерянность и напряжение. Евдокия напоминала человека, отважившегося назавтра сделать первый прыжок с парашютом.

-  Уходи, Олег. - Евдокия никогда не думала, что может вот так запросто выпроваживать мужчину, в которого влюбилась, как в защитника. В глазах упряталась мольба: уходи, Олег, уходи, пожалуйста!..

В чем заключалась тайна просьбы, сыщик не разобрался даже на улице. Когда сидел за рулем стоящего на приколе «мерседеса» и незряче смотрел в ветровое стекло, на которое налипали крупные снежинки; снег валил со всех сторон, дворники тоскуют, проклинают зиму и готовятся ломать спины и лопаты...

«Надеюсь, она понимает, что делает», - подумал Паршин и завел двигатель.

Он уже достаточно узнал Дусю, чтобы предположить в каждом ее шаге хорошую продуманность. Как ни молода и порой наивна девчонка, голова у нее работает.

«Может быть, она не хочет, чтобы возможная неудача затронула меня... Может быть, боится вновь увязнуть в спорах и потерять решительность...»

Так и не остановившись на каком-то определении, Паршин поехал домой.

* * *

Опять суббота. Опять никто не возражал против работы в выходной. Этому очень поспособствовали не только широкие связи старшего Котова и легендарного адвоката Сергея Яковлевича, но и категорическое заявление мадам Закревской - она может освободить только этот день. Следователь Павлов понимал, что вместо реконструкции готовится какой-то форменный бардак и даже каверза, но адвокат Донецкий, еще вчера катавший под языком горошину нитроглицерина, сегодня выглядел вполне-вполне. И Павлов подозревал в том руку Евдокии.

Неизвестно, чем так обаяла девчонка монстра от адвокатуры, Диме удалось подслушать только тихие увещевания Землероевой: «А я вас уверяю, Сергей Яковлевич, у нас все получится, не может не получиться, другого выхода нет». За полчаса до реконструкции Дуся пыталась передать эту уверенность и самому Павлову. Выловила следователя на пожарной лестнице в момент перекура - все ждали запаздывающую Жанну Генриховну, - и долго, вцепившись в пуговицу пиджака, умоляла «не вмешиваться, даже если что-то не понравится, иначе все пойдет насмарку...».

Чего там насмарку и что может не понравиться - не объяснила. С содроганием души Павлов ожидал бардака и постоянного вмешательства в ход процесса.

Бесчувственное тело Юли изображал манекен в футболке и джинсах. Всех прочих Дуся попросила через следователя одеться в точности как было в четверг. На Ядвиге были обтягивающие слаксы и водолазка с бусами до пупа. Рощин выглядел похоже, но без бус: тесноватые джинсы и лазоревый обтягивающий джемпер. Татьяна в миленьком домашнем костюмчике - туника, майка, брючки. Леонидов в хороших брюках и пышном вязаном джемпере с напуском. Валик в беспечных джинсах, зияющих прорехами. Особенно занимательно эти прорехи смотрелись на фоне приличного домашнего костюма дедушки: английский стиль, мягкий фланелевый пиджак с атласными лацканами. Ольга Марковна поддерживала стиль мужа хорошим домашним платьем с кружевом у ворота.

Хоть и не молодая, но дивно холеная (читай: прооперированная) платиновая блондинка Закревская приехала в строгой брючной паре почти похоронных расцветок - черничный, с бежевыми кантами по швам. За ходом реконструкции (чаще через щелку двери, но не подглядывая, а как бы лишь слегка присутствуя) Жанна наблюдала с лицом непроницаемым и ждущим. Уговорить ее приехать на эксперимент, где ей не отведено никакой роли, удалось только благодаря переговорам усердного адвоката Донецкого. Тот вроде бы ей что-то пообещал. Какую-то защитно-юридическую наживку кинул.

На этот раз реконструкция событий не заняла отчаянно много времени. Сам временной отрезок был довольно мал - как установил эксперимент, после появления Рощиных и Ольги Марковны в квартире до приезда милиции прошло пятьдесят шесть минут, - да и Дуся никуда не вмешивалась. С невозмутимым лицом позволяла фигурантам свободно передвигаться, отталкиваясь от собственной памяти, не вносила комментариев, под руку не лезла. Стояла тихонько и наблюдала, как прочие воспроизводят свои действия.

Леонидов перетаскивал манекен из кухни-столовой в гостиную, Ольга Марковна становилась перед куклой на колени, пульс нащупывала, валик под шею бережно укладывала...

Из коридора перестали доноситься тихие слова Ядвиги Рощиной, закончившей переговоры с диспетчером скорой помощи...

Дуся промчалась до ванной комнаты Юлии, потом, в точности как в четверг, не решилась смачивать водой полотенца, висящие там. Пробежалась до бельевого шкафа в хозяйской спальне, разыскала на полках свежее полотенце. (Дусина беготня туда-сюда заняла полторы минуты по хронометражу.) Вышла из гостиной и отправилась страдать душой у дверного косяка на кухне...

Павлов незаметно скрестил пальцы - авось и дальше все пройдет по накатанной, без эксцессов. Дусенька - пай-девочка.

Девочка-ромашка проявила себя, как только следствие обратилось к участникам реконструкции с вопросом о замечаниях. Дуся храбро вышла в центр зала, прокашлялась.

-  У меня есть замечания. - Голос девчонки заметно вибрировал, Павлову показалось, Евдокия превратилась в струну, обтянутую живой плотью - еще немного натяжения, и струна порвется. Но Дуся справилась с нервными вибрациями, продолжила: - Вчера я разговаривала с Татьяной Котовой и узнала, что в квартире двумя этажами ниже тоже готовили коктейль с грейпфрутовым соком. Татьяна, ты это подтверждаешь?

- Да, - после короткой заминки, кивнула первая жена Николая Котова. На Дусю Тата смотрела прищурившись, помнила, как на прошлом эксперименте девчонка жестами фокусника доставала грязное белье на обозрение.

-  Ты тоже выжимала грейпфруты, корки выбрасывала в помойное ведро?

-  Да, да, - нетерпеливо подтверждала Котова. - В чем дело, я не понимаю...

-  А тебя никто и не просит понимать.

Резкий голос полковника прозвучал как хлопок бича. Все посмотрели на Егора Валерьевича...

И стало ясно, кто в этой комнате был главным. Не следователь прокуратуры Дима Павлов, не задумчивый Ханькин, не понятые и даже не славный адвокат Донецкий - номером один был строгий отставной полковник Генштаба в мягком фланелевом костюме. Крупная круглая голова с широкими залысинами, казалось, еще несла отметины начальственной фуражки или папахи. Егор Валерьевич, не мигая, смотрел на Дусю. Та поблагодарила военного штабиста едва заметным движением век, продолжила.