Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие - Любарский Георгий - Страница 1

Эта книга родилась из интереса к живому пониманию истории, и написана она не как научная работа. И причина этого не только в том, что в ней не рассматриваются непосредственные первоисточники, что является показателем профессионализма в историческом труде. Нагружать книгу справочным библиографическим аппаратом оказалось бессмысленным, поскольку не способствовало большей понятности изложения и не делало само изложение менее спорным. Так же трудно сказать, что в книге нового. Почти все мысли, в ней высказанные, уже высказывались многими другими людьми, – и в то же время нельзя сказать, что они тривиальны. Это скорее книга читателя, чем писателя: я очень хотел разобраться в том, о чем повествует нам история человечества, но не смог найти полный образ того, что я искал, в существующей литературе. И тогда я начал писать книгу, которая выстроилась не по странам или датам, не по историческим периодам или лицам, – она выстроилась согласно ходу мысли. К некоторому моему изумлению мысли эти выстроились не совсем так, как этого можно было ожидать. Но я не стал им мешать.

Сравнительный метод в исторических исследованиях применялся, можно сказать, всегда. С другой стороны, полномасштабное применение этого метода не было достигнуто. К XIX веке применение сравнительного метода считалось само собой разумеющимся, в русской историографии С.М. Соловьев без особых пояснений различал «тожественные» и «нетожественные» явления. В немецкой историографии широко обсуждали методы сопоставления рядов исторических явлений Риккерт (Риккерт, 1908) и Трёльч (Трёльч, 1994). Однако в начале XX в. Н.П. Павлов-Сильванский «открыл» этот метод заново, с особой настойчивостью применяя его к решению проблемы феодализма в России путем изучения сходства и различия исторических явлений. Он не сформулировал четкого представления о критериях сходства явлений, не развернул полной картины сравнительного метода, – «лишь» указывал на очевидные сходства в развитии России и Западной Европы, чтобы кардинальный вопрос об общем характере русской истории, на котором ломали копья славянофилы и западники трех-четырех поколений, привести к состоянию, в котором этот вопрос мог бы получить объективный ответ.

Затем, однако, победила школа историков-буквалистов, полагавших, что простое изложение летописей и иных свидетельств дает самый полный ответ на любой вопрос, который может быть обращен к истории человечества. Появилась история «ножниц и клея», которая собиралась из отрывков летописей и грамот. Такая история была объявлена «единственно научной», поскольку не признавала домыслов и базировалась на солидной эмпирической базе. Но вместе с домыслами из истории ушла мысль. Сравнительно-исторический подход перекочевал из истории в социологию. В конце XIX в. в истории сложилась совсем забавная ситуация: Макс Вебер признавался, что его с детства интересовала морфологическая сторона исторических явлений, ему хотелось изучать жизнь крупных структур, больших блоков истории, рассматривать их влияние на жизнь людей. Однако современная ему история была чисто-эмпирической наукой о грамотах. В результате Вебер «понял», что его интересы влекут его в иную научную дисциплину, и занялся социологией.

Как протест против этой ситуации, в противовес историографической концепции буквализма, в 30-х годах во Франции возникла школа «Анналов». Марк Блок, Люсьен Февр и Фернан Бродель обратили внимание на комплексность процесса истории, признали множественность связей в общественной системе. В связи с этим произошла ломка механического понимания причинности, разрушилось представление о линейности развития, стало ясно, что разные стороны общественного целого развиваются с разной скоростью. Новое знание было получено не из-за открытия новых летописных источников; у историков возникло новое представление о том, что означает вопрос «почему?». Ранее искали исторические причины и исторические следствия, верили, что после того, как найдена «истинная причина», явление можно считать познанным. Однако таких «истинных причин» нашлись многие десятки, и сама объяснительная схема истории должна была измениться.

Основатели «Анналов» отстаивали применение сравнительного метода в истории, обращая особое внимание на изменения общественного сознания, на те изменения человеческой психики, в рамках которой осмысляются все исторические реалии. Снова сравнительный метод при изучении истории был «открыт», снова он был признан первенствующим при изучении явлений истории. Постепенно в 50— 60-х годах школа «Анналов» стала одной их самых влиятельных, однако отсутствие представления об общем плане строения общества и о наиболее важных изменениях душевной жизни привели ее к буквалистскому – на новом уровне – исследованию отдельных сторон быта людей прошлых веков. Упрощенно говоря, в ответ на вопрос, чем отличалась душевная жизнь человека Средневековья от современного человека, приводятся данные о том, насколько часто моется человек в ту или иную эпоху, что он пьёт и как часто молится. Эти данные, несомненно, представляют большую ценность. Однако для того, чтобы описать развитие исторического организма, надо яснее представлять себе его общую морфологию, знать, как один «орган» такого организма влияет на другие его части, понимать, какие исторические явления будут лишь вариантами одного типа, а какие – представлять самостоятельные сущности, живущими по особым законам.

Сравнительный метод является необходимой составной частью любого научного исследования, имеющего дело с реальными объектами (а не идеальными, как в различных областях математики). Для научного описания какой-либо предметной области прежде всего следует различить объекты, с которыми исследователь имеет дело, выяснить их сходства и различия, объединить их в классы по существенным сходствам. Правда, во многих науках эта методологически необходимая часть научного метода редуцирована – или по причине предполагаемой тривиальности (как в физике), или в связи с непониманием истинной структуры научного метода. Любая наука, изучающая реальные явления, начинается с морфологического метода описания этих явлений. Морфология, в свою очередь, тесно связана с систематикой, с объединением явлений в классы.

Сравнительный метод служит основой для описания морфологии объекта исследования. Обычно мы не различаем объекты по признакам, а сразу схватываем целостный образ объекта, видим, на какие другие объекты он похож. Но чтобы знание об объекте стало научным, требуется указать признаки, с помощью которых выделяется данный объект. От прочих областей познавательной деятельности наука отличается большей степенью преемственности и воспроизводимости результатов. Целостное видение объекта нельзя передать другому человеку, незнакомому с этим объектом. Только мысленно выделив в объекте какие-то структуры, признаки, отличия, мы можем рассказать о них другим людям и таким образом сделать наше знание доступным другим.

Изучив морфологию объекта, указав те признаки, на основании которых объект похож на некоторые другие, и те аспекты, в которых он отличается от других, мы можем соотнести изучаемый объект с другими, то есть представить и описать группу объектов, в которую изучаемый объект входит как часть (элемент, аспект). Выделение группы (класса) объектов, в каком-то существенном отношении сходных, позволяет в дальнейшем работать не с бесчисленным множеством эмпирически данных объектов, а с ограниченным количеством типов (классов) объектов. При решении задач предполагается, что все объекты одного класса ведут себя более или менее одинаково. Если же в данном случае объекты, относимые к одному классу, ведут себя по-разному, мы заново изучаем морфологию, выделяем иные классы, более подходящие для решения данной задачи.