Таймири (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 26

Матросы после его слов заметно приуныли. Даже пенящиеся чарки отставили. Только самый беспечный из всех опрокинул пиво себе в глотку и громко рыгнул в полнейшей тишине. Эдне Тау, которая стояла тут же, неподалеку, надоело метать разгневанные взгляды, и она попросту огрела пьянчугу попавшимся под руку веслом.

Никому не нравится спускаться с небес на землю. Но что поделаешь? Такова жизнь. И земля тоже такова. Где есть подъем — там непременно будет и спуск. А если всё время вверх да вверх, то это уже не плоскость — гора получается. Огромная, бесконечная гора.

Утро точно окунули в безмолвие. Пелена туч рассеялась, и ландшафт внизу покрывала лишь тонкая, невесомая вуаль. С вершины открывался изумительный вид, и захваченная этим великолепием Таймири только и могла, что восторженно глядеть в даль. Сколь мелочны и ничтожны были ее заботы о собственном благополучии! Что такое сиюминутное удобство в сравнении с таинственной, непредсказуемой неизвестностью? Иногда нужно чего-нибудь лишаться, терпеть крушения, чтобы, когда выбросит тебя на берег свежей волной, по-новому вдохнуть воздух и острее ощутить жизнь.

На вершине Таймири вдруг поняла, что человек и природа — едины. Они неотделимы друг от друга, как дерево неотделимо от земли. Как дерево… от земли. Что-то случилось со страной Лунного камня, отчего люди, точно сосны массива, вместо питательной почвы избрали для себя почву скудную и затверделую. Если как следует не укоренишься в ней, неминуемо завянешь.

Пальцы Таймири с силой сомкнулись на поручнях ограждения, и захотелось вдруг впитать горный воздух каждой клеточкой тела, вобрать в себя краски этого погожего утра… И подумалось ей: «Если бы люди могли вот так, каждый день, восходить на гору и устремлять свои мысли к свету, в мире наверняка стало бы меньше зла».

— А я утверждаю, что это безумие! — прорезал тишину чей-то бас. — Механизмы держатся на соплях! Мы не можем рисковать!

— Ты мне поговори, поговори, — угрожающе прозвучал голос капитана. — Не ты ли тут главный инженер? Уж починить «ноги-прилипалы» ты в состоянии!

Тишина настойчиво вытолкала спорщиков из своих владений и вновь разлеглась ленивой барышней. Правда, ненадолго.

— Угодим мы в мухоловку, а крышечка-то за нами и захлопнется, — предостерегающе прогнусавил кто-то.

— Нет уж, брат. Меня такими россказнями не застращаешь, — зычно отвечал невидимый матрос. — Капитан знает, что делает. Я, пожалуй, вздремну часок и пойду к нему за указаниями.

— Да ты послушай, послушай! — не унимался тот. — Проглотит нас голубая яма. Как пить дать, проглотит! И это вовсе не россказни. Мой друг бывал здесь три года назад. До сих пор не вернулся…

Странная беседа затихла в отдалении, и Таймири вдруг поняла, что совсем еще не готова к такому опасному приключению. Массив просыпался. Да, именно просыпался. Он уже не казался столь безжизненным, как прежде. Что-то в нем настораживало.

В зеркально-гладких склонах гор отражалась заря, а пики возвышались над пропастью причудливыми загогулинами, похожими на застывшие восковые капли. Эти «капли» венчали уродливую корону массива, которая поначалу так восхищала взор. Кто или что обитает в черных провалах? И нужно ли вообще туда спускаться?

Таймири нащупала в сумке «Записки отшельника» и сжала книгу в руке. Пусть на дне массива их поджидают какие угодно неприятности, «записки» всё равно попадут в библиотеку. Не подводить же Вестницу Весны!

Тут она вспомнила о талисмане — и страхов как не бывало. Ведь в горах, кроме ужасных монстров, наверняка таится адуляр небывалой красоты. Таймири заполучит его, во что бы то ни стало.

Поглаживая седую бороду и щуря глаза, философ сосредоточенно проверял задание Минорис. Та выглядела подавленной и несчастной. Она уже давно поняла: от Диоксида поблажек не дождешься.

— Твои суждения поверхностны и категоричны, — вынес приговор мудрец. — А уму недостает гибкости.

— Я всегда это знала, — буркнула Минорис. — Интересно, как бы выглядел мозг-акробат или мозг-гимнаст…

— Постарайся относиться к учебе серьезнее, — кротко посоветовал Диоксид.

— Да куда уж серьезнее-то? Я и так днями напролет ваши свитки читаю. Надоело! Если ни на что не гожусь, прямо и скажите, — надулась та. — Сколько камень ни поливай, всё равно не прорастет.

— Видно, пора тебе отдохнуть, — устало проговорил философ. — А я, пожалуй, пойду, воздухом подышу.

Переубеждать ученицу он не спешил. Пусть поразмышляет да решит, способен ли прорасти ее камень. Усилием воли из любого, даже самого безнадежного камешка можно вырастить могучее дерево.

Когда Минорис осталась одна, ей страшно захотелось что-нибудь порвать. Или порезать. Она сползла с кровати, стащила вниз подушку и принялась нещадно колотить ею об пол. Ах, какое блаженство! Вскоре у подушки разошелся шов, и из нее посыпались перья.

— Почему… если… я… расстраиваюсь…. меня… никто… даже… не пожалеет?! — с придыханием на каждом слове допытывалась Минорис у деревянного пола. Потом это занятие ее утомило. Она встала с колен и потрясла истерзанную подушку.

— Интересно, откуда берутся перья? На каких фабриках их производят?

Птицу она видела всего один-единственный раз — в пустыне, на плече у Вестницы Весны. Но ей и в голову бы не пришло, что оперение этих диковинных созданий служат набивкой для такой тривиальной вещи, как подушка.

В стране Лунного камня с птицами всегда было туго. Они словно вымерли. Или вымерли, или насовсем улетели за океан. Но чудное дело: сколько ни бились местные селекционеры над разведением птенцов, те упорно не желали вылупляться. Как сговорились!

В общем, Минорис с полным основанием могла бы считать себя везучей. Однако здесь Таймири ее переплюнула. Она видела птицу не один, а целых два раза! Можно сказать, родилась под счастливой звездой.

Однажды, когда тринадцатилетняя Таймири возвращалась из школы (с неудом по поведению и тяжеленным портфелем за плечами), к ней подлетела юркая пташка. И в клюве у этой пташки что-то блестело. Оказалось — серебряное кольцо с пятью голубыми бриллиантами. Оно послушно скатилось на ладошку девочки, а пернатый упорхнул прочь.

Чудо-колечко Таймири хранила как зеницу ока — никому не показывала. Вдруг отберут? Сперва носила его на цепочке, а как повзрослела — стала надевать на указательный палец, тем более что пришлось оно в самую пору. Тетушка Ария поначалу допытывалась: кто подарил, откуда взяла? Возмущалась, что племянница щеголяет такой драгоценностью. Но Таймири держалась стойко. Кольцо — это знак, а знакам не место в запыленных уголках да забытых шкатулках.

Сейчас она стояла на палубе и любовалась отсверками бриллиантов в серебряной оправе. И не тревожили ее ни страхи, ни сомнения. Чтобы воспрянуть духом, достаточно было просто взглянуть на пять голубых лепестков. Потому что в них отражалось небо. Или, лучше сказать, они сами были клочком небес.

— Распогодилось, да? — послышался голосок Минорис.

— Не то слово, распогодилось! — отозвалась Таймири.

— Остер Кинн говорит, в горах всегда так.

— А ты чего словно кислых арнелей наглоталась? Обидел тебя кто?

— Да не обидел. Я сама… — всхлипнула Минорис. — Не хочу больше учиться. До того муторно!

— Смотри, огорчишь старика, а он после этого возьмет и сляжет, — резонно заметила Таймири.

— Если не сляжет он, слягу я, — с мрачным видом пообещала Минорис. — У всех приключение как приключение, а у меня — сплошное мучение. Я тоже имею право на приключения!

— Имеешь, — подтвердила Таймири. — Но только потом не жалуйся. Потому что, чувствую, достанется нам изрядно…

Кэйтайрону отчего-то взбрело в голову сделать осмотр яхты.

— Осмотрим, — сказал он Остеру Кинну, — сверху донизу. Где надо, почистим. Где надо, вымоем. Не спускаться же грязными в массив!

— И то верно, — неохотно кивнул вахтенный. Он терпеть не мог уборку, зато беспорядок был ему и друг, и товарищ, и брат.