Самолёт для валькирии (СИ) - Богатырев Александр Николаевич - Страница 15

Снизу, возможно, для непосвящённых, сей манёвр-разворот не был настолько зрелищным, как следующий. А следующий был "иммельман". Или, как его называли в советской авиационной практике -- полупетля.

Хорошо разогнав самолёт, Григорий потянул штурвал на себя. И вскоре, пассажир с диким ужасом наблюдал у себя над головой... землю. Но данный манёвр не был "петлёй Нестерова". Он был именно что "полупетлёй". В высшей точке подъёма Григорий сделал полубочку и вернул самолёт в своё "нормальное" положение. Только высота полёта, теперь, была значительно больше.

Заложив ещё круг над Парком, Григорий заметил, что наконец-то запустили шар-мишень. Увидел, как прячутся техники и начал следующий манёвр.

Как и было условлено заранее.

Ведь изначально предполагалось, всю эту "круговерть" показывать будущим боевым лётчикам.

Программу показа ведь, надо выполнять? Надо!

А пассажир -- это его проблемы. И то, что эти проблемы большие(ибо следующим был манёвр "переворот"), опять-таки не проблемы пилота.

Самолёт делает снова полубочку, показывает небу свои колёса, и зацепив плоскостями воздушный поток, устремляется к земле.

Уже выходя из вертикального падения, Григорий поймал в перекрестье прицела быстро поднимающуюся вверх мишень и нажал на спуск. Пулемёт, укреплённый в носу самолёта ожил и выплюнул из себя ворох пуль.

Огоньки трассеров помчались навстречу шару. Увидев, что цель поражена, Григорий наконец, принял на себя штурвал и ощутил на плечах навалившуюся перегрузку. Шар, теперь падающий, остался позади.

Собственно, демонстрация была закончена, и самолёт, развернувшись над лесом со снижением зашёл на посадку. Снова солнце скользит по бесчисленным лужам и снова под колёсами мелькают плиты взлётно-посадочной полосы. Толчок, и самолёт уже катится по бетону.

Вырулив на стоянку и вырубив двигатели, Григорий дождался, когда техники притащат трап. За это время, он привычно, содрал с себя очки, снял маску, шлем, надел шапку. Затем, когда в бок самолёта ударился приставленный трап, отстегнул себя от кресла и ловко выпрыгнул на ступеньки. И только после этого обернулся.

Из задней кабины не доносилось ни звука. Вцепившись мёртвой хваткой в подлокотники кресла, "боевой офицер" как памятник самому себе, неподвижно сидел плотно вжавшись в кресло второго пилота.

Хлыщ был мало того, что покрыт инеем(маску он таки нацепил неправильно и на каком-то вираже её просто содрало набегающим потоком воздуха), но и ещё и изрядно зелен на лицо. В глазах, хорошо видимых сквозь очки(хоть их не потерял!), как примороженный, застыл ужас.

Григорий оскалился, расстегнул куртку, вытащил свой цифровик и украдкой от "высокой комиссии" клацнул затвором. Уж очень сильно ему понравился вид этого хмыря после полёта. Он даже пожалел, что не сделал такой же снимок перед взлётом. Когда на "пассажире" была его фирменная, надменная улыбочка.

Забравшийся на крыло техник посмотрел на эту картину достойную кисти живописца и удивлённо спросил у Григория.

- Э-э! Господин Румата! Что это с господином офицером?!!

- Примёрз! К креслу. - Пустив ядовитый смешок, пока не подошли прочие, пошутил Григорий. - Позови доктора. А то, чую, что просто так, без помощи медицины, мы его отсюда не извлечём.

Техник поспешно десантировался с крыла и побежал в сторону главного корпуса, но увидев, что доктор уже занял своё "штатное место" под навесом возле ангара, замахал ему рукой, подзывая.

Когда "сопровождающий" не показался вслед за пилотом, наблюдающая с трибун публика не придала этому значения. Разве что чуток удивилась. Но когда к самолёту кинулся бегом врач, со своим, отмеченным красным крестом баулом, тут они и поняли, что происходит нечто экстраординарное.

Князь тоже заметил, что его офицер, что-то подозрительно тих и не подаёт признаков жизни. Дал знак и по направлению к самолёту тут же рвануло несколько нижних чинов.

К тому времени, врач, забравшийся на крыло уже щупал пульс у пребывающего в прострации "пассажира". Потом аккуратно пошлёпал ему по щекам, что-то попытался спросить. Но офицер по прежнему изображал из себя полено.

Покачав головой эскулап вынес вердикт:

- Жив. Но в шоке. В лазарет!

Подбежали, наконец, офицеры из свиты Князя. И уже под их командованием, техники мягко оторвав сведённые судорогой руки пострадавшего от подлокотников кресла, извлекли из кабины и уложили на крыло. Ассистент доктора к тому времени уже притащил носилки. Осторожно, всё ещё пребывающего в отключке офицера, положили на них и процессия с экулапом спешно отбыла в направлении лазарета.

Князь, видя такой бесславный финал вояжа своего подчинённого, недовольно потребовал от Григория объяснений. Тот осторожно покосился в сторону, на непосредственное начальство. Стоящий тут же рядом генерал Кованько еле сдерживал каменное выражение лица. Выдавали его смеющиеся глаза.

Григорий, увидев такое, театрально развёл руками перед Великим Князем.

- Я перед вылетом говорил, что полёт выдержит далеко не каждый подготовленный лётчик. - виновато заявил он. - А тут - человек, вообще впервые севший в кабину самолёта. Но, Ваше Императорское высочество, я Вас заверяю, что офицера откачают. Не первый раз нашему эскулапу случается...

- Вот так?!! У вас случается? - обернулся Князь к командующему "Воздухоплавательным парком".

- Э-э... Положим, Ваше Императорское высочество, так серьёзно ещё никто не впадал в ступор, но... бывало всякое. Страх высоты, смею заметить, есть у всех, и перебороть его -- нужно особо тренироваться.

Григорий с готовностью подтвердил.

- Страх уходит, но не навсегда. Ведь всякое может в небесах случиться... - добавил он многозначительно. - Так что вот, Ваше Императорское высочество... Летаем! Преодолевая естественный страх. И даже пытаемся получить удовольствие от полёта.

- И как? Удаётся? - криво усмехнулся князь.

- Удаётся, Ваше Императорское высочество! Когда всё идёт по плану, и всё работает исправно.

******

У Великого Князя были ещё кое-какие цели в данном визите. Однако суета вокруг неожиданно выбывшего из строя офицера, которого он реально планировал приставить "к этой мутной личности Эсторскому", всё поломала. Но в виду надобности, всё-таки пришлось продолжать, как ни в чём ни бывало. Тем более что официально вызывать этого прохвоста (а князь не сомневался, что Эсторский преднамеренно довёл до шокового состояния бедного поручика), значит наводить наблюдателей на конкретные подозрения. А вот в ходе "инспекции" - тут уже вряд ли кто придерётся.

Поэтому, пройдя в кабинет генерала Кованько, и выгнав из него всех прочих он, для проформы, обсудил с хозяином разнообразные планы на будущее. Лишний раз, кстати, убедился, что его чутьё не подвело -- тут пахло хорошими барышами и славой. Не только в торговом флоте, который он сейчас "как бы курировал" и мылился стать министром при Госсовете.

Но, что хорошо было видно, все успехи воздушного флота Империи -- настоящие и будущие, - были завязаны на братьев Эсторских. И это внушало некоторые опасения. Чтобы братья серьёзно навредили -- это вряд ли. Тут Великий Князь не сомневался. Но то, что от них слишком много всего зависело, вынуждало поступать осторожнее.

Они могли оказаться как и курицей, несущей золотые яйца, так и её противоположностью. Всё зависело от того, как изначально себя поставить. И, если удастся, "нагнуть" братьев... каким-то образом заставив работать на себя...

Но, даже в этих прикидках сквозила очень большая неопределённость. И неопределённость эта опять-таки имела основание в непредсказуемости братьев.

С одной стороны, все технические и прочие новшества шли только через них и от них. Но с другой стороны... неожиданное желание братьев поучаствовать в Англо-бурской войне.