Сердце Города (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 9

— Он живой, — тихо сказала Мирилл, ощущая эту самую пульсацию на кончиках пальцев. Внутри растекалось смолой знакомое чувство — нервозность, томление и горячий воздух в костях. — Живой.

В доме Бриджит уже включала ноутбук. Если сказать ей сейчас, что всё отменяется, думала Мирилл, то скоро биение призрачного сердца утихнет. Не остановятся часы, и залив не перестанет гореть золотом на закате.

Просто перестанут исчезать люди.

Просто кошмар закончится.

Просто камень станет холодным.

Мирилл раскинула руки в стороны — и закричала в темнеющее небо. Из розмарина выпорхнула ошалелая птица, мигнули фонари, ветер плеснул в лицо и под футболку холодом и запахом моря. Электрическое напряжение, судорогой сводившее внутренности много-много лет…

…Сколько уже? Ещё до первого убийства? До рыжего старшеклассника и его отца-математика? Раньше, чем светловолосая женщина, до немеющих рук боявшаяся четырёхлетнюю девочку с ускользающим от памяти лицом, притормозила на обочине?..

…выплеснулось наконец, освобождая место для чего-то нового.

Просто освобождая.

Мирилл с хрустом потянулась, мягко перекатилась на ступне с пятки на мысок — и абсолютно бесшумным шагом вошла в дом Бриджит. В холле растресканное зеркало справа от вешалки отразило движение, колыхание сухого воздуха — и больше ничего.

До самого утра они с Бриджит так и не сомкнули глаз. Зато выпили почти три литра кофе на двоих, перелопатили горы материалов по проекту «Фантазия-парк» и даже составили примерный план действий. Уже перед рассветом Мирилл смоталась домой и собрала рюкзак — документы, смена одежды, деньги, отмычки и лекарства, а затем вернулась к Бриджит — за распечатками.

— На-ка, держи, Белая Девочка, — прокряхтела Бридж, протягивая мятый пакет. — Все твои бумажки тут. И, это… Вот ещё. Смотри за ними в оба, — и она сунула Мирилл в руки две коробки, одну бронзовую, вроде табакерки, а другую — чёрную, деревянную, вроде шкатулки или игольницы.

— И что это?

Бриджит отступила на шаг назад и тяжело оперлась на поручень.

— Ну, в одной коробке, которая чёрная — снотворное. Вроде того. Там такие трубки, типа как курево, поджигаешь — и выдуваешь дым, на кого надо. Запашок у него слабенький, цвет прозрачный, так что за пар сойдёт. Главное, сама не надышись. Ну, там в той же коробке есть два кусочка смолы. Вот один пожуй перед тем, как раскуривать трубку. Тогда и вдохнуть немного — не беда, только не злоупотребляй.

— Спасибо, — коротко поблагодарила Мирилл. — Если подумать — в каких-то ситуациях удобнее хлороформа, шприца с транквилизатором или шокера. А во второй баночке что?

— Средство, — совсем тихо откликнулась Бриджит. — Одну горошинку растолочь и под язык всыпать. Или можно в воду подмешать. Вообще чужим его не дают… Тогда, когда ты пришла ко мне, ну, после пожара… Короче, эта штука помогает видеть неправильные вещи. Даже обычному человеку. Ты понимаешь, о чём я.

Мирилл взвесила в руке медную табакерку. Металл холодил ладонь, словно внутри был не наркотик, а сухой лёд.

— Думаешь, с тем человеком тоже сработает? — спросила она, прокрутив в голове схему действий.

— Сработает, — кивнула Бриджит деревянно и отступила ещё на полшага назад. Так, что теперь в синеватом полумраке террасы были видны только белки глаз и влажно поблёскивающие зубы. — Слушай, это… Ты вот спрашивала давно, что я тогда увидела. Ну, в ту самую ночь… ориша или лоа, как ни назови… Я видела привратника, Мирилл. Ты была не здесь и не там, а посередине, и твой… твоя… aparencia… то есть forma, forma… — забормотала Бриджит. — На той самой стороне… её нельзя видеть людям. Даже таким, как я. Вот мамка бы могла…

Она осеклась и стиснула поручень так, что дерево, кажется, хрустнуло.

— Я поняла, — спокойно ответила Мирилл. Где-то глубоко внутри бродило ещё эхо электрических разрядов и крика, и ей казалось, что сейчас она может свернуть дорогу лентой Мёбиуса. — Наверно, я это всегда знала. Спасибо, Бридж. Пока меня нет — ты здесь за старшую. Присмотри за ним, ладно?

— Это я всегда рада, — хохотнула она и махнула рукой. — Иди уже, Белая Девочка. Удачи тебе.

Взмахнув рукой в ответ, Мирилл села за руль «Жука» и повернула ключ зажигания.

На сей раз никакого тумана на перекрёстке не было. Просто все светофоры одновременно горели красным, а поперёк дороги-перешейка, соединяющего скоростную трассу и город, тянулась проволочно-жёсткая чёрная плеть с ярко-синими цветами. Солнце едва взошло, и длинная-длинная тень от автомобиля вытянулась на асфальте, как размазанное мазутное пятно.

Мирилл притормозила и оперлась на руль, глядя, как ветер треплет синие лепестки.

— Отпусти меня. Так будет лучше для всех, обещаю.

Где-то далеко замерли стрелки на больших городских часах.

— Нет, — коротко и звонко ответил он.

— Я не собираюсь уезжать навсегда. Только решу проблему — и вернусь.

— Нет.

Грудь свело на вздохе — от обиды и злости.

«Ревнивый идиот!»

— Слушай, я действительно хочу помочь. Конечно, риск есть, но я всё продумала и рассчитала. Ты и заскучать не успеешь, честно… — Мирилл выговаривала ему мягко, как ребёнку, но в каждом следующем его ответе металлической звонкости становилось больше, и она кисловатым привкусом ржавчины оседала на губах. Густая, нефтяно-чёрная тень на асфальте колыхалась, как дым на ветру. — Это совсем ненадолго.

Светофоры мигнули и погасли.

— Вы всегда так говорите, — ответил он еле слышно. — До того, как увидите остальной мир. Никто и никогда не возвращается туда, где больно… Побудь здесь, Мирилл. Ещё немного осталось.

— Почему ты так… — начала Мирилл и запнулась. Осознание накатило резко — как удар под дых, как истерический визг тормозов на перекрёстке, когда оборачиваешься — и видишь летящий на тебя автомобиль, и ноги прирастают к асфальту, а время раскалывается.

«Он действительно сдался. На самом деле».

Красное граффити, смытое с бетонной стены, там, у набережной, теперь пульсировало под веками: «Уже всё равно».

— Нет, — зло стиснула зубы Мирилл.

— Пожалуйста.

Металлический звон превратился в скрежет — будто медный лист тянут на разрыв.

— Нет. Я должна ехать сейчас. Это единственный выход.

— Мирилл…

— Ты что, станешь удерживать меня силой? Опять? Знаешь, тогда я буду пытаться до тех пор, пока…

Ветер швырнул в лобовое стекло палью с обочины, и Мирилл зажмурилась, а когда открыла глаза, то на всех светофорах горели зелёные стрелки. Внутренне похолодев — вдруг опять передумает, идиот? — она ударила по газам и выкрутила руль, сворачивая к съезду на трассу. Плеть вьюнка хрупнула сухо под колёсами, как бумажная.

В зеркале заднего вида отразился графически-чёткий человеческий силуэт — там, на перекрёстке, кто-то стоял вполоборота, обхватив себя руками и сгорбившись. А впереди, над выездом на трассу, накренился рекламный щит; Мирилл коротко скользнула по нему взглядом — клиника доктора такого-то, острая зубная боль, протезирование, обо всех своих проблемах вы…

«…Вы забудете, как о кошмарном сне».

Мирилл сглотнула тугой комок в горле и до хруста в пальцах сжала руль.

— И не надейся, идиот.

Если карты не врали, то ехать до нужного места предстояло целый день.

Стив Барроумэн, по выражению собственной матушки, находился в дальнем родстве с рэндаллскими лисами и всегда остро чувствовал, когда надвигается его маленький личный Армагеддон. К счастью, это случалось всего пару раз за всю жизнь. Первый — ещё в детстве, когда он в последний момент из-за приступа паники отказался садиться в самолёт. Мать рассказывала, что он тогда разревелся прямо на пункте таможенного досмотра, а потом намертво вцепился руками и ногами в рамку металлоискателя, и когда взрослые пытались разомкнуть хватку — начинал орать в голос. На самолёт тогда семейство Барроумэн не допустили, но горевали родители недолго — спустя ровно четыре минуты после взлёта «Боинг» взорвался в воздухе.