Великий йогин Шри Шивабалайоги Махарадж. Жизнь, духовный путь, наставления по практике - Сингх Ханут - Страница 6

Когда вся компания добралась до дома Сатьяраджу, мальчик обнаружил, что ноги его онемели, как деревяшки, и он не может взойти по ступенькам на веранду. Так что на веранду его пришлось поднять на руках, но когда люди попытались внести юношу в дом, ноги его уперлись в дверной проем, так что пронести его внутрь не удалось, несмотря на любые старания. Тщетные попытки преодолеть дверь продолжались более часа, затем, наконец, родственники сдались и решили усадить его на веранде, – но даже это им удалось с немалым трудом. Тем временем весть о случившемся разлетелась по деревне, и к дому стали стекаться люди – посмотреть на Сатьяраджу. Они осыпали юношу теми же вопросами, которые ему уже задавали ранее, а не получив никакого ответа, начали сами выдвигать разные предположения, судача между собой. Кто-то твердил, что мальчиком овладел некий оккультный дух. Другие диагностировали истерию. Третьи вообще отказывались относиться к событию серьезно, твердя, что юнец просто забавляется – морочит людям голову. Лишь один из собравшихся, кажется, приблизительно догадался, что в действительности происходит с Сатьяраджу. Это был шестидесятилетний хариджанин[13] по имени Педдакамараджу, высказавший смелое предположение, что Сатьяраджу в результате какого-то божественного воздействия превратился в йогина.

Хотя в результате этих непредвиденных обстоятельств Сатьяраджу пропустил свою дневную трапезу, и хотя он был очень голоден в тот момент, когда отправлялся купаться на канал, теперь голод отступил. Юноша совсем не хотел есть и от предложенной ему пищи отказался. Тем не менее родственники настояли, чтобы он выпил немного молока. Первое яркое впечатление начало понемногу блекнуть, и к 8 часам большинство людей ушли домой, хотя некоторые, наиболее любопытные, остались, чтобы посмотреть, как будут развиваться события дальше. Эти люди сидели возле Сатьяраджу, болтали между собой, но к ночи разошлись и они. Около одиннадцати часов вечера Сатьяраджу, наконец, остался один, все ушли спать. Божественный образ шивалингама, окруженного сиянием, все еще не исчез, и омкара шабад продолжал звучать в его сознании. Сатьяраджу пришло в голову вернуться на дамбу канала – туда, где на него снизошло божественное переживание. Когда он встал и пошел, проснулся также один из мальчишек, Говинда, и захотел отравиться с ним, но Сатьяраджу сумел от него ускользнуть и сам вернулся на то самое место, где божественный гуру усадил его в позу лотоса. Когда он пришел туда и уселся на землю, юноша обнаружил, что ему не удается закрыть глаза. Однако это не стало препятствием для его дхьяны[14], ибо божественное видение оставалось перед ним и тогда, когда глаза его были открыты, и ум его был полностью погружен в это видение. Вскоре после того, как юноша пришел на дамбу, начался сильный дождь, который шел всю ночь напролет, однако Сатьяраджу не обращал на него внимания. Несмотря на то что юноша промок до нитки, ему и в голову не пришло переместиться в какое-то другое место, чтобы укрыться от ливня.

На следующее утро, а именно в понедельник, 8 августа 1949 года, мальчик-хариджанин по имени Пентапатти Вирараджу принес Сатьяраджу немного молока, которое юноша принял и выпил. Вскоре односельчане, которым было любопытно, что творится с Сатьяраджу, пришли к нему домой, но, не обнаружив юношу там, отправились на дамбу, где он и был. Увидев, что мальчик промок под дождем, они перенесли его к дереву баньян неподалеку от деревни и усадили под сенью. Затем они установили над ним зонтик из листьев пальмировой пальмы, чтобы уберечь от дождя. Все это время Сатьяраджу осознавал деятельность, разворачивающуюся вокруг него, но никак не реагировал на происходящее. Поскольку глаза его оставались открытыми, он видел людей, суетящихся вокруг, но они представлялись ему всего лишь тенями, мельтешащими на фоне ясного образа, который прочно утвердился в поле его зрения. Если какие-то лица все же попадали в фокус, он лишь смутно припоминал, что где-то их видел, но не мог вспомнить имен, и ему даже в голову не приходило, что они могут быть его друзьями, родственниками, односельчанами… ибо единственное, что имело значение, – это тот факт, что прикосновение божественного гуру удалило из ума все мысли такого рода и единым движением разорвало все прежние связи.

Хотя дождь шел целый день, Сатьяраджу этого не замечал. Он сидел под импровизированным навесом из листьев пальмировой пальмы, полностью погруженный в свое видéние, не меркнущее ни на миг. Часов в девять вечера какие-то проходящие мимо мальчики из числа хариджан, услышали звук омкара дхвани, исходящий от того места, где сидел Сатьяраджу. Не понимая, что это за странный звук, они побежали в деревню и рассказали о нем односельчанам. Некоторые люди пошли разобраться и тоже услышали омкара дхвани, исходящий от юноши. Звук был слышен приблизительно три четверти часа, и все это время селяне стояли в стороне, слушая в благоговейном молчании. Наконец, когда звук утих, они осмелились подойти к Сатьяраджу, подняли его и отнесли домой.

Дома сестра дала ему молока. После того как юноша выпил молоко, божественный трепет, объявший его ум, несколько ослаб – ослаб до такой степени, что Сатьяраджу захотел спать и отправился в постель. Он и не знал, что это был последний раз, когда он сможет достаточно долго поспать за ближайшие годы: все последующие двенадцать лет, пока продолжался тапас, Сатьяраджу почти не спал. Порой он впадал в дрему на несколько минут во время перерывов в самадхи, но и тогда не покидал своего места, или асаны, – ни разу не ложился спать на протяжении всего тапаса!

После освежающего ночного сна Сатьяраджу встал приблизительно в половину седьмого и съел легкий завтрак из идли и чатни, приготовленный для него сестрой. Когда он завершил завтрак, его сознанием снова завладело божественное видение озаренного светом шивалингама и звук омкара дхвани, после чего юноша опять отправился на дамбу канала, где божественное переживание овладело им впервые. Придя на место, он ощутил сильнейший физический дискомфорт, затем началась рвота и диарея. Пока ему было плохо, за ним присматривал его приятель Говинда, увязавшийся за ним. Вскоре Сатьяраджу снова погрузился в созерцание божественного видения.

Позже тем же утром на дамбу канала пришла одна женщина из деревни, твердо уверовавшая, что Сатьяраджу теперь стал бала-йоги. Она совершила поклонение, зажгла благовония и возложила цветы, а также принесла кокос в качестве подношения. Завершив ритуал поклонения, женщина взяла кусочки кокоса и совершила прасад (священное подношение). Позже тем же утром селяне по собственному почину решили под ближайшим деревом баньян соорудить для Сатьяраджу пандал (тент) из листьев пальмировой пальмы. Работа над пандалом была завершена приблизительно в половине четвертого. Затем эти люди приблизились к Сатьяраджу и пригласили его обосноваться под нововозведенным пандалом. Сатьяраджу принял приглашение и занял приготовленное для него место.

Приблизительно в половине шестого вернулись из Какинады мама и дедушка Сатьяраджу. Когда им сообщили о странных событиях последних двух дней, они очень встревожились и немедленно отправились на дамбу, чтобы лично увидеть, как обстоят дела. Прибыв туда, они обнаружили Сатьяраджу сидящим возле дерева баньян, под пандалом из листьев пальмировой пальмы. Он был погружен в самадхи. Встревоженные, Парватхамма и Голи Сатьям стали наперебой звать мальчика по имени, но он не откликался. Сатьяраджу был отрешен от внешнего мира и не осознавал присутствия родных. Увидев своего сына в таком состоянии, Парватхамма потеряла власть над собой и впала в истерику: она рыдала в голос, прижимала мальчика к груди и причитала, вопрошая, что же могло такое произойти, что довело его до этого состояния. Стенания и всхлипывания матери постепенно вернули Сатьяраджу в состояние, когда он стал осознавать окружающую действительность. Увидев, что сын, наконец, заметил ее присутствие, Парватхамма стала молить его, обливаясь слезами, чтобы он вернулся домой. Ум Сатьяраджу на тот момент уже полностью отрешился от любых мирских взаимоотношений, так что слезы и мольбы матери не тронули его. Он спокойно сообщил ей, что начал божественный поиск и теперь не сойдет с этого благословенного пути – не вернется домой. Сказав это, он снова погрузился в отрешенность, и никакие просьбы, никакие протесты матери его не смягчили. Осознав, что внук твердо решил идти новым путем, дедушка благословил его и сказал, что это, несомненно, достойный выбор, а поэтому юноша должен твердо придерживаться избранного пути. В то же время он не смог удержаться и от того, чтобы высказать свое разочарование. Он сказал, что видел в нем надежду для всей семьи и рассчитывал на его поддержку в старости. А теперь выходит, что позаботиться о них некому. В ответ Сатьяраджу заверил деда, что у родни не будет никаких проблем, финансовых или иных… все у них будет хорошо.