Аркадия (СИ) - Беляева Дарья Андреевна - Страница 16

- Да, мам? - сказала я скучающе, и лицо Адриана приняло уморительное выражение скепсиса. Но мама не ответила, безжизненно текли секунды, цифра сменяла цифру, а мама молчала, и я не слышала ее дыхания в динамике.

- Мама! Я тебя не слышу, наверное, что-то со связью.

Я засунула телефон в карман, в этот момент мобильный Адриана тоже зазвонил. Адриан достал телефон, повернул его, демонстрируя мне экран. Папа. Я усмехнулась. Адриан взял трубку, так же поставил звонок на громкую связь.

- Да, папа? Надеюсь ты решил извиниться, потому что в противном случае я ухожу жить в лес, дикие животные, даже больные бешенством, и то приятнее тебя.

Острота Адриана канула в пустоту, папиного голоса не было слышно, как и маминого.

- А до них не доходит, если проблема со связью у меня, то и у тебя тоже, - хмыкнула я. Голос мой прозвучал неуверенно, будто я успокаивала себя.

- Не нервничай, милая, - посоветовал Адриан. Он опустил телефон в карман, в точности повторяя мой жест, и мы взялись за руки. Не нервничать не получалось, хотя я очень хотела. Я совершала поворот за поворотом, но парк становился только гуще. Все маршруты, которые я знала, будто перепутались, смешались друг с другом, сплелись.

- Мы все время оказываемся на одном и том же месте, - сказала я. - Ходим кругами.

- Это бывает с теми, кто потерялся, - ответил Адриан. Голос его выражал удовлетворение прогулкой и больше ничего. Я подумала, что так и не помню ни единого момента, когда Адриан потерял свою довольную самоуверенность, хотя в склонности к самообману он никогда замечен не был. Родители все звонили, раз через пять мы перестали брать трубку - смысла в этом не было никакого. Я поймала себя на том, что, может быть, была бы рада услышать их голоса. Мы уходили все глубже в парк, и я уже соскучилась по временам, когда мы, по моему разумению, ходили кругами. Сейчас мы шли строго вперед, потому что я признала свое посредственное владение географией Берзели. Для меня это стало открытием, я думала, что знаю этот парк как свои пять пальцем. Лес становился все гуще и гуще, теперь у меня язык не поднимался назвать это место парком, оно было огромным и в то же время тесным из-за наступающих друг на друга деревьев. Теперь Адриан шел позади, а я впереди, места для двоих уже не хватало, тропинки не было, и я не заметила, как мы потеряли ее. Мы петляли между деревьев, то и дело натыкаясь на острые, гибкие ветки. В конце концов я встала, как вкопанная и заорала:

- Я ненавижу это место! Ненавижу это место, своих предков, этот гребаный день! Я даже воздух здесь ненавижу! Гребаная Швеция! Я хочу сдохнуть! Я устала! Хотя что это я, здесь-то мы и сдохнем! Связи нет! Мы заблудились!

- И парк вообще не должен выглядеть так. На "Трип-эдвайзере" его называют компактным и интуитивно понятным местом для семейных прогулок.

Дальше я орала уже бессловесно. Я понятия не имела, сколько времени прошло, прежде чем Адриан указал рукой куда-то влево.

- Там озеро, пойдем хоть в красивом месте умрем.

Адриан будто бы вовсе не волновался. Он взял меня за руку, и я последовала за ним. Озеро было огромное и очень светлое. Никогда прежде я не видела такой прозрачной воды, луна пробивала толщу до самого дна, делая озеро большущей каплей расплавленного серебра. В темном ночном воздухе кружили, как золотые звезды, здоровые светлячки. И тогда меня накрыло, как колпаком, одним удивительным фактом. Мы не были в Берзели. Я изучила парк вдоль и поперек, здесь не было озера, тем более такого. Озеро уходило дальше, как ртуть просачиваясь вглубь леса, сквозь деревья. Мы вышли на поляну перед озером, и я увидела, какая огромная, будто нарисованная, над нами луна. Мне сразу вспомнился разговор в клубе. Другой мир, иной мир. Пейзаж был как в сказке, медленными скачками гарцевали светлячки, вода будто светилась, и по ней плыли редкие кувшинки, скрывшие свою красоту на ночь.

- Невероятно, - прошептала я.

- Похоже на компьютерную заставку, - сказал Адриан. Голос у него был чуть рассеянным, это выражало крайнюю степень удивления. Он прошел вперед.

- Лунной дорожки нет, - сказал он. - Свет равномерный, как от солнца. Тебе это не кажется странным?

- Мне кажется странным все, - засмеялась я. Странным, и в то же время сказочным. Я никогда прежде не была в таком мучительно красивом месте. Запрокинув голову, я заметила, что в кронах высоких деревьев вилось еще больше светлячков, будто золотые елочные гирлянды, притаившиеся на ветках. Я кинулась к Адриану, и он подхватил меня на руки. Мы танцевали в абсолютной тишине, сопровождаемой лишь нежным, почти незаметным трепетом воды. То, что мы переживали, было чудом. И хотя я была напугана, я была и вдохновлена, удивлена. Мы остановились и посмотрели на воду. Адриан сделал шаг вперед, носок его ботинка умылся в прозрачной воде.

- Лучше не трогать ничего в незнакомом...

Я начала, но продолжить не успела. В этот момент длинная, белая рука с хваткими пальцами обвилась вокруг щиколотки Адриана. Он закричал, и я вцепилась в него, когда он полетел на землю. Рука будто не принадлежала никому, росла из земли, как цветок, но при этом была подвижная, слепо шарящая в поисках тепла, и это было отвратительно.

- Адриан!

Я кинулась к руке, чтобы отсоединить ее, пальцы разгибались с хрустом, и когда мне оставалось только два, я увидела вторую такую, за секунду прежде, чем она схватила меня. А потом их, как в сюрреалистическом фильме, стало вылезать из-под воды все больше и больше. Они тянулись к нам, и мы с Адрианом пытались освободить друг друга, но стоило нам попытаться выползти, как нас хватали снова. Я колотила эти руки, кусала их, вырывалась, но чем дольше я боролась, тем слабее становилась, а вот белые, мокрые и холодные руки мертвецов, вырывающиеся из-под земли, не уставали. Это руки утопленников, подумала я.

Мы сползали в холодную воду, нас передавали все дальше. Когда мы оказались в воде, бороться стало еще сложнее - вода замедляла движения, смягчала удары, а руки мертвецов, длинные, белые руки мертвецов были все такими же цепкими. Мы барахтались в воде, кричали, но сила десятков рук вела нас к середине озера, в прозрачной воде подо мной я видела, как руки вытягиваются из-под земли, хватают нас, трясут, как собака игрушку, передают дальше. Когда мы оказались на середине озера, вдруг все закончилось. Мы замерли, с трудом пытаясь не пойти ко дну тут же.

- А как думаешь, какая идея за сегодня была самая плохая? - спросил Адриан, когда мы вместе рванули к берегу.

- Но мы ведь все равно хотели съездить на озеро, - засмеялась я.

И в этот момент сила, уже невидимая, потянула нас обоих вниз, на дно. Я смотрела, как прозрачная вода, не закрывающая небо и луну надо мной, становится все темнее.

Воздуха осталось совсем мало, а я все не чувствовала дна. Зато мне удалось нащупать руку Адриана. Это и было самым главным.

Я открыла глаза, вытянула перед собой руку, совершенно не представляя, зачем я это делаю. На руке оседало золото солнца, и я поняла, что уже утро. Еще я поняла, что оно летнее. Осеннее солнце не в силах было дать мне столько тепла, это было слабеющее, блеклое светило. А то, что смотрело на меня с неба, было солнцем в расцвете своей силы и славы, где-то в середине июня. Я резко поднялась. Тело отозвалось негодованием, кости ломило. Я упала вниз осенью и в ночь, а очнулась в летний полдень. У меня получилось открыть и закрыть рот, но на этом мои полезные навыки почти исчерпались, почти, потому что еще я смогла приподняться и снова упасть. Я не могла вымолвить ни слова. Я лежала посреди земляничного поля, рубины ягод тут и там выглядывали сквозь кружево зеленых листьев. Все показалось мне сном, и я ощущала даже особенную дымку, обволакивающую мое сознание. Даже полет мух и ос надо мной казался мне не таким стремительным, как в реальности. Все замедлилось, а может мне так казалось. Прямо надо мной склонилась сочная, блестящая от росы ягода, а вокруг нее, как спутник по орбите, летала изумрудная муха. Я отогнала ее ладонью, и муха с неприятным жужжанием ударившись о мою линию жизни, упала на землю и снова взлетела, решив найти себе другую орбиту. Небо было такое синее, что глаза заболели, и я поняла, что вообще все цвета вокруг полнее и ярче, будто кто-то до самого конца выкрутил рычажок, отвечающий за контрастность. Это было красиво и болезненно одновременно.