Красота и темнота (ЛП) - Ле Карр Джорджия - Страница 13

Внутри все из черной кожи. Холодное кожаное сиденье, я чувствую его своими джинсами, холод, как бы покусывает мою кожу. Как только он садится, атмосфера в салоне становится напряженной. Запах его одеколона ударяет мне в нос. Свежесть с оттенком специй, может, гвоздики или шафрана. Я вздыхаю и чувствую, как у меня сжимается грудь. Не могу сказать, чем он так влияет на меня. Но от этого я нервничаю.

Машина ревет, и мои глаза скользят к его рукам, большим и грубым. На костяшках виднеются шрамы. Его руки совсем не похожи на руки пластического хирурга, скорее напоминают руки рабочего.

Я поднимаю взгляд выше по его руке, к его шее, туда, где заканчиваются его прямые черные волосы, словно приглашая женщину зарыться в них пальцами. Прежде чем он ловит мой взгляд, я отворачиваюсь и ничего не замечая смотрю в окно. Я до конца не могу понять, что со мной происходит. Я понимаю, что никогда не смогу иметь такого мужчину, как он, поэтому мне стоит перестать фантазировать. Это полная бессмыслица, в конце концов, я разобью себе сердце.

Оказывается, забегаловка находится в нескольких минутах езды, поэтому мы очень быстро прибываем. Он припарковывает машину на желтой полосе.

— Ты не боишься штрафа?

Он подмигивает.

— Никто здесь по близости не посмеет выписать мне штраф.

— Почему?

— Они все приходят ко мне на прием и понимают, что я могу навсегда изменить их внешность, если они это сделают.

— А ты так можешь?

— Не знаю. Но моя машина очень мне дорога, — поддразнивает он.

Мы идем к маленькой закусочной под названием «Эрл Бургерс».

Еще до того, как Джек открывает дверь грубый голос раздается из открытой кухни:

— Во имя Господа, это же Джек чертовый Айриш. — Секундой позже ухмыляющийся мужчина с очень короткими ярко-рыжими волосами и татуировками, ползущими вверх по шеи, подходит к нам. Он восторженно хлопает Джека по спине. — Привет, чувак.

— Привет, приятель, — отвечает Джек.

Бледно-голубые глаза мужчины скользят по мне.

— А кто эта красавица, Младший?

— София, это Пэдди. Пэдди, это София, — представляет нас Джек.

Он наклоняется вперед и берет меня за руку. Руки у него грубые и горячие.

— И почему она тусуется с такими как ты?

— Она работает волонтером в центре «Правят дети», — объясняет Джек.

Глаза Пэдди становятся нежными при нежными.

— Ой... ты моя дорогая, сладкая.

— Поосторожней, приятель, — предупреждает Джек, и в его голосе слышатся стальные нотки, Пэдди даже резко отпрыгивает.

Он поднимает обе руки и на длинный шаг отходит назад.

— Ах, Джек. Не стоит откручивать мне голову из-за того, что твои холостяцкие дни сочтены.

Я вспыхиваю до корней волос.

— Боже, ты перестанешь или нет? — резко спрашивает Джек.

Пэдди смеется, бьет его от души по спине и проводит нас к столику.

— Не обращай на него внимания, — резко говорит Джек. — Он пропил свое IQ до уровня комнатной температуры.

Пэдди весело смеется, совершенно не реагируя на его оскорбления.

— Он хочет троих детей, — восклицает он, показывая три пальца, и направляясь в сторону кухни. Затем он перепрыгивает через прилавок и приземляется на кухне.

— Ну. Он веселый парень, — мимоходом замечаю я.

Джек хмурится.

— Бог знает, что на него нашло. Обычно он не такой... веселый.

Я улыбаюсь.

— Он мне нравится.

Он сердито зыркает на меня.

— У Пэдди все в порядке, я полагаю.

К нашему столу подходит пышная официантка в плотной розовой футболке и такого же цвета стрейч-джинсах. Она вручает мне меню.

— Привет, Джек? — говорит она, улыбаясь ему ярко-розовой улыбкой.

Его губы дергаются в приветствии.

— Здравствуй, Шеннон.

Я заказываю Большой Мерфи бургер с беконом и сыром, чипсы и колу.

— Как всегда с добавлением салата из шинкованной капусты и сладкий картофель фри, — говорит Джек девушке.

— Отлично, — отвечает Шеннон, и забрав у меня меню, плавно удаляется.

Я не могу оторвать от нее глаз, у нее потрясающая фигура, но когда я перевожу взгляд к Джеку, то вздрагиваю, он внимательно наблюдает за мной. Его взгляд настолько глубокий, что практически у меня перехватывает дыхание.

— Значит, ты пластический хирург, — нервно говорю я.

— Каюсь, виноват.

— Должно быть интересно, чувствовать себя Богом, переделывая лица и тела других людей.

Он пожимает плечами.

— Это всего лишь работа.

— Всего лишь работа? Тебе не нравится?

— Не очень.

— Не очень? Тогда почему ты занимаешься ею?

— Это не так лицемерно.

— Что ты имеешь в виду?

— Это долгая история, София.

Я наклоняюсь вперед.

— Мне нравятся длинные истории.

Официантка возвращается с двумя банками колы и двумя стаканами.

— Ну, первоначально я не хотел высасывать жир из людей, которые слишком ленивы, чтобы встать на беговую дорожку, или вводить жир в лица самонадеянных знаменитостей. Когда я был моложе, я был идеалистом. Я хотел исцелить мир. Я хотел совершить что-то великое, знаешь, многое изменить.

Он останавливается и хмурится.

— Но кое-что произошло в моей жизни, и я захотел уехать из Англии, поэтому я присоединился к «Врачам без границ» и отправился в Африку.

— О, вау, Африка! — восторженно прерываю я его.

Секунду он сидит мрачнее тучи.

— Да, Африка.

— Должно быть, это удивительно.

Он смотрит на меня совершенно пустыми глазами.

— Африка полностью уничтожила меня.

— Почему? — пребывая в шоке, спрашиваю я.

Он делает пару глотков колы прямо из банки.

— Я понял, что изменить мир невозможно. Мало того, что вся чертова система по своей природе полностью паразитарна, она специально создана таким образом, и мое маленькое (вау!) желание не способно изменить ее. Поскольку само мое существование — продукт этой же системы. На самом деле, я был винтиком в хорошо смазанной машине, которая безжалостно эксплуатировала бедных и угнетенных, чтобы сытый монополист, сидя где-то на Западе, смог заработать еще один доллар, который ему фактически не так уж и нужен.

Я с любопытством смотрю на него.

— Что ты имеешь в виду?

Он вздыхает. Я вижу, что эта тема для него не совсем приятна, она как бы угнетает его.

— Как врач, ты становишься невольным инструментом крупных фармацевтических компаний, которые сбывают просроченные вакцины и лекарства по сниженным ценам. Они хотели, чтобы я вкалывал этот яд в африканских детей.

— А ты не мог кому-нибудь пожаловаться? — в ужасе спрашиваю я.

— Политиков покупают, чтобы они закрывали глаза на такие дела, а аналитические центры и правительственные чиновники молчат, продолжая заниматься своими «насущными проблемами».

— Я не могу поверить, что такое возможно. — Господи, о чем я говорю? Стоит только взглянуть на круговорот коррупции, который удерживал меня в рабстве столько времени. Те же самые политики были моими самыми ценными и крупными клиентами.

— Пока я был там, так все и происходило и трудно представить, что сейчас что-то изменилось. Вопрос стоит о слишком больших деньгах.

— Так ты уехал?

— Не сразу. Я все еще думал, что смогу что-то изменить. Я начал просвещать народ. В Африке человеческая жизнь стоит очень дешево, фактически ничего. Несколько пуль. Одна в грудь и пара в живот. Меня сильно подцепило, и я бы умер, если бы Блейк не отправил военных, которые меня нашли и вернули назад в Англию.

— О Боже мой!

— Когда я вернулся, происходило то же самое дерьмо снова и снова. Представители крупных фармацевтических компаний постоянно крутились в моем кабинете, предлагая самые дорогие лекарства. В основном пытались подкупить меня своими откатами, чтобы я как можно чаще выписывал их лекарства. Мне было стыдно, что я давал клятву Гиппократа. Наш девиз стал уже не навреди, как говорил великий врач, а совсем наоборот, как можно дольше лечи больных, наполняя карманы фармацевтических компаний.