Вторжение (СИ) - Беловец Александр - Страница 7

            — И где же его черти носят? — он поднялся и размял затёкшие ноги. — Может, не дождался и пошёл ужинать?

            При упоминании о еде остро засосало под ложечкой, и Колин решил спуститься в обеденный зал.

            Он неторопливо наслаждался печёной птицей с фруктами, когда дверь в трактир распахнулась, и на пороге возник гвардеец в чине офицера. Обведя помещение презрительным взглядом, он вошёл внутрь и отступил в сторону. В тот же миг трактир наполнился солдатами.

            — Всем оставаться на местах! — сухо рявкнул офицер и стал медленно обходить помещение. На его ладони белым светом мерцал кристалл-пирамидка.

            Когда он приблизился к сержанту, тот безучастно мазнул взглядом — мол, ищут кого-то и пускай, — но кристалл вдруг вспыхнул ярче прежнего. Гвардеец удовлетворённо спрятал его в кожаный кисет и навис над столом.

            — Вставай, парень, ты пойдёшь с нами, — Колин едва не подавился.

            — А вы часом не ошиблись?

            Вместо ответа офицер сделал знак своим людям.

            — Забираем его!

            Те ринулись исполнять приказ, но вдруг встали как вкопанные. Над правой ладонью сидящего парня расцвёл огненный цветок.

            — Маг! — выдохнул командир и отступал назад.

            Колин хмыкнул и погасил огонь, но в голове вдруг взорвался фугасный снаряд. Сержант обмяк и гулко стукнулся лбом о столешницу.

            Офицер одобрительно кивнул чернявому сумарцу, подкравшемуся сзади и в воздухе мелькнула серебрушка.

            — Возьми, почтенный, за беспокойство…

            Двое подхватили безвольное тело и потащили вслед за вышедшим на улицу офицером.

***

            Тюрем в Скавелле было много. Строя дома, знатные горожане нередко устраивали в них подземные казематы, услугами которых зачастую пользовались (за определённую мзду, конечно) судебные органы для содержания преступников, ожидающих суда.

            Более внушительные подземелья располагались в городской тюрьме. В отличие от каталажек в домах знати, здесь содержались преступники, приговорённые к тюремному заключению. И хотя сроки заключений, как правило, бывали небольшими (зачем, спрашивается, за казённый счёт кормить лиходея, если есть каторга) ходили слухи, что в этих подземельях сгинула не одна сотня человек.

            Но никакие страшные истории не могли сравниться с теми, что рассказывали о тюрьме ордена Серой Длани. Это угрюмое, мрачное здание, сложенное из тех же скальных плит, что и городские стены, было их же ровесником. В народе тюрьму величали Узилищем. Произносить это слово вслух считалось дурной приметой. Как говорится, от тюрьмы да от сумы…

            Горожане обходили Узилище стороной, будто сам воздух возле него был пропитан смертельной отравой безумия. Никто не хотел ставить подле него домов, хотя земля там была дешева как нигде. Так и стояла темница, одиноко возвышаясь над землёй на два этажа с башнею. Но тот, кто по высоте башни стал бы судить о размерах Узилища, мог сильно ошибиться…

            Большинство камер в Узилище было устроено по типу каменных мешков. По сути, это были глубокие ямы, узкие и холодные. Дверь в таких камерах находилась на самом верху и заключённого спускали, привязав под микитки вожжами. Таким же манером и кормили.

            В верхнем подземном этаже располагалось несколько общих камер. В одну из них и бросили сержанта. Ему ещё повезло. Камера хоть и не походила на комнату в дорогой гостинице, но весьма выгодно отличалась от каменного мешка. Прежде всего, она была больше и относительно суха. Да и дверь располагалась там, где ей и положено, что невольно вселяло надежду.

            Ночь прошла довольно спокойно. В кромешной темноте (от потрясения арестом он напрочь позабыл о магии) сержанту удалось наскрести по углам небольшое количество ветоши и прелой соломы. Устроил ложе. Спать, конечно, не спал (какой уж тут сон), сидел и думал о своём.

            Темнота давила на глаза, тишина вливалась в мозг тошнотворной ледяной волной. Откуда-то издалека доносились протяжные крики и безумный смех. За стенкой кто-то непрерывно стонал — тихо, безнадёжно, угасая с каждой минутой. По углам бодро шуршали крысы. Если бы не все эти звуки, Колин бы легко поверил, что очутился в могиле.

            Сержант никак не мог избавиться от странного чувства тревоги. Почему странного? Потому что это была не та вполне естественная тревога узника, ожидающего решения своей участи. Это было что-то иное, скорее вопрос, ответа на который он не находил. Как и в тот раз, когда его арестовали за сбитый шаттл...

            Человек деятельный всегда найдёт, чем заняться, где бы он ни находился — в храме, в конюшне или в тюремной камере. Даже если в камере темно хоть глаз коли, а из отхожего места распространяются зловещие миазмы. Поэтому у стенки Колин просидел недолго. Он встал на четвереньки и медленно пополз вдоль стены, исследуя камеру. То и дело под руки попадали скользкие спинки крыс. Сержант грязно ругался и расшвыривал их в стороны. Один раз чуть не угодил рукой в отхожую дырку и тут же стал брезгливо отирать руки о камни.

            Спустя час, может больше, Колин сделал первое открытие. Он нашёл место, откуда в камеру проникали крысы. В стене, что напротив двери, у самого пола, в камень была вделана редкая металлическая решётка, сквозь которую струился поток менее вонючего воздуха. Колин улёгся на пол и приложил к решётке ухо. Стенания невидимого страдальца стали несколько громче, из чего он сделал вывод, что решётка, во-первых, ведёт в соседнюю камеру, а во-вторых, в этой камере есть вентиляция.

            Порадоваться этому открытию он не успел. За дверью послышались звонкие шаги окованных металлом сапог. С тяжёлым звуком упал засов, дверь омерзительно заскрипела, и в камеру вплыл яркий свет смоляных факелов. Держали их двое.

            — Завтрак! — гаркнул один и швырнул что-то к ногам узника.

            Оба дико заржали и покинули помещение. В угасающем свете Колин успел разглядеть кусок чёрствого хлеба. Он бросился к двери и заколотил в неё что было сил.

            — Эй вы, сволочи, дайте хотя бы воды! — пить хотелось до дрожи в коленях.

            Но за дверью было тихо. Сержант зло вскинул руку и сорвавшийся с неё огненный шар осветил камеру как мощный галогенный фонарь. Ничуть не повредив толстую металлическую дверь, огненные брызги разлетелись в разные стороны, и камера вновь погрузилась в темноту. Почувствовав слабость в ногах, Колин опустился на колени. Что-то было не так. Оттянув ворот рубахи, он понял, в чём дело — шрам едва-едва мерцал.

            — Странно, — Колин отпустил воротник и отполз к стене. — Энергия почти не восстанавливается. Такое впечатление, будто ей что-то мешает. Неужели эти стены?

            Сержант попал в точку. В районе Скавелла и его окрестностей пролегали всего две энергетические жилы и древние камни как нельзя лучше экранировали их и без того слабый потенциал.

            Колин решил отыскать решётку, что нашёл до прихода стражников и засветил слабый огонёк. Решётка отыскалась быстро, но слабость теперь разлилась по всему телу. Решив повременить с магией до восстановления энергетического запаса сержант подполз вплотную к отверстию и приник к решётке лицом.

            — Эй, — тихонько позвал он.

            Узник за стеной не услышал, а может, услышал да не понял. Сержант прислушался. Кажется, несчастный не просто стонет, а что-то бормочет…

            Колин напряг слух ещё больше, пытаясь разобрать если не фразы, то хотя бы звуки, но расслышал лишь отдельные слова, не представляющие, как ему показалось никакого смысла.

            — Эй, ты меня слышишь? — позвал он уже громче. — Есть там кто-нибудь?

            Внезапно бормотание стихло.

            «Он либо умер, либо услышал» — подумал сержант и тут же позвал снова: