Граната в ушанке - Ефетов Марк Симович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/41
• Следующая

Не знал Бочин о несчастье, случившемся с Борисом.

ДОЖДЬ В ЯНВАРЕ

Двадцать лет назад под Новгородом, где недавно работали сапёры лейтенанта Каляги, на берегу озера, скрытый темнотой ночи, Феофан Сергиенко полз в расположение врага.

Вот как это случилось.

Уходя из Новгорода, фашисты уничтожали город - улицу за улицей, дом за домом. Они взрывали здания, стоявшие века.

До войны тысячи людей приезжали сюда со всего света смотреть гениальные творения великих художников; учёные восторгались чудом мирового искусства - зданиями в кремле, созданными русскими мастерами. Так восторгаются храмом Василия Блаженного в Москве.

В Новгороде фашисты закладывали в эти исторические здания тол; они обливали бензином и керосином памятники архитектуры, замазывали дёгтем росписи великих мастеров, росписи, которые изучали в университетах всех стран.

Двадцать девять месяцев фашисты хозяйничали в Новгороде. Но самые страшные преступления совершали захватчики в дни, когда им стало ясно: удержаться на советской земле нельзя, надо бежать. И вот перед этим бегством гитлеровцы стали превращать Новгород в зону пустыни. Они сбросили с пьедестала бронзового Пушкина и Гоголя, Петра Великого и Суворова, разобрали на куски памятник "Тысячелетие России".

Но уже на улице разрушенного города ветер доносил тысячеустое "ура". Наступление наших войск началось там, где немцы его совсем не ждали: с юга и севера Новгорода.

Это было 14 января 1944 года. Морозы сменились оттепелью, и неожиданно полил дождь. Дождь в январе.

Болота под Новгородом набухли, дороги расползлись. Наши войска шли по воде и грязи. Шли пешком - автомашины завязли, - но шли, не сбавляя шага. Впереди был Новгород.

МАЙОР ЕЛЮГИН

В один из таких дождливых дней командир танковой части майор Елюгин приказал разведать дорогу к озеру. Уж очень подозрительную возню начал там противник.

А перед танками была поставлена задача: прорваться вперёд, прикрыть наступление пехоты с фланга и этим сорвать замысел врага - не дать ему спокойно отойти.

Однако, прежде чем решить эту главную задачу, надо было решить ещё две: разминировать дорожку через ничейный участок фронта - это первое. А потом по этой дорожке жизни должны были проползти разведчики и доложить командиру танкистов, что за возню предприняли фашисты.

Вот уже пошли по раскисшей земле сапёры со своими пищалками в наушниках миноискателей.

В землянке, склонившись над картой, сидел майор Елюгин. Разноцветные линии и стрелы - прямые и загнутые - пестрели по всей карте. И, хотя на карте этой было множество всяких знаков, казалась она майору немой: многое в ней было неизвестно.

В тот день майор Елюгин не был похож на того Елюгина, с которым за круглым столом в саду под яблонями сидел профессор Бочин.

В землянке склонился над картой молодой человек с чёрными усиками и такими смугло-бордовыми щеками, будто он только сегодня вернулся с юга, где загорал и купался. Елюгину не было тогда и тридцати лет. Он мог не спать две-три ночи подряд, мог сутки не вспоминать о еде, мог - и так оно и было - сам обмотать себе бинтом руку, задетую пулей, и тут же забыть о ранении, мог спать, сидя у стола и положив голову на руки.

Елюгина любили в полку, как всегда и везде любят людей весёлых и смелых, прямых и бесхитростных - таких, с которыми забывается страх и жизнь кажется легче, даже если она и очень тяжела.

А майор Елюгин так же любил сержанта Сергиенко, которого в части называли "Добре". Да, имя это шло к нему как нельзя лучше. Когда на отдыхе (в армии отдых понятие условное) надо было нарубить дров, выкопать проход в землянке или очистить снег, пока ещё думали, кому бы это поручить, Сергиенко говорил, будто угадывал мысли майора:

"Добре, я зроблю".

Когда он возвращался с передовой и Сергиенко спрашивали: "Ну, как там?" - он говорил: "Добре. Наши "катюши" дают Гитлеру прикурить".

Майор, встречая Сергиенко, часто задавал ему один и тот же немудрящий вопрос:

"Как дела, сержант?"

И ответ был всегда один:

"Добре".

Посылая Сергиенко в разведку, майор спросил:

- Задача понята добре?

- Добре понята. - Сергиенко улыбнулся, и на его чуть скуластом смуглом лице сверкнули ровные белые зубы. - А як же! С четырьмя бойцами пройти дорогой, что проложат сапёры. Буде як раз темно, як подползём к озеру. Ну, и развидать, шо там фашист шебуршит. И з темнотою же возвернуться живым и без царапинок.

- Вот это добре! - Елюгин поднялся и теперь стоял лицом к лицу с сержантом.

Тот лихо подбросил согнутую ладонь к правой брови, щёлкнул каблуками, и снова чуть-чуть блеснули его белые зубы.

Улыбнулся и Елюгин:

- Значит, скоро добре отдохнём...

ЛИСТОК ИЗ ТЕТРАДИ

Они, эти бесстрашные люди, как бы играли в войну, как это и бывает со смельчаками. А в душе знали, что задача трудная, рискованная, опасная. И что там - отдых в Новгороде?! Живыми бы остаться к завтрашнему дню. Но об этом старались не говорить. Улыбались. Шутили. Говорили так, как говорят, когда идут на прогулку...

Сержанту надо было отправляться в разведку. Уже спустился в землянку и стал рядом с ним, чуть согнувшись, высокий танкист в чёрном и мягком, будто ватная стёганка, шлеме.

- Старшина Убийволк будет с вами, - сказал майор, показывая на танкиста. - Вы знакомы?

- А як же! Добре знакомы!

- Тем лучше. - Майор протянул руку к Убийволку. - По рации он свяжется со мной. Я буду в головном танке. Ну, что, Сергиенко, не всё добре? Что, просьба есть?

- Есть.

Он ведь, сержант, ещё десять минут назад не знал, что пойдёт сквозь "ничейную" землю, через линию фронта, что в сумерках поползёт в расположение врагов. Здесь прятались мины; тронь только взрыватель разорвут; здесь десятки пар глаз следят в бинокли и подзорные трубы за каждым квадратным метром земли; здесь смерть поджидает его, Феофана Сергиенко, на каждом шагу.

Отправляясь в разведку, Сергиенко шутил, хотя знал, что идёт на опасное задание. Елюгин видел, как несколько минут назад, получив задание, Сергиенко писал что-то на тетрадном листке. Может быть, письмо родным, а может быть, рапорт, заявление. Майор ждал, когда Сергиенко скажет об этом.

• Предыдущая
• 37/41
• Следующая